Один листок беспардонно скользнул в щель под дверью, буквально оставив печать твоего присутствия в момент чужого прелюбодеяния.
В комнате ты заперлась со второй попытки — руки тряслись так, что попасть в замочную скважину казалось невозможным. Бумаги были брошены на стол, а сама ты упала на кровать спиной, закрыв лицо ладонями и переводя сбитое, дрожавшее дыхание, под которым металась душа, ища хоть какого-то приюта, где ее не касался бы жгучий стыд. Ты только что буквально сидела и с явным удовольствием подсматривала за тем, как самоудовлетворялся тот, от кого далеко не первый день путались мысли. А теперь ему и в глаза будет смотреть невыносимо, не то, что говорить хоть что-то.
А в голове на его утренний вопрос теперь набатом бил ответ: “Да, мне это нравится”.
— Что же ты наделала, Т/И? — протянула самой себе, отнимая от лица руки и разглядывая белую плитку на потолке, в темноте серевшую неясными пятнами. Занавески на окнах вздрагивали от лёгкого дыхания ночи, равнодушной к твоим проблемам, а за стеклом, где-то там, даже видимые из постели, где ты лежала, мерцали точки звёзд, перемигиваясь друг с другом неясными посланиями далёких миров.
От любого шороха ты в испуге вздрагивала, не решаясь двигаться самой. Даже переодеваться не стала, оставшись лежать в рабочем спортивном костюме поверх рыжего, пушистого покрывала постели. Но никто так и не приходил, не орал на тебя, не требовал на ковер и не стучался в дверь. Но это не сбавило градус напряжения, а уснуть ты и вовсе не смогла, на рассвете проклиная себя всем, чем было можно и нельзя. Пришлось встать, ощущая безумную слабость, от которой вело мысли и болела голова, но впереди был очередной выезд, от мыслей о котором живот скручивало в страхе до тошноты.
Пришлось разобрать скомканные и перепутанные бумаги, на что ушли все часы предрассветных сумерек, а после заняться и собой, сходив в душ и переодевшись во все чистое, будто эта свежесть странной одежды и вода были способны смыть твой позор. А после, решив ещё раз все проверить, ведь отчётность должен был по традиции перепроверить Найтмер, ты пересчитала все листы, чтобы сложить их в папку, но замерла в испуге. Таком, от которого темнеет в глазах и спирает дыхание, когда тот мерзкой жвачкой липнет к позвоночнику.
Одного из них не хватало, и ты совершенно точно понимала, где именно его потеряла.
========== Ответь мне: “Да”! ==========
В голове в ответ на стресс, усталость и нескончаемую пытку нервным перенапряжением родился совершенно идиотский план, в каждом пункте которого явственно стояла подпись твоего отчаяния. Как предсмертная агония, она родилась в мозгу яркой вспышкой, которую в тот момент ты посчитала озарением, но сильно позже, окрестила безумием. А заключалась она в твердом намерении пойти и извиниться до того, как тебя пустят на лоскуты, и от чего-то ты была уверена в том, что теперь точно узнаешь, с какой силой его щупальца могли гнуть металл, только вместо последнего будешь ты…
В качестве подношения к извинениям был избран мятный чай с кориандром и фенхелем, куда в качестве подсластителя ты щедро определила мед. На общей кухне даже остался лимон, который ты тоже пустила в ход, слямзив его из чьих-то припасов, решив, что за кражу кусочка лимона оправдаться всё-таки легче, чем за вауйеризм перед начальником и руководителем. Оставшись довольной, ты бросила последний взгляд на кухню, где ровными рядами стояли тумбочки приятного оттенка липы, а на почти пустом столе по центру в вазе стояли полевые цветы, которые часто собирали другие сотрудницы, желая внести уюта на зону общего места сбора. Иронично, но ты едва ли появлялась в этом месте, работая без продыху, и теперь слова Сэмми не казались такой уж ерундой. Словно ты и впрямь жила за неким барьером – своеобразным стеклом, через которое все видно, но нельзя дотронуться. И единственным, кто был по эту же сторону этой незримой ограды был именно Найтмер, на повинную к которому ты собиралась с духом уйти. Взгляд скользнул напоследок по тонкой тюли на небольших окнах, чей цвет пионовой нежности приятно колыхался от приоткрытой форточки возле тихо гудящего холодильника. Вздох обречённости, и ты, наконец, покинула это помещение, чувствуя, как ноги отсчитывают последние шаги твоей мирной жизни, если не жизни вообще.
Три стука в чужую дверь после поворота в ваше крыло, и рука с чаем предательски дрожала, отчего приходилось придерживать серебряный подстаканник второй рукой, унимая дребезжание чайной ложки о стекло причудливой кружки. Дверь открылась, и в обмен на привычное приветствие тебя встречает пристальный огонь единственного зрачка, в котором невозможно было разглядеть ни намека на эмоции. Не видно гнева, но и радости тоже не замечено, и ты, глядела куда угодно, но только не на монстра, чей череп внезапно расчертила коварная ухмылка.
— Ты обронила вчера, Т/И, — спокойно сказал он, протянув злополучный листок, совершивший побег под его дверь прошлой ночью, — смотрю, ты не очень то выспалась, — контрольный выстрел точно в цель. Ты вздрогнула, спешно засовывая лист с данными в карман шорт.
— П…прости. Прости меня, я повела себя отвратительно. Это тебе. И можешь уволить или что угодно, я в любом случае провалилась по всем фронтам, — твой голос тоже задрожал, и руки почти в мольбе протянули ему напиток, на что улыбка монстра угасла, а взгляд непонимающе осмотрел твой жалкий вид с ног до головы. И стоило одному его щупальцу чрезмерно резко взметнуться вверх, ты крепко зажмурилась, почти уверенная в том, что сейчас из тебя выбьют всю твою несуществующую наглость. Найтмер озадачился твоей реакцией ещё сильнее, вздыхая с такой обреченностью, словно ему придется что-то начинать с самого начала. Чай из твоих рук забрали, но и щупальце, мягко обвившись на поясе не дало ничего сделать, медленно, но настойчиво, втянув к владельцу спальни.
— Ты что, думаешь, я тебя бить буду, как какой-то средневековый мужлан? — насмешливо спросил он, отпивая чай и сверкая взглядом, в котором заискрились смешинки. Другие вектора закрыли за вами дверь, а сам монстр, отпустив тебя, размашистой тенью уселся на кровать, кивнув, чтобы ты прошла вглубь его обиталища и заняла любое место. Постель теперь казалась прибежищем грехопадения, и ты скромно заняла компьютерный стул неподалеку, заламывая в нервозности пальцы. Голова гудела от переутомления, не выдавая больше ни одной адекватной мысли или идеи, и даже почти шутливая фраза-вопрос Найтмера осталась без ответа. Он непоколебимо пил чай, пристально тебя рассматривая. Результатом шли аритмия и почти болезненно сжавшаяся от вины душа, требовавшая в настойчивом дрожании новой порции извинений перед ним.
— Найтмер, я честно, не хотела, виновата. Пожалуйста, прости, — сдавленно ответила ему, пряча в ладонях лицо, а локти упирая в колени. Обречённый выдох, полный разочарования в себе стал последним звуком, перед тем, как тебя коснулся вектор, мягко ткнувшись едва теплым покрытием налёта предплечья.
— Не хотела? Но тебе ведь понравилось, раз ты досмотрела до конца? Т/И, я по твоему мальчишка? Не вижу, что происходит с тобой? С нами обоими? — монстр наклонился ближе, давая щупальцу больший простор действия, чтобы оплести ладони и потереться о них кончиком, призывая коснуться в ответ вопреки тому, что они вытворяли накануне. Ты несмело выполнила немую просьбу, проведя пальцем дрожавшей руки линию от самого кончика лозы дальше, отчего та скрутилась маленькой спиралью, словно улитка. Монстр насилу вынул лозу из плена твоих ладоней, снова рыча на инфразвуке, привлекая внимание к его негодованию. Кошмар руками оттащил свое щупальце, подтверждая догадку о том, что они, под натиском эмоций, вели собственную игру.
— Не могу этого отрицать, — твой же ответ стал приговором в первую очередь для тебя самой, расставив долгожданные точки над “и”.
