– Красивы мечи и честь владеющих ими. Моё же достоинство – быть причастной к этой чести лучших бойцов Шоганата и Поднебесной Империи. Благодарю вас и прошу позволения нижайше поприветствовать их от имени моего отца и господина!
Шоган располагался на небольшом возвышении в дальнем конце зала, рядом с ним с правой стороны сидел представитель Китая. Слева и справа от возвышения соответственными полудугами на мягких татами располагались самураи в официальных чёрного шёлка хакама и верхних монцуки (из-под которых красиво просматривались вороты белоснежных нижних) и члены китайской делегации в ярких, длиннополых, расшитых шелками или однотонных одеждах. Нази увидела, что ни при ком не было мечей.
Она поклонилась – сидя – на все стороны. Ряды гостей ответили поклонами.
– Хочу выразить всеобщее сожаление об отсутствии сегодня среди нас почтенного господина Ошоби, чей визит украсил бы этот день, как удачный аккорд прекраснейшую музыку.
– От имени отца я приношу глубокие извинения и сожаление высокому собранию. Получено сообщение, что ему уже лучше, но старые раны иногда дают о себе знать внезапными, приковывающими к постели приступами.
– Что ж, боевые раны – достояние и украшение воина, свидетели его мужества и доблести в сражениях! Вы должны гордиться своим отцом, это редкостный боец! Передайте ему от нас горячее пожелание видеть его в столице снова, как только его здоровье укрепится и он сочтёт возможным оказать нам эту честь…Что ж, если не возражаете – приступим? – повернулся Шоган к своему китайскому гостю.
Девушке представили двух её помощников в церемонии. Японского бойца она видела впервые, а китайца с тёплой радостью в сердце узнала мгновенно; это был тот же молоденький шаолиньский монах по имени Лю Юань, что отлично ассистировал ей в прошлый раз: маленький, крепко сбитый, бритоголовый, круглолицый и улыбчивый, очень симпатичный. Его глаза ответили взаимной радостью, но парнишка волновался и старался быть серьёзно-сосредоточенным.
Она села в позу сэйдза на одном конце площадки для церемонии. Китаец и японец – лицом к ней, спиной к помосту – на другом. Справа и слева вынесли две подставки, на обе положили по мечу, соответственно «китайскому» и «японскому»: мечи были бамбуковые, чтобы исключить возможность нанесения ранения во время представления, и назывались «синаи».
Нази, опустив голову и глаза, ждала. Зал затихал. Она почувствовала, как дрожат пальцы. Сотни глаз устремились на неё. Все уже знали об исходе поединка, весь Шоганат знал об этом, но вслух на эту тему говорить разрешалось лишь после окончания свидетельской церемонии.
В звенящей тишине ударил гонг. Нази, не поднимая глаз, начала излагать течение и ход поединка, основные моменты и важнейшие композиции боя, всё то, что можно было бы без ущерба для зрелищной части церемонии передать словами. Потом, запросив разрешение, поднялась и движением рук подняла с татами обоих своих помощников.
Назначением Свидетеля в данной церемонии было наглядно и достоверно воспроизвести перед глазами присутствующих весь ход поединка, если он был достаточно захватывающ, либо наиболее интересные его части. Чем выше было мастерство Свидетеля, тем полнее и объёмнее могли ощутить зрители свою сопричастность к происшедшей дуэли и ярче уяснить себе и прочувствовать весь ход борьбы, его драматизм и триумф. Помимо личного умения вести разностильные поединки, Свидетель должен был быть и хорошим актёром, уметь «преподнести» бой эффектно… без искажения его достоверного течения!
Некоторые места поединка, менее зрелищные, Нази излагала хорошо поставленным голосом драматического актёра. Голосовое изложение плавно переходило в действие, когда приближалось время наиболее эффектных комбинаций: один из «мечей» оказывался в её руках, и тут же боец, чей «меч» оставался на подставке, подхватывал его и на ходу усваивал тихо поданную ему команду – название приёма или каскада приёмов, которые он должен был сейчас выполнить. Нази была его «противником» и собственными движениями изображала то, что в реальном поединке выполнял реальный боец.
Довольно быстро монашек увлёкся и перестал волноваться. У него была отменная пластика и реакция, а также здоровая интуиция прирожденного бойца, – он смотрел ей в рот в буквальном смысле этого слова и соображал всё, что требуется от него, с первых же звуков команд.
После нескольких приёмов с японцем Нази поняла, что с тем вообще не может быть причины для беспокойства, это был первоклассный мастер, только, в отличие от Лю Юаня, совершенно не знакомый с волнением.
Поняв, что их команда сработалась и контакт установился, Нази начала плавно наращивать темп, без чего вообще немыслима зрелищность поединка. Некоторые места она пускала, наоборот, замедленно, с замирающими фазами, потом мгновенно – их же в рабочем темпе, стремительно вливающихся в другие комбинации.
Владея и иайдо, и кун-фу, девушка брала на себя те приёмы, которые ассистентам было бы трудно выполнить или осмыслить, их роль вообще-то была только фон, заготовка для тех основных боевых комбинаций, которые иллюстрировала она. Но как и в спектакле не бывает второстепенных ролей, так и в этой трагической постановке свершившегося поединка не было ни одной маловажной детали. В этот час все трое были единым организмом, Нази с признательностью чувствовала, что увлекла их, как и постепенно загорающихся азартом зрителей.
Интересным и очень уместным штрихом было то, что в паузах между комбинациями откуда-то с высоты колоннады печальным плачем чарующе вскрикивала флейта, а в конце комбинации дважды ударял барабан. Артистов в церемонии было куда больше, чем сначала думала Нази.
«Поединок» подходил к концу. Она знала, что устроит высокому собранию сюрприз, о котором долго и безрезультатно будут говорить годами. Лишь одна она понимала сокровенное в происшедшей на поле боя трагедии, но её задачей было лишь изложение достоверного действия, а не его сущности. Действие она им изложит достоверно…
…Удар левой «рётодзукаи». Зал молчал, лишь флейта пискнула и замолкла как-то сорвано… Лю Юань смотрел на неё круглыми глазами. «Да!» - взглядом показала она. Он ловит «меч» левой рукой. Нази гонит его назад. «Киухон мэ»! «Иппон мэ»!.. «Кириагэ»…Каскад коварнейших приёмов отбит! Нази даёт новую команду. Он опускает «меч»… смотрит на неё… сообразив, быстро отводит взгляд и корпус влево. Нази наносит разрубающий удар по его правому плечу и, чиркнув остриём «синая» по корпусу, показывает глубину удара.
Монашек смотрит на неё, открыв рот. Нази выпрямляется. «Падай!» - спокойно говорит она в это юное ошеломлённое лицо.
Лю Юань рухнул.
В зале словно никто не дышал. Она отрешённо повела взглядом по дальней стене, потом вздохнула, перевела «меч» из боевой руки в левую — и села в позу сэйдза, опустив голову.
Весь зал смотрел на неё.
«Убитый» монашек смотрел на неё.
Отчётливые неторопливые хлопки раздались с помоста как ружейные залпы. Шоган милостиво улыбался и аплодировал актёрам-бойцам. Зрители дружно присоединились, пряча ошеломление под масками требований этикета. Все вставали, следуя примеру Шогана. Загремели барабан и гонг.
…Монашек плакал. Он вставал медленно, пряча лицо, ломая себя невероятным усилием. Нази неприметным движением скользнула к нему, поднимая «мечи», быстро стиснула его руку в пожатии… и вдруг резко вывернула его кисть из сустава. Китаец ахнул, но девушка была уже далеко от него. За её спиной стоял капитан Ёритомо с мечами. Встав на колени, она с поклоном преподнесла победившей стороне в лице Шогана меч Нисана, а потом свой – Свидетеля. Тот принял оба, а затем второй меч вернул ей. Это означало, что он доволен её работой и надеется ещё увидеть её в этой роли.
– Благодарю вас, благодарю! Вы доставили нам своим мастерством глубокое наслаждение. Мне хотелось бы сделать что-нибудь приятное и вам, Назико-сан, в память об этом дне, но я, право же, затрудняюсь, зная, как ваш клан блюдёт свою «независимость»… Быть может, вы, уважаемый Чень Чуньян Линг, со свойственной вашему роду мудростью, дадите совет: чем бы мы могли отблагодарить за труды и доставленное эстетическое наслаждение нашу достойную гостью?
