Ну надо же, лишь теперь, сутки спустя, он впервые вспомнил об этом, и о номере её телефона. Вообще всё вчерашнее было теперь скрыто туманом и немало удивляло флешбеками с экрана.

Чуть левее за спиной преподавательницы, почти не шелохнувшись – если лишь только глазами, сидела девочка. И он остывал без майки, прохаживаясь туда-сюда мима неё с подозрительно равной амплитудой. Она – ровная и академичная – сидела сложив ручки на коленочках, и лишь глазами – как в детских часиках-«сове» следила за ним, успевая неслышными курантами «отзвонить» что-то своей почтенной даме слева.

Лишь теперь он узнал всемирно прославленную тренера.

И задумался… Это тренер спровадила с ним вчера воспитанницу. Вот так поворот..

Но случилось это позже, и вряд ли попало на камеру.

Ну а вот что попало: комментарии девчонок за кадром. Сквозь не слишком хорошее качество звука, прорывался бойкий незнакомый голос:

– Наконец то, девочки, настал этот благословенный момент: наша очередь говорить «какие класссные сиськи»! Короче, ему 27, или 28. Ну взросленький, да, по нему так и не скажешь! Родом из Сибири. – демонстрировала свою осведомленность, и углебленность в тему соседкам по закадровости некто Маша… – Из простой семьи, но очень многогранный. К показанному тут, он еще рисует скетчи, снимает блогерские и актерские видео, сам монтирует. Сам все пишет что поет, сводит, доводит до ума. Много и другим пишет. Много лет развивался в танцах, музыке, и вот, вроде прорвался. Хорооооош!!!! Ну какой! – реагировал на картинку голос, – Был женат. Да, я это знала. Какая-то танцовщица. Мелкая такая брюнеточка. Развелся, прколитесь, вот это сюрприз! Свежеразведенный, тепленький… Ну просто, хватай и беги! – и пока он ходил там и перекидывался фразами, – уууф! Агооонь! Нет, поглядите на него! Какое веллликолеппное жжживотное!

А в картинке тем временем – он словно откликом оборачивается к девочке со второго ряда, упирается в неё прямым взглядом, и совершенно рефлекторно протягивает бутылку. Она отпивает из горлышка, смотря на него благодарно, и не спеша возвращает. Ему. Из рук в руки. Глаза в глаза.

Точно. Она попросила попить. Сама! Так неожиданно, что он аж опешил. Чуть не кинул в неё этой бутылкой от неожиданности. Но руки, вроде, не дрожат. По крайней мере, в кадре на этом расстоянии.

– Саша там ваще в зоне… поражения… Ты посмотри на нее… я б тоже взмолилась: Водыыы!..

– Интересный способ сыграть… в бутылочку…

– Саша, что ты делаешь, Саша, кто так хейтит? АстАнАвись пАка не позднА. – негодуют зрительницы полукомично полу-всерьез-протстующе. – Вот сссучка! Мм! Можно мне тоже пооблизывать? Горлышко. Этой… Бутылочки.

Потом он усаживается на подоконник, подтягивает к себе коленку. Попивает водичку под собственные треки и улыбается друзьям, отстреливаясь довольными репликами. Расстояние – почти непреодолимо. Случайно обливается водой, что вызывает непередаваемую реакцию и лавину эпитетов у невидимой комментаторши, смахивает пальцами капельку с разрисованного крепкого торса на её крупном плане.

Потом натягивает неброский тёмный плотный свитшот, как тень, скрывая все достопримечательности, будто и не было – мираж, и ныряет парикмахерской модностью в капюшон. Был Звезда, и нету,

всё спрятался. Осталась только крепкая походка, выдающая спортсмена и танцовщика. Все действо сопровождается протестами фанаточки, что нужно запретить ему одеваться на законодательном уровне – «депутат не подкачай», и что его нужно немедленно причислить к музейным экспонатам, объектам всеобщего достояния и национального наследия.

Дальше – не слышно на горизонте кадра, но он – вспоминает диалог, читая по губам: он обмолвился с друзьями, что проголодался. И вдруг – «тут внизу – столовая. Не пафосно, но съедобно.» – выступила она по-свойски – всё ещё сдержанно, но участливо. Ну еще бы, из одной бутылки пили… Дальше камера фиксирует, как он удаляется по лестнице вниз. Независимо, оставляя позади все, что тут было, без следа и сожаления. Он реально не на шутку обрадовался перспективе покушать. Да и его парняги, пробегавшие с ним весь день – тоже.

Дальше он помнит, что встретил её там в подвальном помещении с допотопным интерьером, странными столиками и вкусными запахами.

О, а вот и продолжение – следующим файлом запись с телефона. А может, прошлая – тоже с девчачих телефнов подружАек была?

Снова не слышно, но он помнит тот диалог. Они уже все взяли и уселись – отбивные, гарнирчик, и даже компот – полные подносы. И тут дружно вспомнили, что хлеб то – забыли. Он – предводитель своей стаи, никогда не подумал бы послать кого-то на побегушках! Встал и прометнулся сам к стойке. А она со своей «свитой» – только подоспели к кассе. Он влез без очереди, по-медвежьи извиняясь, набрал хлеба, и попробовал расплатиться крупной купюрой: мелочью до последней монетки они дружно сбросились ещё на заказе – наконец-то не считаются до копейки, и решили оставить в столовой чаевых!

Сдачи на крупняк – не нашлось, карта – забыта в машине. И тут она – предложила свою мелочь… Он почти не подал виду, не пустил в себя эмоций:

– «так меня еще не спонсировали…» – кинул он через плечо непонятной интонацией, и вот оно все на экране. Крупным планом. Он всё помнит.

Нет, не все: вот она подходит к своим, и камера четко отмечает трогательное детское очень серьезное сдержанно-неудержимое «вот дурачок!».

Потом кадры на улице: вот он стоит возле своей машиной. Ну ладно, временной своей. Приятная женщина – тренер – накидывает ему комплиментов. Он рассеянно кивает, и почти не косится на её спутницу. Слово за слово. Где он обосновался? В Химках! О, им по пути! Ну как по пути… в одну сторону! Сам не понял, как предложил их подвезти. Наставница благодарно согласилась, осенила его доверием. Друзья-хи переглянулись, пожали плечами и набились гуртом в другую машину.

А за кадром вдогонку все тем же сопровождением:

– Саша, что ты делаешь?! Саша, опомнись! Ты говоришь с ним?!! Ты шо удумала? Шо ты творишь?! Саша, ты ж скромная, ты что, забыла? Ты не любительница секс-машин… Саша, ты куда??? Давлетова, нннненннннавижу тебя… – и так прям, от души…

Запись заканчивается. Он вспоминает, где он,

и с кем… Он вспоминает, что смотрели – её версию. И она – рядом, тоже видит… и помнит всё это. Она не поднимает глаз. Но кажется, он знает, что в них.

А кто-то рядом – вот только узрел всю историю…

Ему не привыкать выставляться напоказ с личным – это удел всех поэтов. Но сегодня – весьма… щекотливо получилось. Исповедь – не от него, а про…

Что ж, у него наработан крепкий навык разделять себя… и себя. Того и этого. Тамашнего и тутошнего. Лирического Героя, и обычного. Он не потеряет нить. Ему не привыкать принимать предлагаемые обстоятельства и «выплывать» из этих пучин. Он поднимает глаза на гостей… и родителей – с отсутствием всяких извинений за вчерашнее. И сегодняшнее. И завтрашнее. Он мысленно видит своё отражение – в зеркалах, объективах и глазах. И это отражение – может. Много что может. И на многое теперь имеет право. Например – быть здесь. И делать то, что считает нужным, и то что ему нравится.

И то, что никому не навредит.

Он видит эти любопытствующие взгляды – отзвуки только что увиденного. Кажется, «заряженный» – к нему теперь прилепится.

Он ждет, кто же нарушит молчание. Но никакие предварительные прогнозы не оправдываются:

– Круууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууттттть! – машет руками не знавшая его доселе Даша. Всем интересно, что она заценила больше?

– Нормально. – брутально шмыгает носом он. И изучающе настороженно скользит по присутствующим. Которые только-что коллективно отслеживали на экране крупным планом, как припрятанные нынче шрифты и узоры чернил под его кожей, лизнув спортивные рельефы, зазывающе убегают под кромку его штанов и кокетливо прячутся в их резинке. Теперь обдумывают это, разглядывая его белую майку, и мысленно вопрошают, а на Высокое искусство ли позарилась их «аленький цветочек».