Нужно было срочно привести мысли в порядок. Тут пригодились наставления, полученные на бизнес-тренингах. Одна из известных Яну техник заключалась в том, чтобы не просто думать над проблемой, а записывать свои мысли: фиксировать сложные вопросы на одной половине листа бумаги, а на второй излагать возможные варианты решения, любые, даже самые необычные. Когда записываешь, мысли не путаются, не мешают друг другу, а полученный результат является почти готовым планом действий.

Ян взял с края стола тетрадку и открыл на развороте. Полосатый лист покрывали какие-то каракули. В сероватом свете была видна пара крупных галочек на полях, косая черта внизу под текстом и ещё ниже – неразборчивая аббревиатура. Он быстро пролистал страницы, добрался до чистой, выудил из деревянного стаканчика шариковую ручку и рассёк белый лист линией на две части. В левой половине он поставил римскую цифру один и изложил проблему: «Я лишился всего, что заработал: бизнеса, денег, связей и дома». Несколько минут Ян рассматривал эту короткую грустную фразу. Буквы складывались в слова, а слова – в простое предложение. Выглядит не так уж и драматично. Он медленно переместил ручку на правую половину листа, упер шарик в бумагу, покатал ребристый корпус ручки между пальцами, наблюдая, как под ней появляется жирная тёмно-синяя точка, а затем спокойно и прагматично изложил решение: «Начать с начала, создать новый бизнес, заработать ещё больше денег и купить новый дом».

Как оказалось, не очень-то и сложно. Сколько раз, когда подчинённые на совещаниях, делая большие глаза, рассказывали о возможных проблемах в новых проектах, он, Ян Иннокентиевич, уверенно и спокойно отвечал: «Не надо ничего бояться. На страхах большой бизнес не построить. Нужно идти вперёд. Даже если сейчас что-то потеряем, в будущем станем умнее и заработаем больше». И двигались, и зарабатывали, что-то теряли, учились и двигались дальше.

Ян откинулся на спинку стула, заложил ладони за голову и вдруг… улыбнулся: «А ведь тут можно здорово раскрутиться. Я кое-что знаю о событиях в российской, да что там российской, в мировой истории и экономике на ближайшие десятилетия. С таким багажом можно без большого труда заработать миллионы долларов. Никто ещё, очевидно, не слышал про «Фейсбук» и «Амазон», не было ГКО, дефолта, скачка курса доллара, удвоения цен на столичные квартиры». Поле деятельности для предприимчивого человека вырисовывалось очень обширное.

«Кроме того, – продолжил Ян отыскивать белые полосы на тёмном фоне, – ведь можно не только заработать и заработать быстро, но и ошибки в своей жизни исправить, благо, что их немного. Во-первых, Рената ещё не убили и теперь не убьют, я не позволю. Во-вторых, тёща, в смысле будущая тёща, точнее, – Ян усмехнулся, – бывшая будущая тёща, при первой попытке наладить ему семейную жизнь, отправится куда подальше вместе со своей дочкой – любительницей чувствительных грузин. Впрочем, ни с тёщей, ни с Мариной вообще можно никаких дел не иметь. После пятнадцати лет брака и финального предательства понятно, что они с супругой – чужие люди. Никаких общих интересов, кроме воспитания Ромы, нет, не было и не предвидится».

Он задумался и снова посмотрел в окно. По утоптанному снегу мужчина в чёрной куртке вёз на санках ребёнка, завёрнутого, как кулёк. Бесформенная одежда – коричневая шубейка, тёмный пуховый платок, валенки с калошами – не позволяла определить пол пассажира саней. «Мальчик или девочка, лет примерно трех-четырёх, – предположил Ян. – Куда это его папаша потащил в такую рань? Хотя, может быть, повод есть. Может, в гости к бабушке с дедом поехали. Мы Ромку к родне редко отправляли, а вот на санках покататься любили». Вспомнив, как они с сыном ездили на горный курорт и летали по склонам на ватрушках, Ян опять улыбнулся. Но уже через секунду улыбка сползла, и лицо приобрело потерянное выражение. Довольно долго он сидел неподвижно, затем поставил на левой стороне листа римскую цифру два и медленно, не твёрдо и не уверенно вывел: «Я потерял сына». Записав, Ян не перебрался на правую сторону, а положил ручку и склонился над коротким, в три слова предложением.

И Рома ведь не умер. Он даже не родился. Его папа и мама не познакомились и теперь, учитывая итоги проработки первого пункта, вероятно, не познакомятся и не создадут семью.

Голову наводнил поток путаных мыслей: «Но если ребёнка нет, и ещё не было, тогда почему я отчётливо помню, как мы с ним скатывались на одном тюбинге с пологой, плотно укатанной горы под новогоднюю музыку? Как я могу помнить вкус чая с чабрецом и аромат мёда, который мы ели в маленьком кафе, рядом с прокатом? Как я могу всё это помнить? И что с этим теперь делать?».

Сильно сдавшие позиции логика и здравый смысл всё же подсказали, что вариантов не так уж и много. Можно прожить жизнь как в первый раз, всё повторить, встретить Марину, жениться и ждать, что снова родится Рома, а можно действовать по-новому и будь что будет.

Задача получилась не простая. Ведь какой огромный набор случайностей должен совпасть, чтобы родился и вырос именно тот сын, который остался в прошлом… То есть в будущем.

«Положим, мне сейчас лет двенадцать, – начал подсчитывать Ян, – значит, до встречи с Мариной ещё двенадцать. Никто не мешает, в конце концов, прибыть к ней и позвать замуж, или, возможно, изменения в течении истории поменяют вообще всё? Например, я приеду, а она уже замужем за каким-нибудь Арманом и нянчит полдюжины маленьких Арманчиков, потому что я, случайно, выдавлю его из бизнеса, а он, с горя, переедет в Питер, встретит Марину и очарует её своей чувствительностью раньше, чем положено». Ян нахмурился: «Даже решив пройти весь жизненный путь повторно, можно случайно что-то изменить, перепутать, сделать или, наоборот, не сделать. Никакая память не фиксирует все события и мысли за десятилетия. И потом, как заставить себя принимать заведомо ошибочные решения? Нужно ли позволить убить своего самого близкого друга?».

Ян сжал кулаки и оскалился: «Отличный выбор. Дать каким-то отморозкам возможность пытать Рената, а затем расколоть ему череп молотком, или никогда не увидеть вновь сына».

Мысли наваливались одна на другую. Погружённый в них, Ян не заметил, что в квартире стало довольно шумно. Из-за двери звучал громкий женский голос и покорный шелест Иннокентия Вячеславовича.

Внезапно раздался щелчок. Под потолком вспыхнула люстра. Три стоваттных лампы ярко осветили маленькую комнату, стол, голую спину Яна. Вздрогнув от неожиданности, он оглянулся.

Представлять стоявшую на пороге женщину не требовалось. Это была мать. Прищуренные глаза и поджатые губы женщины не сулили ничего хорошего:

– Ты почему в темноте сидишь? Уроки на ощупь делаешь? Ослепнуть хочешь?

От такой заботы о зрении у Яна по спине побежали мурашки. Мать выстреливала вопросы стальным тоном, не дожидаясь ответов.

За время самостоятельной жизни он как-то затёр в памяти склонность родительницы к казарменной муштре. Уже много лет она была неизменно ласкова и сердечна, говорила понимающим, медовым голосом, всегда была готова выслушать, понять и поддержать. Сам Ян таких разговоров не любил и старался всё перевести в деловой формат. Видимо, где-то в подсознании всё-таки застряли эти, выпущенные в него в детстве, стальные пули-команды.

И сейчас, не своим взрослым умом, а телом, подростковым существом, давно похороненным под слоями новой жизни и теперь вдруг воскресшим, он почувствовал страх. Хотелось спрятаться, ссутулиться, склонить голову, всё признать, во всём покаяться.

Но покорного ребёнка подвинул Ян Иннокентиевич. В голове одна за другой строились мысли: «Вот, матушка, как ты со мной заговорила. Ну что же, имей в виду: шубы, спа, поездки в Париж и на Мальдивы отменяются. С таким подходом – только в деревню – ворон пугать».

Он решительно поднялся со стула и повернулся к матери.

Прямой взгляд мальчика подействовал на неё как детонатор. Женщина быстро окинула взглядом комнату, словно выискивая что-то, нашла и, сверля сына зрачками-иголками, сквозь зубы проговорила: «Почему кровать не заправлена?».