– Сестра, – глухо выдохнула я, – неделю не появлялась. Я отправила ей вечером сообщение, она его получила, но не ответила. А утром не пришла домой.
На мгновение я проявила малодушие. В моей голове вспыхнула мысль, уехать отсюда подальше и не проверять, с кем там приключилось такое горе. Однажды я уже стояла девчонкой на том самом месте, глотая слёзы. Ну не может же судьба ударить дважды. Это было бы слишком жестоко.
– Ну что ты так сразу, – мужской голос привёл меня в чувство. – Может, забегалась она.
– Да, – от его слов легче мне не стало, – добегалась.
Сухо попрощавшись с водителем, я, вцепившись в коробку, прошлась вперёд. Люди странно расступались и отводили от меня взгляд. Мои ладони вспотели. Но я упрямо передвигала ноги. Добравшись до оперов, остановилась и забыла, как дышать.
Нет, жизнь может ударить дважды.
Аника!
Моя сестрёнка.
Она лежала на тротуаре лицом вниз, раскинув руки. Будто поломанная кукла. Под ней расплывалось огромное бордовое мерзкое пятно. Оно выделялось жуткой кляксой на белом мелком гравии. Внутри меня что-то оборвалось. Эмоции схлынули. Словно со стороны я наблюдала за всем происходившим.
Вокруг ходили мужчины в серой форме с эмблемами Сатурна на рукавах и нагрудных карманах. Ни капли жалости или сострадания на грубых усталых лицах. Они что-то обсуждали, снимали на микрокамеры. Их голоса врезались в мою голову: молодая женщина, ножевые ранения, смерть наступила до приезда бригады медиков…
Осмотревшись, я поняла, что здесь нет спецмашины скорой медицинской помощи. Ни одного белого фургона. Они и не приезжали. Это вызвало во мне приступ гнева. В глазах потемнело. Они должны были находиться тут, делать осмотр.
Адекватно я понимала, что возможно спасать мою сестрёнку было уже поздно, но они не приехали. Не явились, чтобы официально зарегистрировать смерть.
А может, ещё можно было спасти.
Но никто не пожелал этого делать.
Я стиснула челюсть так, что мне стало больно. Законники здесь, а медиков и не видно. Никто не собирался её спасать: всем всё равно – мертва она или ещё дышала.
Блюстители закона нагло врали на свои диктофоны, что жертва была осмотрена, а всё это ровным текстом тут же ложилось на информационную бумагу в их кабинетах.
Два опера рядом со мной опрашивали старушек из соседнего дома. Слыша каждое их слово, я с трудом дышала. Боль сжимала грудную клетку так, что не хватало воздуха. Женщины затравленно поглядывали на меня. Словно им было стыдно передо мной за что-то.
А может это была простая жалость.
Мой взгляд постоянно возвращался к сестре. Слёзы жгли глаза, но я не могла позволить себе расплакаться. Просто не могла. Как она посмела взять и оставить меня. Я ведь столько раз просила её жить дома. Быть с нами. Заботиться о дочери, а она…
Хуже всего далось мне осознание того, что она сама во всём виновата. Сгубила и себя, и нас. Она предала. Оставила одних. Мне больше некому звонить, некому писать и просить о помощи. Она была моей семьёй. Той, в ком я хотела видеть опору. А теперь её просто нет.
Моей Аники больше нет.
Даже мёртвой она выглядела настоящей красавицей, только нелепо открытый рот портил её лицо. Словно предсмертный крик застыл на губах. Я не могла оторвать взгляд от её рта. Казалось, я слышу родной и такой знакомый шёпот.
Это сводило с ума.
Перед глазами стояли картины из детства. Она любила меня, несмотря ни на что она любила. Я это точно знала. Приходя с учёбы, сестра усаживала меня за стол на кухне и начинала свои занятия, воображая себя учителем. Тогда она мечтала заниматься с детьми, работать в местной школе. И у неё было всё для того, чтобы воплотить это в жизнь. Благодаря ей я умела и писать, и читать. Она дала мне больше, чем занятия в приюте.
Но постепенно всё изменилось.
Моя Аника пропала, и появилась себялюбивая чужачка.
Сглотнув, я всматривалась в такие родные навечно застывшие черты лица. Я не хотела помнить её такой, но эта картина, казалось, навсегда врезалась в мою память. Вокруг неё ходил молодой опер и снимал с разных ракурсов положение тела. Он делал это так небрежно. Со скучающей рожей. В какой-то момент, не заметя, он наступил на её красивые светлые локоны, обрамляющие безжизненное лицо.
Я пошатнулась и тяжело задышала.
– Крав, осторожнее. Смотри, куда ноги ставишь, – рыкнул на молодого законника усатый мужик в форме. Он бросил короткий взгляд в мою сторону, будто зная, кто я.
Фотографирующий отошёл на шаг и сплюнул. Коробка дрогнула в моих руках, и крупный картофель покатился по тротуару. Сволочь. Одинокая слеза скатилась по щеке. Они все вели себя так, словно она панельная девка. Будто тут проститутку убили. Я не знала, чем зарабатывала на жизнь Аника, но всё вокруг меня откровенно пугало и наводило на нехорошие мысли.
Неужели я чего-то о ней не знала.
Но их жесты, обрывки фраз, выражение лиц и пренебрежение.
Нет. Сглотнув, я не знала, что мне делать. Чувства, они вдруг исчезли, я впала в ступор.
Аника. Что же ты сотворила, сестрёнка. Как ты могла вот так со мной и дочерью.
Молодой опер, отсняв тело, подошёл к машине, в которой сидел заключённый в лазерные наручники, светящиеся раздражающим красным огнём, мужчина. Только сейчас я заметила его присутствие. Яркое свечение на его руках гипнотизировало. Убийца. Значит, были те, кто видел, что он сделал. Подняв взгляд, уставилась на его лицо.
Я узнала его мгновенно. Дружок моей сестрёнки. Тварь, которая ей всю жизнь испоганила.
Отец моей Юлы.
Не свяжись Аника с этой гнидой, всё было бы иначе. Моя сестричка была красавицей, но совершенно бесхарактерной. Он подавил её, сломал и подстроил под себя. Исковеркал её, сделав той жадной эгоистичной гадиной, что принесла мне завёрнутую в наволочку новорождённую малышку и со словами: «Избавься от неё», спокойно отправилась на местную тусовку. Это была уже не моя сестра.
Поймав мой взгляд, эта падаль, закованная в красные наручи, вызывающе улыбнулась.
От ярости у меня почернело в глазах.
– Убью! – шепнула я одними губами. – Сдохнешь, тварь!
Улыбка сошла с его лица. Оскалившись, я провела языком по верхним зубам.
Кажется, он понял, что я не шучу. А это было действительно так. Ему не жить.
Ухватив крепче коробку, я развернулась и, обойдя толпу, пошла домой.
А что мне было ещё делать? По щекам стекали слёзы. Что я скажу Юле, когда она спросит о маме? А вдруг эта тварь успеет тявкнуть, что у него есть дочь, и мою девочку заберут?!
Нет. Нужно было действовать быстро. Поднимаясь по лестнице в свою квартиру, я уже примерно составила план. Открыв дверь, бросила эту дурацкую коробку на пол, и пошла искать планшет сестры.
У неё был баланс.
На один звонок хватит.
Глава 8
Застыв с планшетом в руках, долго сидела на стуле. Я никогда не лезла в вещи сестры. Не имела такой привычки. А сейчас, глядя на заставку на экране, ощущала дикое разочарование в ней. На меня смотрело застывшее трёхмерное динамичное изображение Аники с её брутальным недоделком. Пролистав все файлы, я готова была просто орать в пустоту.
У неё даже не было фото, где она с дочерью.
Ни одного.
Да и себя я не обнаружила. Такое чувство, что мы для неё просто не существовали. Это ранило. Так больно мне не было уже давно.
Проводя пальцем по экрану, видела одно и то же лицо. Везде этот тупоголовый амбал. Моя ненависть сделала новый виток вверх. Я бы его своими руками удушила.
Что она в нём видела? Ну, что?
На роже ни намёка на интеллект. Самовлюблённая гора мышц. Имбецил.
И ведь она уходила столько раз от него. Клялась, божилась, что не вернётся. С синяками домой приползала, рёбра он ей пересчитывал. Мы с Юлой крутились, выхаживая её. А после всего этого эта, дурная, снова бежала за ним.
Зачем?
Я не понимала. У неё было всё: дом, в котором она могла счастливо жить, дочь. А что сделала Аника?
