Они остались вдвоём в синем бархате ночи: старый воин – на веранде, самурай – на ступенях. Ошоби спустился вниз: «Иди за мной», – и неторопливо, тяжело ступая пошёл по узкой песчаной дорожке через сад.

Следуя за хозяином сквозь тихую лунную гармонию ночного сада, молодой самурай с удивлением вслушивался в странную дрожь, волнами проходящую через всё его существо. Вечером здесь, видно, прошёл дождь, и на некоторых листьях ещё сказочно покачивались подсыхающие капли. А быть может, садик недавно поливали, чтобы хозяин мог насладиться всей полнотой его красоты?..

Горло Матэ сжималось. Он не понимал себя. Сладкая печаль окутывала душу, как слёзы.

«Я хотел бы сейчас уйти… – подумал Токемада. – Быть может, он предложит мне это?»

Он с трудом дышал. Никогда ещё не было Матэ так хорошо и так больно.

Маленький чайный домик – тясицу – возник в самой глубине сада. Его веранда была усыпана ковром из опавших лепестков сакуры. От зрелища этой красоты Матэ невольно замедлил шаги.

Старик ополоснул руки из ритуального кувшина возле входа и вытер их чистым белоснежным полотенцем, висевшим над водой. Потом он достал из-за пояса свой меч и положил его на специальную скамеечку на веранде. Кряхтя, согнулся почти пополам и протиснулся в низенькую дверцу домика.

Всё это – и оставление мечей снаружи, и низкий вход, – имело глубочайший смысл: смирение, уравнивание, умирение всех перед лицом вечной красоты, совершенной гармонии Жизни и Смерти, безупречности и бесконечности Истины, к размышлениям о чём и подводила идущая из глубины веков дзенская чайная церемония тя-но-ю.

Матэ погрузил ладони в прохладу чистой родниковой воды в кувшине. И долго смотрел, как нежным корабликом плавает на поверхности цветочный лепесток.

Возле занавешенной двери на веранде он задержал движение и дыхание.

«Всё было так же… двадцать лет назад?.. Всё это «саби» («налёт времени»)… те же деревья, роняющие лепестки на веранду… те же ступени… и так же свистел чайник?.. Тот же чайник?!.»

– Добро пожаловать, – сказал Этоми Ошоби с поклоном, начиная ритуал на пороге.

– Вы оказали мне честь, – вздрогнув, машинально ответил Токемада. И поднял глаза, жадно оглядывая комнату.

Одна стена помещения была отодвинута полностью. Ветви с белоснежной пеной соцветий тянулись в дом из сада, создавая нереально сказочное, чарующее зрелище. Несколько глиняных светильников, расставленных на разных расстояниях и высоте, напротив, подчёркивали гармонию и уют именно земного, человеческого мира. Среди белого песка очага сияла огнём изысканная пирамидка древесных углей, на треножнике над нею нежно пел чайник.

Старик вышел из кухни с подносом в руках, сел напротив гостя. На подносе был лёгкий ужин: рыба, рис, фрукты, всё красиво разложенное, украшенное небрежно-изысканно лепестками цветов, – в соответствии с самыми строгими эстетическими требованиями церемонии.

Когда они покончили с едой, Ошоби отнёс поднос обратно на кухню и начал заваривать чай неторопливыми священнодейственными движениями, каждое из которых имело определённый смысл и шло из глубины веков. Хорошо знающий ритуал тя-но-ю, Матэ смотрел на все действия хозяина в странном состоянии транса – сладостного покоя и растущего волнения одновременно. Внимание его усиливалось, каждая деталь воспринималась обострёнными чувствами, как громкий аккорд… и в то же время Матэ казалось, что он спит и видит сон – сказочный, яркий, нереальный, какие люди видят только в детстве.

– Прошу вас, отведайте чая.

– Это будет для меня большой честью. Благодарю вас, мне хотелось бы после вас.

– Вы мой гость. Это вы оказываете мне большую честь. Прошу вас.

– Благодарю. Чудесный чай…

Матэ грустно смотрел на тлеющие угли. Чашка в его руках слегка дрожала.

– Я видел много церемоний. Но такой мастерской – ни разу, – искренне сказал он. – Мне показалось, что я вернулся в сны о детстве… Жаль, что это было лишь видение… Но, думаю, пора возвращаться в реальность? Я не ребёнок и знаю, что за всё на свете приходится расплачиваться…

– Хотите ещё чая? – внезапно спросил старик.

– Да… благодарю вас! – Матэ понял намёк и замолчал, принимая вновь разлитый хозяином зелёный чай. Этот разговор вести не ему. Не он здесь диктует условия.

Зашипел, потухая, фитиль одного из светильников. Через минуту догорел и второй. Ночь, – тёплая, благоухающая, ласковая, – вошла в дом целиком и наполнила его тихим ветерком, шорохом деревьев, бездонностью и бесконечностью небес. Точно ожидая именно этого момента, выкатилась из-за облака огромная белая луна, и засиял весь мир, купаясь в величии её триумфального шествия.

Несколько падающих лепестков скользнули из сада на колени Матэ.

«Я умру сегодня, – подумал он. – Благодарю судьбу за счастье, которое я не заслужил. Мне будет легко сегодня это сделать. Пока весь мир мой… Завтра ничего этого у меня уже не будет. И мне не нужно такое завтра. Я правильно выбрал. Слава Будде!»

Полный покой охватил его душу. Матэ знал, что уже ничто не выведет его из этого сладкого сияния Пустоты. Он был абсолютно счастлив и спокоен.

– Значит, Нисан мёртв? – задумчиво произнёс Ошоби.

Самурай смотрел в небо.

– Да. Но я не убивал его. У нас в Японии это называется «совершить сэппуку». Я не знаю, как это называется в Китае. Он шагнул под мой занесённый меч, не глядя на него. Он вообще не смотрел на меня, – медленно, с паузой после каждой фразы ответил Матэ. – Я провёл удар до конца, потому что незавершённое движение некрасиво.

– Не смотрел на тебя? – через минуту заговорил старик. – А куда он смотрел?

– Мимо. За моё плечо. Я не знаю. Может, на вашу дочь. Мне кажется, она как раз была справа за моей спиной.

Матэ помолчал. И тем же ровным, абсолютно лишённым каких-либо эмоций голосом продолжил:

– Он был отличный боец. Я считаю большой честью для себя, что мне довелось с ним сойтись в поединке. Но он не должен был так умереть. Это – не моя победа.

– Да, – просто подтвердил Ошоби. – Это – его победа.

– Да.

Старик вдруг очень внимательно всмотрелся в залитое лунным светом, безжизненно прекрасное и торжественное лицо молодого самурая.

Потом свёл брови и задумался.

– Послушай меня, капитан Токемада. Я изложу тебе суть проблемы, а ты сам рассуди, как я должен её воспринимать. Ты выигрываешь поединок; в столице проходит свидетельская церемония; свидетель готовится к отъезду. И вдруг, насколько я понял, среди ночи появляешься ты, самурай Шогана, возглавляешь отъезжающую группу, вступаешь по дороге в бой с напавшими «тенями» и спасаешь от неминуемой гибели мою дочь. Прежде чем начать благодарить тебя, я хочу разрешить появившиеся у меня естественные вопросы. Что означает твоё неожиданное появление? Кто были нападавшие? Каковы причина и цель нападения? И какова связь всего этого с твоим появлением? Я вижу странно замыкающийся круг… и весьма желаю понять его суть и происхождение, чтобы принять правильные решения. Скажи мне, – ты узнал нападавших?

– Да, – ответил Матэ через долгую паузу. Сияющее небо завораживало его.

– Это были люди Шогана?

Токемада молчал.

«Какая огромная луна, какое совершенство! И эти лёгкие облака вокруг неё – как морская зыбь, просвеченная солнцем…»

– Самурай! Моя дочь – единственный дорогой мне на этом свете человек, – глубокая живая боль зазвучала в голосе старого воина. – И никакой этикет не заставит меня сделать вид, что ничего не произошло. Но посуди сам, каким бессмысленным будет моё обращение к Шогану с требованием расследования, если он сам как-либо к этому причастен! Ты ведь человек чести, Токемада!.. Это были люди Шогана?

Матэ молча повернул к нему лицо.

«А ещё они похожи на соцветия сакуры…»

– Нет, – коротко ответил он.

Теперь тяжело и надолго задумался Ошоби.

– Не думаю, что ты был послан Шоганом. Он послал бы не тебя и не одного. Но Шоган вообще никого не послал бы, чтобы спасти нам жизнь. Ему была важна победа любой ценой и смерть Нисана любой ценой, потому что это последняя победа. Шоган хочет поставить точку, и ему не нужны больше ни поединки, ни Свидетели. И не столь важно, чьими руками убрал бы Свидетелей Шоган. Но ты сглупил, влезая в это дело. Ты теряешь больше, чем выигрываешь, капитан Токемада. Может быть, ты теряешь всё… Поэтому я и хочу знать, что нужно было тебе в этой заварухе? Как ты здесь оказался?