Словно в подтверждение версии о карательной природе нового мира в разбухшие ботинки начала просачиваться вода.

Ад или не ад, но из самой загаженной его части нужно было выбираться.

Вспоминая список покупок, Ян двинулся вперёд и довольно быстро добрался до стоек с молочной продукцией. У прилавка румяной и круглой, как шар, продавщицы, замотанной в несколько слоев шалей и тулупов, образовалась очередь. Ян пристроился в конце. Во-первых, очевидно, местные жители знали, где товар получше, а во-вторых, хотелось разобраться с ценами и с принятыми моделями общения.

Как выяснилось, задачи эти много времени не требовали. Вопросы покупатели задавали стандартные: свежее ли, не переморожено ли и от какого числа. С ценами получилось чуть сложнее. Картонки с нарисованными шариковой ручкой цифрами лежали не на всех продуктах: то ли дородная продавщица поленилась их рисовать, то ли стоимость была общеизвестной. Но тут Яну повезло. Стоявшая перед ним старушка подробно расспросила, и почём кефир и сколько за банку сметаны. Поэтому, дождавшись своей очереди, Ян уже знал порядок цифр. Кусок сыра он выбрал, хоть и без ценника, но совсем не большой. А поскольку сумку для продуктов он с собой не захватил, то пришлось купить и пакет.

Продавщица сложила кефир, сметану и сыр в целлофан, приняла толстыми и красными, как говяжьи сардельки, пальцами две бумажки из рук Яна, сунула их в широкий карман белого передника, затем извлекла из рваной картонной коробки пару монет и, вложив их в ладонь мальчика, повернула лицо к следующему покупателю.

Первая в новой жизни сделка была завершена. Осмотрев оставшийся капитал, Ян понял, что яиц на две маленькие потёртые монеты купить не получится. Видимо, он недооценил стоимость сыра и вышел за рамки бюджета, или отец изначально дал ему маловато денег. Пришлось идти домой с тем, что удалось добыть.

Впрочем, возвращаться Ян решил не сразу, а сделав крюк по району. Бродить с мокрыми ногами зимой, конечно, удовольствие сомнительное, но хотелось, чтобы мать как следует успокоилась, да и территорию не мешало осмотреть, освежить в памяти, где тут и что.

Кварталы синюшных девятиэтажек с полуразрушенными детскими площадками и ржавыми перекладинами для выбивания ковров во дворах представляли унылое зрелище. Даже зимой, когда любое уродство прячется под снегом, гулять в этих дворах не хотелось. Собственно, кроме Яна там почти никто и не гулял. Лишь в пятом по счёту дворе он увидел несколько ребятишек-дошкольников, которые на картонках катались с горки, насыпанной на старом гараже-ракушке. Гладкая ледяная трасса вела прямо к деревянному боку песочницы. Мальчишки подъезжали, ловко отталкивались от неё ногами и скользили в сторону, открывая путь следующему ездоку. Верхняя доска уже была сломана и опасно торчала занозистыми краями.

Подойдя ближе, Ян дружелюбно обратился к раскрасневшимся сорванцам:

– Малыши, вы бы поосторожнее, а то налетите на этот частокол. И ведь сами же, наверное, и сломали.

Ребята прекратили весёлый круговорот и воззрились на Яна. Только что съехавший с горки и потому сидевший ближе других мальчуган в меховой шапке с ушами, висящими, как у колхозного сторожа, прищурился, затем открыл щербатый рот и певуче загнусил:

– А ты кто такой? Из какого двора? Шёл бы ты отсюда, а то я брата позову, он тебе жопу надерёт.

Перспектива конфликта с родственником этого беззубого ребёнка показалась совсем уж нелепой. Ян только головой покачал и направился к проходу между домами.

Завернув за угол, он вышел к краю небольшого пустыря, прямо за которым протянулся асфальтовой стометровкой школьный стадион. В сетчатой ограде зияла огромная дыра, а ведущие к ней и от неё утоптанные дорожки указывали на популярность этого маршрута у школьников.

Миновав прореху в заборе, Ян через площадку, густо усаженную металлическими турниками и лесенками разной высоты, двинулся к зданию.

Невидяще щурясь побелевшими от мороза окнами, школа казалась усталой техничкой, задремавшей в своей коморке среди вёдер и швабр и готовой вскочить при первых трелях звонка.

Подниматься на крыльцо смысла не было. На большой, обитой белыми деревянными рейками двери висел замок. Но даже снаружи Ян почувствовал энергию места, в котором провёл одиннадцать лет. Хотя большинство школьных воспоминаний были неприятными, сейчас они как бы отодвинулись на второй и даже третий план. Вокруг не было ни местных хулиганов, ни визгливого гогота их почитателей. В этот морозный полдень, стоя перед школой в полном одиночестве, он вспомнил строгую тишину класса, где тридцать мальчишек и девчонок, сопя, пишут контрольную работу. Он носом втянул запах мокрой одежды в гардеробе, аромат столовской еды – макаронных рожков с подливкой и размазанного по тарелке картофельного пюре. Пальцами ощутил липкие стенки стакана с киселём и ускользающую шероховатость мела.

Поток воспоминаний прервали детские крики. Повернув голову, Ян увидел небольшую группу ребят, затеявших у самого забора игру в снежки.

«Ладно, – решил он, – нужно домой идти, а то я уже почти час брожу. Мать наверняка успокоилась. Вернусь, первым делом отзову её, чтобы не было соблазна на публику играть, и предложу договориться на будущее: я веду себя как примерный сын, а она – как нормальная мама. По-моему, сделка отличная».

Придумав этот нехитрый план, Ян обошёл школу и через пустырь со стоящим посередине двухэтажным долгостроем направился к своему дому. Оставалось пройти метров сто – через дорогу и мимо узкого сквера.

Но подойдя к дороге и осмотревшись, – не вывернется ли из-за поворота автомобиль, Ян замер. Шагах в пяти от него, у обочины, с включенным двигателем и горящими стоп-сигналами, тихо дымила выхлопной трубой тёмно-синяя угловатая «Вольво» какой-то древней модели, хотя и в отличном состоянии. На переднем пассажирском сиденье, оживлённо жестикулируя, сидела кудрявая брюнетка в пальто с пушистым, меховым воротником. И воротник, и кудри выглядели очень знакомыми. Оставаясь вне поля зрения женщины, он медленно шагнул в сторону, заглянул в салон и оторопел: «Вот так приехали. Попал в прошлое, а будто и не уезжал. Обёртка меняется, а конфетки всё одинаковые. Улетел из будущего от гулящей жены и в тот же день нахожу новую заблудшую душу. Похоже, я телепортировался не достаточно далеко. С таким талантом обнаружения грешников надо было махнуть в Средневековье – в ряды инквизиции».

Экспрессивной пассажиркой в мехах и кудрях оказалась мать – Жанна Владимировна Савенкова. Лица водителя машины видно не было. Слушая женщину, он наклонил вперёд крупную голову с аккуратно подстриженными волосами и поцеловал кисть руки, которой она трясла. Жанна Владимировна аккуратно высвободила руку и, обхватив галантного кавалера за шею, притянула его к себе.

Спал Ян без сновидений и, открыв утром глаза, несколько минут вновь привыкал к мысли о том, кто он теперь и где находится.

Накануне удалось прояснить ещё и вопрос «когда» – 16 января 1994 года. В целом же день выдался каким-то бестолковым. История с матерью выбила Яна из колеи, хотя и казалось, что выбить больше уже некуда. Всю жизнь, даже в зрелом возрасте, он считал, что родители по-своему любят друг друга, раз уж провели вместе четыре десятка лет. А тут выясняются пикантные подробности. У матери есть на стороне мужчина, причём мужчина обеспеченный. Ян быстро понял свою ошибку насчёт автомобиля ухажёра. Это в две тысячи девятнадцатом «Вольво 850» – почти музейный экспонат, а в девяносто четвёртом – дорогая и вожделенная каждым автолюбителем модель. Если мамин приятель нашёл деньги на такую машину, значит, сумел устроиться в новой России, попал в струю. Возник вопрос: почему мать к нему не уходит? Вот Марина: собрала чемоданы, сына, собаку и бегом к чувствительному Арману. А мать чего-то ждёт. Ян вообще не помнил, чтобы она когда-то делала попытки уйти и совершенно точно никогда не разговаривала об этом с ним, не предлагала оставить отца. Или отношения с автолюбителем начались недавно, или есть иные, не понятные пока препятствия.