Литмир - Электронная Библиотека
Мария Вебер – Московская Тоска.mp3

Саша поглядывала на него. Он совсем не взрослый, нет. Но взрослее её заметно. Хотя она – очень взрослая. Ну вот так, вне логики.

А то, о чем она думала только что – это нечто… другое.

Его присутствие непривычно будоражило её. Но… странным образом, он не вызывал в ней чувства опасности или незащищенности, тревоги или предупредительности, не пробуждал обостренного самосохранения, или мыслей о цензурах и верных установках. Был ли он безопасен? Не факт. Просто он не внушал опасений, не зажигал красной лампочки в голове – бежать, или отмораживать – препятствовать… чужой грубой воле. Чужим интересам. Скорей он внушал ей… готовности. Странные ещё до конца не принятые и не понятые, недооцененные, но призрачно отлавливаемые в её «настройках». Метафизика обуревала её вместе с любопытством, но мягко обволакивая и оставляя иллюзию владения ситуацией.

И потому, ощущая эту свободу выбора, она тонула в своих же ощущениях и сравнениях:

Узнавание… его же, но очушеломительно-вчерашнего смешивалось с доступностью и почти мифичностью момента сегодняшнего, и вскипало, извлекая неизвестные активные вещества, бурля в голове. То ли магия, то ли химия… Такой же, и какой-то другой – просто искривление времени, пространства и реальности. Вчера – был чистый лист магической неизведанности.

Но сегодня – уже открытый на первой странице учебник, который начал вручать ей свои первые главы-откровения, пока она наблюдала за его реакциями на себя же самого на экране, созерцавшего собственные недавние триумфы. Там было и смущение, и «само-родительское», наставническое одобрение… И принятие, и корректировки, словно обозначения маркерами и подрихтовки ластиком. Он проводил внутреннюю работу над собой, независимо от присутствующих, не двигаясь с места, и это все было воочию, рядом.

Она скинула слой воспоминаний и глянула на его расслабленные крупные разрисованные кисти на руле. У его рук она заметила замечательное свойство: совершенно говорящие кисти опытного танцора, они были индикатором его настроения. Может, даже настроя. Вчера он гипнотизирующе, очень брутально рассказал ими весь свой репертуар со сцены, потом лайтово экспрессивно «сурдопереводил» с друзьями на подоконнике, выгодно оттеняя незабвенный торс, и неопределенно, даже вопросительно замирал ими с незнакомцами. Сегодня – складывал их в замок в скрыто-враждебной обстановке или неспешно потирал ими штаны в моменты двусмысленности или неловкости, словно искал опоры. Но главное: любое его напряжение ясно выдавала их статичность, а стоило ему ослабить самоконтроль, как они пускались в гибкое виртуозное дирижирование его голосом, реакциями, даже ожиданиями. Обычно людей выдают взгляды и глаза. Тут он оказался на столько прокаченным артистом, что заглядывать туда для ясности было не совсем информативно и отчасти даже опасно… Они – затягивали вглубь. Но руки-болтуны – не обманывали. Сейчас они, гибкие и крепкие, мощные и ловкие, потертые как тренировочные тапки, и густо разрисованные граффити, расслабленно лежали на руле, незаметно поглаживая его обивку.

Сосредоточие всех его мыслей, сейчас они мягко управляли движением вперед. Послушные, как все его невообразимое тело, они точно знали, чего он хочет.

А она продолжала плавать в своих ощущениях «вчера-сегодня». Теперь в своих узнаваниях, по крайней мере внешних, поглядывая на интересный профиль, припрятанный в капюшоне, она не могла отделаться от мыслей-вопросов, как же долго он теперь будет прятать под обыденными разговорами свой необыкновенный певучий, сносящий разум голос,

и что скрывают под собой слои тканей там, под его рулем. Над кромкой брюк. Что у него там нарисовано, написано, обозначено?

В общем, сплошные мысли о скрытых потенциалах.

Она ещё вчера поняла: спрятаться в толстовке и капюшоне для него – понятный способ «затеряться на фоне». Вполне осознанный. Спасение, передышка от самого себя в масштабах. Способ «приземлиться».

Что там в пословицах про «Журавля в руках после соловья в небе»?

Его нейтральность завораживала. Не отчужденность, за которой – высокомерие и недоступность, или игры – нет. А Разумное-Доброе-Светлое в нетребовательном пространстве, которое не давило, а проявляло характеры и задатки – обоих. Да, его неброские манеры успокаивали её, завладевали её доверием и вновь отсылали её к мыслям про его весьма странную само-идентификацию как нового «секс-символа».

Всё это – было необычно.

Обычно самоуверенные и статусные парни обозначали свой интерес и намерения к ней – мгновенно. Решительно, быстро, напористо, и довольно напыщенно – она ж всегда числилась «лакомым кусочком», включавшим у парней инстинкт «наперегонки». Менее «топовые» её побаивались – за ней всегда следовал шлейф заслуг, а те, кто осмеливались претендовать – действовали только так – сокрушительным напором (за единственным исключением, да и то на время). «Сработано – на результат» – думала она про себя в 99 % случаев знакомств, когда умудрялась воздержаться от раздражения. Казалось, они интересовались ею и тянулись к ней – как к трофею, который потом не стыдно показать. Словом, ухаживания расценивались ею грубым вторжением в её аккуратный выверенный мир. Торжеством чьего-то эгоизма.

Она давно определила для себя: мужские хотелки – это не её проблемы. Разбирайтесь с этим сами. Она тут – ни при чем. Она – занята своими делами, ей не до чужих амбиций, нацеленных на неё. Она занята собственными – посерьезнее.

Но здесь – всё было иначе. Он и не думал напирать, атаковать остроумием, заполучать. Внушать ей, что она кому должна потому что привлекательна. Или страшно нуждается в нем…

Она лишь отмечала осторожное любопытство в его глазах, аккуратно припрятанное за его неспешностью. И, увлеченная его возрастной неопределенностью, сочетаниями и контрастами, противоборством и слиянием его мужественности и поцанистости, старалась вызвать у себя чувство вины за такой свой изначальный невозвышенный «потребный» интерес, и сама – «поднять взгляд выше» хотябы условно. Получалось с переменным успехом. И она старалась переключить себя с воспоминаний и фантазий – на его живые реакции и подмечания.

Виидмо, он – тоже:

– Значит, интересуешься Калининградом?

Вот подлец!

– Попеременно.

Она хоть и чувствовала рядом с ним некоторую растерянность от концентрации новизны опыта, но странным образом он внушал ей неведомую веру в себя и силы, которые с её природной сдержанной ментальностью с некоторой натяжкой можно было обозначить даже наглостью!!! Такой долгожданной, такой новой! Неотфильтрованной! Он пробуждал в ней… нет, не решимость и не действие. А скорее – все те же готовности. Испытать себя. В такой неординарной… истории…

И испытать его. В его офигительности.

Испытать себя. В его офигительности.

Испытать его – в себе, и своей.

И позволить себе, проверить себя в этом новом вызове – было её решением. Слегка стихийным, но вполне осознанным.

Это был её шанс: оспорить, побороть все привычки и сомнения, встретить новую себя. Это должны были заметить даже её родители. Господи, хоть бы они поняли, и не приняли это за «свихнулась», за испорченность или мимолетный хрупкий каприз! Хоть бы! Но сейчас – не время для стыда.

Время —

вспомнить, ощутить, достаточно ли блестят сейчас её губы?

* * *

Часом позже она поддалась предложению выйти под снегопад и прогуляться вдоль каменных парапетов пустынной поэтически-застывшей речной набережной.

Они отправились в неспешный путь – словно в открытку. Все глубже. Это погружение в визуальную сказку отменило холод, и время. И он одной своей походкой – спортивной живостью в этом размашистом движении, противоречил оледенелости пейзажа, хаотично и обаятельно разметая идеальность фотокадра.

Байков Вадим – Пленники любви

Моментами он не казался красивым. Ну то есть не той нежной красотой без изъянов, к какой привыкают и о которой грезят девчонки с детства. Продуманная глянцевая прическа, апгрейд и нарочитый загар рихтовали и оттеняли его натуральность, его «неформатность»,

11
{"b":"767286","o":1}