Из путевых записок легионера Абрамова:
«К нам приставили некоего сержанта по имени Гай Джулиус Ричи, здоровенного рыжеватого типа с бакенбардами и маленькими мутно‑голубыми глазками, напоминающего помесь вепря и орангутанга. Его душевные качества вполне соответствуют его внешности. Похоже, он страдает манией величия, причем куда сильнее чем его римский тезка. Иначе, с чего бы ему заставлять всех встречных легионеров тянуться на носки, выкатив грудь колесом, и тараща глаза орать: «Да, сэр, мистер сержант, сэр! Нет, сэр, мистер сержант, сэр!»…
Думаю, сам Цезарь не требовал такого от своих легионеров, довольствуясь скромным ave. Да что легионеры Цезаря, даже в России, нижние чины, обращаясь к офицерам, ограничиваются кратким «вашбродь» или «вашескородь».
Этот тип(я о сержанте), отличается явными садистскими наклонностями, и его фантазия в придумывании издевательств над солдатами неистощима то что я читал о царских офицерах и их отношении к солдатам, бездарные потуги ремесленников, рядом с гением большого мастера, если можно так сказать. О словесных оскорблениях даже упоминать нечего. К счастью, мало кто знал английский, тем более в американском варианте, чтобы понять «перлы» местного диалекта, и это бесило сержанта ещё больше.
Общаясь с сержантом я все больше начал верить в теории мадам Блаватской о переселении душ, над которыми мы так смеялись за чаем на посиделках в Николаеве. В Ричи несомненно вселилась душа прусского фельдфебеля из армии Фридриха Великого.
Н‑да… Стоило плыть от тирана за океан, чтобы в самой свободной стране нам «фельдфебеля в Вольтеры дали.»…
«Он в три шеренги вас построит.
А пикнете – так сразу успокоит!..»
Сержант Ричи довел нас до того, что тренировки мы воспринимали как отдых(там он хоть при офицерах немного сдерживается). Нас учили шагать строем, бегать не ломая строй, стрелять, бить штыком соломенные чучела, метать бомбочки, рыть окопы, пользоваться противогазом, строить шалаши и землянки, разводить костры, ухаживать за лошадьми, чинить повозки, перевязывать раны и другим вещам полезным на войне.
Я никогда не жаловался на физическую слабость, но было очень тяжело. Вечером мы валились спать не думая ни о чем, кроме отдыха.
На мои жалобы, Шапиро ответил словами Суворова: «Тяжело в учении, легко в бою», и заметил что лучше быть уставшим после обучения, чем мертвым после первого дня. Его доводы показались мне разумными.
Но не все так думали. Юра Семецкий, студент Петербургского университета, весёлый парень и душа компании во время путешествия на «Кирилле», в короткое время совершенно изменился, превратившись в тень самого себя с затравленным взглядом. Ему особенно доставалось от сержанта Ричи. Наконец, в один совсем не прекрасный день, когда мы, после пробежки в десять километров, выбиваясь из сил вырыли траншею в человеческий рост(все это на субтропической жаре!), Последовала команда: «Газы!», И нам пришлось, задыхаясь напяливать на себя каучуковые «хари» с хоботами.
И тут Юра, отшвырнула винтовку и противогаз, начал кататься по земле с криком: «Не хочу! Не буду! Пусть лучше меня убьют!», не реагируя на команды, ругательства и пинки начальства…
Этот мерзавец Ричи, когда ему перевели эти слова, паскудно улыбаясь, заметил: «Пусть лучше убьют? Ну, это можно устроить!».
Я знал, что говорить с этим подонком бесполезно, и попытался обратиться к офицерам, хотя те отдали легионеров на откуп сержанту и мало интересовались нашей жизнью. Полный субалтерн, лейтенант Гамильтон, сухой немногословный тип с презрительным выражением лица, по словам Шапиро учился в Вест‑Пойнте(это что то вроде нашего юнкерского училища, но самое‑самое в САСШ), однако, вылетел оттуда за недостаточную успеваемость. Тем не менее, война и нехватка офицеров позволили ему вернуться на службу, и теперь он намерен сделать карьеру в армии, точно придерживаясь устава и всячески угождая начальству.
Ротный командир, капитан Тонберг, похожий на опустившегося викинга, светловолосый, усатый и бородатый верзила с красным носом, человек больших военных способностей, выражающихся в прежестоких баталиях с Бахусом, и внуком его российским, Ивашкою Хмельницким, а потому почти постоянно пребывающий либо навеселе(мягко говоря), либо в поисках возможности поправиться. Впрочем, для американской армии это вовсе не какая то невидаль. Достаточно вспомнить генерала Гранта, командующего армией Союза в войне с Югом, а затем президента САСШ. Тот, по словам Шапиро, врезавшегося среди ветеранов в штабах и способного слышать много интересного, тоже «не просыхал». Так что, у нашего капитана неплохие перспективы. Если верить Шапиро, раньше Тонберг служил в штабе дивизии, в Калифорнийской армии, но в чем то проштрафился(подозреваю, что в связи с пристрастием к зелёному змию), и чуть не угодил под суд, но благодаря связям отделался переводом в Легион. Надо отдать ему должно, подлеца‑сержанта он не любил, и в те нечастые моменты когда капитан присутствовал на учениях и был адекватен, Ричи старался не переходить границ.
К сожалению, именно в то время капитан, откушав бутылку виски и заполировав ромом, ни к каким осмысленным разговорам не был способен. А лейтенант Гамильтон, к которому я обратился с просьбой унять Ричи, указывая на то что у Юры психический срыв и он просто не вполне здоров, с усмешкой ответил:
– Здесь не клиника. А сержант Ричи отлично заменит доктора, и вылечит этого симулянта.
Скажу честно, меня поразили даже не столько дальнейшие действия сержанта‑садиста, сколько холодная жестокость этого офицерика. Рядом с ним даже самые свирепые царские сатрапы в «Крестах» кажутся строгими, но добрыми дядюшками. И это гражданин свободной страны, представитель нации отстаивающей идеи демократии и прогресса!
Тем временем сержант вызвал военную полицию, Юру скрутили и связав «козлом», бросили в карцер на лагерной гауптвахте.
Сержант объявил что за мятеж и неподчинение приказу в военное время, его ждёт товарищеский суд. Это вызвало у нас надежду, что судить Юру будем мы, ведь это именно мы его товарищи, и по изгнанию и по службе в Легионе. Но мы здорово ошиблись. Оказывается, участвовать в товарищеском суде могут только граждане САСШ, которыми мы станем только после пяти лет службы. Так что «судьями» для легионера Семецкого стали сержанты и капралы нашей роты(все североамериканцы, как легко понять), а также пулемётчики, связисты, обозники и прочие. Тут надо заметить, что русские эмигранты служат в Легионе только обычными рядовыми пехотинцами. Не только все командирские должности от капрала и выше, но и всякие специальные команды(артиллеристы, зенитчики, пулемётчики, саперы, санитары, связисты, обозники, военные полицейские)укомплектованы исключительно гражданами САСШ. Как объяснил мне однажды спьяну Шапиро, это сделано для того, чтобы в случае каких то «эксцессов» среди легионеров, у командования под рукой были «надёжные силы», способные «навести порядок».
Теперь мы увидели, что это за «эксцессы», и какой «порядок» наводят «надёжные силы». Несчастного Юру приговорили за «бунт» к повешению. Когда возмущенные этим легионеры из нашей роты попытались выйти из казармы ему на защиту, то наткнулись на караулы военной полиции, с «вспомогательными пулеметами»(у нас винтовки забрали а патронов и вовсе не было). Надо сказать, я, в немногие свободные минуты читал устав армии САСШ, чтобы понимать, куда я попал(да и два курса юридического факультета Московского университета сказались). В уставе мне попались любопытные статьи об Уполномоченных по правам солдат, и о Комитетах солдатских матерей. Первые, как я понял, были выбраны конгрессом из кандидатов предложенных общественностью, и назначены во все полки и приравненные к ним подразделения, для надзора за соблюдением прав солдат, причем имели право вето на решения командиров. Вторые, были чисто гражданскими общественными организациями, но имели право контролировать положение солдат в войсках.
