Вдавившись спиной в стену, Нази погасшим взглядом смотрела на самурая, почти не дыша и не слыша стука своего сердца.

– Когда вы отправляетесь? – спросил Матэ глухо.

– На рассвете, – не сразу ответила Нази. Отошла от стены, радуясь, что есть чем заняться. Собрала в ладонь монетки со стола, зачем-то ссыпала их в сумку. Потом вспомнила. – Скоро подойдут ещё люди, и тронемся даже до рассвета.

– Людей Ёритомо не будет, – бесстрастно произнёс Токемада.

– Что?! – Нази показалось, что грянул гром средь ясного неба.

Она медленно подошла к нему.

Матэ всё так же смотрел в ночь.

– Капитан..?

Он повернул лицо. Нази увидела жёстко прищуренные глаза, смотрящие куда-то вскользь.

– Капитан Масатаки по высочайшему распоряжению Шогана должен сегодня до рассвета совершить сэппуку. Ради праздника ему разрешено сохранить свою честь.

Почти не дыша, девушка расширенными глазами долго смотрела в его лицо, пока не поняла, что пояснений не будет.

На миг ей вдруг показалось, что она стоит на головокружительной высоте над обрывом, и она невольно ухватилась рукой за оконную раму.

– Что ж… значит, пойду одна…

Опора выскользнула из-под пальцев: Матэ задвинул окно. У неё перехватило дыхание — интуитивно девушка почувствовала, что сейчас случится что-то страшное…

И Матэ произнёс:

– Одна ты не дойдёшь. Шоган не любит, когда ему говорят «нет».

В комнате стало совсем темно и тихо. Нази слышала рядом лишь его спокойное дыхание. И только сейчас с потрясающей отчётливостью поняла, почему Матэ здесь, и почувствовала цену этого спокойствия!

– Капитан, – наконец выговорила она как можно твёрже, – глупости, которые я делала, это мои глупости. И смерть Ёритомо – слишком дорогая за них плата! Я благодарю вас за искренность и мужество, но я пойду одна! Значит, это моя судьба… – Нази внезапно почувствовала чуть выше локтя его руку и замолчала, потому что другой рукой Матэ отодвинул дверь в коридор и властно и твёрдо, как старший, не слушая её, подтолкнул девушку к выходу.

– Хватит разговоров! Поднимай всех своих. Рассвет нам нынче не помощник.

***

Нападение произошло ночью второго дня пути на границе камакурской провинции и предгорья. В этот вечер решили не останавливаться на ночёвку, потому что оставались считанные часы пути до поместья Ошоби.

Чувствуя, что засыпает в седле, Нази решила пройтись пешком вместе с Сино.

Лунный свет, просачиваясь сквозь древесные кроны, играл в пятнашки с дорогой, спинами лошадей, тёмными фигурами людей. Монотонность шагов, ударов копыт о мягкую землю, скрипа колёс повозки убаюкивала, расслаивала внимание. Тёплая ладонь девушки-служанки, поддерживающей Нази под руку, напоминала о доме и скорой долгожданной встрече с отцом.

Подняв глаза, вся во власти своих мыслей, Нази задумчиво нашла взглядом фигуру самурая… И вдруг увидела стаю гигантских чёрных птиц, падающих из лесной чащи на их движущийся обоз.

Громко вскрикнув, Нази кинула руку к оружию. Её плечи сзади тут же обхватили руки Сино, служанка ахнула изумлённо и по-детски жалобно, тяжело обвисая и скользя вниз, под ноги хозяйке…

Нази отбила несколько ударов нападающего, похожего на клочок ночного мрака со сверкающей молнией меча. И тут же ощутила страшный удар в левое предплечье! Второй чудовищный удар выбил меч из дрогнувшей руки.

Падая набок на землю, Нази стремительным рывком выдернула из ножен второй меч – меч Нисана – горизонтально поверхности земли, прикрыв это движение своим телом, и из-под левого локтя ударила им вверх, за спину. Рванула клинок вниз и волчком откатилась в сторону. На то место, где она только что была, мешком рухнуло тело нинзя.

Нази кинула меч в ножны, нашарила рядом второй, оглянулась вокруг.

Самурай Токемада отрабатывал свою славу лучшего бойца Японии. Четверо чёрными холмиками лежали на дороге, пятеро бесами крутились вокруг него – краткие возгласы, лязг, свист мечей… Ни Фукуи, ни сына его Судзики нигде не было видно. Недалеко от Нази маленьким комочком лежало тело Сино, закрывшей собой от смерти свою госпожу.

Нази быстро слабела, кровь заливала ей руку и бок, вся левая сторона тела стала вялой, горячей и липкой. Она постаралась оторвать часть пояса-оби и перетянуть руку выше раны, но совсем остановить кровь не могла. Тогда сунула в узел жгута рукоятку каикэна и несколькими оборотами его затянула потуже.

Подняла глаза. Возле Матэ было уже трое…

Голова кружилась, странно звенела ночь.

Кто-то сильно встряхнул девушку. Она с трудом подняла тяжёлые веки и увидела Матэ. Он быстро и ловко иначе перевязал жгут, жёстче и туже, – Нази застонала от боли.

Откуда-то вынырнула лисья мордочка Фукуи, в руках он держал какую-то странную, самодельного вида нагинату, лезвие которой было явно в кровавых разводах. «Старый лис, – резко сказал Токемада. – Ты ловко тычешь алебардой в спины! Сколько самураев на твоём счету?!» Фукуи сделал вид, что не расслышал, окликая выползающего из-под телеги сына. «Ты! – приказал парню Матэ. – Живо верхом в поместье! Пусть всё приготовят к встрече, госпожа потеряла много крови. Поведёшь обоз следом! – обернулся он к старику. – К утру доберёшься, если будешь погонять. Такой храбрец с алебардой… доедешь! Это тебе не раненых самураев добивать из-за кустов!»

Когда стих топот ускакавшего коня, Матэ прошёлся по рядам валяющихся на дороге тел, расталкивая их ногами и разглядывая. Наклонился над одним, сорвал с лица врага чёрную повязку. Но, видимо, ему было слишком темно или лень нагибаться: самурай достал из-за пояса вакадзаси и просто отсёк голову главарю нападавших, перенёс её в полосу лунного света, рассмотрел и нахмурился. Отбросил побеждённую голову на обочину, вытер руки о штаны, схватил под уздцы оставшегося коня и подвёл его к Нази. Поднял девушку на руки, помог ей взобраться в седло, вскочил сзади сам, поддерживая её тело одной рукой, а другой развернул лошадь к Фукуи. Старик стоял на дороге и снизу вверх смотрел на самурая.

Конь пританцовывал и храпел; Матэ молча и жёстко смотрел на стоявшего у ног коня крестьянина. Потом развернулся и поскакал по дороге. Старик вытер подолом рубахи мокрое лицо и ослабело присел на корточки. «Вот-вот, езжай себе!» - огрызнулся он запоздало.

*

Этоми Ошоби быстро и озабоченно подхватил тело дочери с рук Токемады, широкими шагами понёс в дом. Матэ устало накинул повод на столбик перил крыльца и медленно, неуверенно прошёл следом.

Окинул взглядом помещение, которое, думал, никогда больше не увидит.

Те же драпировки, та же икебана с сакурой на столике возле окна…

Старик выпрямился над ложем дочери.

– Мне нужна твоя помощь, самурай. Мои глаза уже слишком слабы для такой операции.

Матэ молча пожал плечами, скинул куртку, завёртывая рукава монцуки, и повернулся к подошедшей с тазиком и кувшином воды служанке.

…Потом, протирая окровавленные руки над тазом, который держал перед ним Матэ, старик внезапно сказал:

– Ты жив. Значит, Нисан?..

Токемада поднял глаза. И медленно поставил таз на столик.

– Как понимаю, – бесстрастно произнёс он, – я не имею права находиться в этом доме. Прошу простить меня. Только тревога о жизни госпожи Назико толкнула меня на подобную дерзость.

Матэ поклонился, поднял свою куртку и быстро пошёл к выходу.

– Отец… – слабо прошептала очнувшаяся Нази, – прошу вас — не отпускайте его!.. Дух Сёбуро проснётся… Помогите ему!.. Не оставляйте его…Ради всего для вас святого!..

Матэ вскочил в седло и развернул коня от веранды. В эти мгновения полоса яркого света легла на ступеньки и двор из раскрывшейся двери. Старый Ошоби неторопливо вышел из дома.

– Самурай Токемада, оставь коня и иди за мной.

Старик произнёс это спокойно, почти задумчиво, но в конце фразы стояла твёрдая, властная точка.

Конь храпел и танцевал под Матэ…

Этоми Ошоби невозмутимо ждал.

Наконец самурай спрыгнул на землю. В ярком проёме двери появился ещё силуэт, – пожилая служанка подошла к Ошоби и тихо что-то сказала. Старик кивнул и ответил: «Будь возле нее!» Женщина поклонилась и закрыла дверь.