На лице ее я вижу ужас. Да-да, дорогая, я тоже рад видеть тебя.

Но тут она шепчет что-то там про мать и едва не падает с подоконника. Где-то я это уже видел.

Я делаю шаг навстречу, чтобы поймать ее, но она цепко хватается за штору и виснет на ней как мартышка. И тут раздается хруст, штора начинает оседать: кольца не выдерживают веса похитительницы щитов.

Я не могу сдержать улыбку, глядя на то, как она балансирует на шторе, с испугом глядя на оставшиеся кольца.

– Давай помогу, – протягиваю я ей руки.

– Я сама! – решительно отказывается от помощи она.

Сама, значит? Хорошо. Я отступаю на шаг и кладу руки в карманы брюк. Жду, что же будет дальше.

Девчонка аккуратно сползает по шторе вниз, стараясь не делать резких движений. Но этого оказывается недостаточно. Она почти касается пола, когда последнее кольцо отрывается и массивная бархатная штора падает ей на голову, накрывая ее почти полностью.

Я уже смеюсь в голос. Давно я так не веселился.

Она начинает лихорадочно перебирать складки шторы, пытаясь вырваться наружу. Но штора-то тяжелая и это не так легко сделать. Не в силах больше наблюдать за ее страданиями, я подхожу и помогаю ей снять штору. Ее волосы растрепаны, в глазах – испуг. Я, едва касаясь ее, приглаживаю волосы и не отвожу взгляда от зеленых глаз. И замечаю, как постепенно в ее глазах испуг меняется на любопытство.

– Спасибо, – чуть слышно произносит она, отводит взгляд и отступает от меня на шаг.

Я тоже беру себя в руки.

– Скажи, что же тебя все время наверх тянет? – искренне интересуюсь я. – Тебе нравится быть сверху?

Сказав это, понимаю, как двусмысленно это звучит. Девчонка краснеет, но отвечает смело:

– Я вообще-то выполняла свою работу!

– Балансируя на шторе, – уточняю я. – Я надеюсь, в твои обязанности не входит все крушить и ломать? Потому что пока я вижу только это.

– А я надеюсь, что вы не заставите меня вешать этот театральный шик назад?

– Как ты его назвала? – я начинаю хохотать. Девчонка недоуменно смотрит на меня.

– Я пошла, – вдруг заявляет она.

– Куда?

– Работать. Вам же нужны жалюзи?

О, нет, детка, мне нужна ты!

Но она идет к двери, не дождавшись моего ответа.

– Ты босиком пойдешь? – спрашиваю я.

– Ой, – восклицает она.

От счастья встречи со мной она забыла про обувь. Смешная. Она возвращается к окну и надевает свои туфельки. Прямо скажем, получается это у нее не с первой попытки. Сначала она упорно тычет левой ногой в правую туфлю, чертыхается, пробует правильно, спотыкается. Наклоняется, чтобы помочь себе руками. Бинго! Она справилась! И я рад за нее, за исключением одного.

Это зрелище доставляет мне еще больше дискомфорта в паху. Просто наблюдать за ней становится мало. И невыносимо.

Но она как будто не замечает моего взгляда или делает вид, что не замечает, – опять идет к двери, даже не посмотрев на меня.

– Ты не все окна замерила, – останавливаю ее я.

Она оглядывается по сторонам и недоуменно смотрит на меня:

– У вас в кабинете четыре окна. Я сняла мерки со всех.

– Кабинет состоит из двух комнат. В этой комнате – четыре окна, но есть еще одна комната и там тоже есть окно. Пойдем, я покажу.

Я беру ее за руку и тяну за собой. Она нерешительно перебирает ногами, повинуясь мне.

Эти его намеки и двусмысленные фразы сбивают меня с толку. Его взгляд пронзает насквозь. Он смотрит на меня так, что я теряю нить нашего разговора.

Пора уходить. Иду к двери.

– Ты босиком пойдешь? – в его голосе я слышу насмешку.

Ну, вот, как у него это получается: я совершенно забыла про обувь. Так и пошла бы босиком.

Так, Ксения, собралась! Не будь тряпкой! Обувай свои черевички и вон отсюда. Потому что что-то подсказывает мне, что добром это не кончится. И тут откуда-то из глубины я слышу внутренний голос: «А, может, мы и не хотим, чтобы это кончалось. Тем более добром». Кто это там еще? Кто это мы?

Я разговариваю сама с собой. Бред.

Я возвращаюсь на ковер и обуваюсь. Стараюсь сделать это быстро и поэтому получается плохо. Чувствую на себе пронзительный взгляд хозяина кабинета. Это, между прочим, не придает мне сил, а наоборот делает мою задачу по надеванию туфель практически невыполнимой.

Наконец, я в туфлях и готова бежать, сломя голову. Как вдруг оказывается, что здесь есть еще какая-то потайная комната, а в ней окно. И его тоже надо измерить.

Кирилл Константинович лично собирается показать мне пятое окно и берет меня за руку.

И это его касание обжигает мою кожу. Я непроизвольно вздрагиваю. Он тянет меня куда-то вглубь кабинета и я на ватных ногах следую за ним.

Ага, да тут и, правда, дверь. Ее не видно, потому что она между шкафами. Интересно, для чего эта комната.

Кирилл Константинович открывает дверь, не отпуская мою руку, и мы оказываемся… ну, конечно же, в комнате отдыха.

У каждого большого босса есть такая комната. Так, вот и окно. Черт, да оно высоко. Почти под самым потолком. Длинное такое, во всю стену. Тут без стула не обойтись.

– Я могу начинать? – интересуюсь я, намекая на то, что мою руку уже можно отпустить.

«Барин» ухмыляется, расцепляет свои пальцы на моей руке, демонстративно садится на кресло напротив окна и благосклонно разрешает мне заняться делом:

– Вперед, покорительница вершин!

Остряк.

То есть он сейчас вот так и будет сидеть и глазеть на то, как я буду корячиться в попытках измерить это недоразумение на стене? Прекрасно. Значит, я правильно решила, что он извращенец.

Ладно, Ксюша. Просто измерь это чертово окно и все. Представь, что здесь никого нет.

Ага, легко сказать. Я же чувствую, как этот гад смотрит на меня. Ему не хватает только бокала с виски. Беру стул и ставлю его к стене, встаю на стул и начинаю замер. Чтобы снять верхнюю мерку, приходится тянуться, вставая на носочки.

Я чувствую, как пылают мои щеки. Никогда не танцевала стриптиз, но сейчас чувствую себя на этом стуле, как на пилоне.

Все. Измерила. Я заматываю рулетку, все еще стоя лицом к стене. Я боюсь повернуться. Но не отползать же, как рак, спиной вперед к двери.

– Я закончила, – разворачиваюсь и вижу Кирилла Константиновича уже перед собой. Когда он успел подойти?

В его глазах уже нет усмешки. И меня это пугает еще больше. Он руками упирается в стену по обе стороны от меня так, что я оказываюсь между его рук. Дышать становится тяжело. Господи, откройте кто-нибудь это проклятое окно!

– Уже уходишь? – спрашивает он.

– А что, есть еще какая-нибудь потайная пыточная, где тоже надо измерить окно?

– Хм, а ты подкинула мне неплохую идею. Для некоторых беглянок пыточная не помешает.

Я пытаюсь слиться со стеной в одно целое, наивно полагая, что таким образом увеличу расстояние между мной и «барином». Ну, не изнасилует же он меня здесь? Хотя от приемной нас отделяют уже две двери и хоть сколько не кричи, а никто не услышит.

Но он ведь не такой? Успокаиваю я себя. А перед глазами предательски всплывает картинка у фонарного столба, когда он пытался залезть ко мне под толстовку. И, будто читая мои мысли, Кирилл Константинович произносит:

– Да, не бойся ты, никто тебя не собирается насиловать.

Прямо от сердца отлегло.

– Я могу идти? – с надеждой спросила я.

– Ты забыла, что за тобой должок? – моя надежда умерла, так и не успев зародиться.

– А давайте я свой долг отработаю на своем рабочем месте? – предлагаю я.

– Ты должна мне и только я буду решать, где и как ты его отработаешь, – ух ты, глаза потемнели. Похоже, я разгневала «барина». Что за это полагается? Публичная порка?

Его взгляд спускается с моих глаз на губы, а они у меня давно уже пересохли от недостатка кислорода и поэтому я машинально облизываю их, когда он своим взглядом напоминает мне об этом.

В его глазах вспыхивает огонь и я слышу, как он сжимает пальцы правой руки в кулак и упирается им в стену. Он сокращает между нами расстояние, хотя я и так уже ощущаю его тепло, и почти касается моих губ. Я крепко зажмуриваю глаза и… слышу смех.