Ничего более не спрашивая, напарница заглушила конвейер и вызвала мастера. Кнопка над нашими головами вспыхнула красным. Это было препоганно, потому как за время простоя не платили. Но оставить на ленте гниль тоже нельзя, а то вычтут так, что ещё и должны останемся.

– Что у вас? – к нам присоединился высокий бородатый крепыш. Тёмная густая шевелюра и красный оттенок кожи выдавали в нём чистокровного марсианца.

– Указал, что гнилой, а на деле нет, – я сунула под нос мужчине брюкву.

– Много уже прогнали? – спросил он, не глядя на монитор.

– Нет. Только ящик запустили, нужно отозвать.

Наладчик молча завернул ленту вспять.

– Это надолго? – нервно поинтересовалась я, сжимая бёдра.

– В гаюн успеете, – проворчал он понимающе.

Ничего больше не спрашивая, я метнулась в сторону небольшой комнатки. Напарница за мной. Сделав свои дела, стянула перчатки и вымыла руки в крошечной жестяной раковине.

– Умойся, а-то гляди уснёшь, – женщина покачала головой.

– Ты потому меня разговорами отвлекаешь? – наконец-то, сообразила я что к чему.

– Да видно же, что серая вся, – в меня полетела чистая салфетка для лица.

– У меня сегодня ещё в баре смена. Не представляю, как там буду задом вилять.

– Да повисни на шесте и выспись, – сделала дельное предложение коллега.

– Да, если можно бы было, – сокрушённо выдохнула я.

– У тебя парень-то хоть есть? Уже сколько работаем с тобой, а ты всё отмалчиваешься.

– Мне что проблем мало в жизни? Ещё и с мужиком связываться, – скривив губы, я умылась и вытерла лицо.

– Ну, заведи, может полегче станет, – как-то неуверенно посоветовала эта доброжелательница.

– Ага, как же. Что с них взять, кроме головной боли, – посмотрев на себя в зеркало, убедилась, что косметика не смылась. Правда, тени поблёкли.

– Ну не скажи, бывают ведь и хорошие парни, – долетело до меня. Приподняв бровь, я скептически глянула на эту сказочницу.

– Нет, ну встречаются, – смутившись, пробурчала она. Моя бровь приподнялась ещё выше.

– Да, ладно тебе. Молодая ещё, чтобы вот так, ни во что светлое не верить.

– В светлое я верю и в существование счастья тоже. Вот выдадут нам премию, и искренне возрадуюсь. А насчёт мужика, ты уж прости, Нюр, но это не «светлое» – это чиряк на заднице. Никогда не знаешь, в какой момент он начнёт ныть и нарывать.

Женщина рассмеялась. Но спорить со мной не стала.

Остаток смены прошёл более или менее спокойно. Собрав увесистые коробки с овощами, мы двинулись на выход. Около двери ошивались несколько охранников: парни, работающие на грузовых кораблях. Когда их судно швартовали на ремонт, они шабашили тут.

– Эй, малышка, – окликнул меня один из них. Я обернулась и прошлась внимательным взглядом по весьма подкаченной фигуре мужика. И на лицо он оказался неплох. Но в то же время маникюр на руках получше моего будет и вещички явно новые. Позёр в себя влюблённый, значит. Работать на корабле и остаться белоручкой?! Ну, это такое себе. Я тут же оценивающе прошлась по второму молодому мужчине, вот у него ладони были грубые, ногти ломаные.

– Что надо? – грубовато рыкнула я, удерживая на весу коробку. Мужик слегка опешил. Воспользовавшись моментом, я выскочила из дока наружу.

– А что такая невинная сладкая девочка делает вечером? – прилетело мне вслед. «Ухажёр» не унимался.

– Задом трясу в местном баре. За сто галов и тебе спляшу, – обернувшись, громко оповестила я его о планах на остаток дня.

Мужик почесал затылок.

– А бар где? – в его голосе больше не было уверенности.

– На Энцеладе, конечно. Бар там только один, не промахнёшься.

Отвернувшись от притихшего контрабандиста, внезапно споткнулась. Стоя у небольшого воздушного бордового катера, на меня в упор смотрел тот самый хвостатый тип. И было в его глазах что-то такое, отчего я растерялась. Уголки его губ дрогнули и искривились. Я видела неприязнь. Он рассматривал меня как товар, как ту брюкву с контейнера. Мне стало совсем не по себе.

– Я прилечу, детка, и только попробуй не спляши, – крик охранника заставил меня прийти в себя и отвернуться от этого неприятного типа.

– А денег-то парень хватит? Наша Криста девица видная, – догнал меня женский смех.

– Эй, подруга, стой, – за моей спиной обнаружилась напарница, – ну ты даёшь. Там мужик челюсть с пола поднимает. А вдруг возьмёт, да и придёт в бар твой.

– Были бы у него сто галов, что мне жалко филеем за такие деньги тряхануть.

Женщины снова захохотали.

– Вот она молодость. А мне захоти тряхнуть чем, так зрителей не найдётся, – сквозь смех выдала одна из них.

– А в чём-то молодуха наша права. Пусть трясёт, пока трясётся.

Покачав головой, я махнула на них рукой и поспешила в сторону остановки орбитального метро. Мне ещё до Энцелада час тащится.

Петляя между ангаров и доков, я пыталась срезать максимально путь и успеть на ближайший рейс.

Выскочив на платформу, выдохнула. Народа было много, значит, челнок ещё не пришёл. Словно подтверждая мои догадки, раздался сигнал, и женский неживой голос сообщил о прибытии косморобуса «Титан – станция Ледо – Энцелад».

Я успела.

Растолкав пассажиров, пролезла в нос челнока и, поставив коробку на пол в угол, широко зевнула. А после глянула на свой планшет. Сообщений не было. Воспитатель так и не отписалась. И это немного настораживало. Самой отправить ей письмецо, средств не хватало. Нужно пополнить счёт.

Дверь косморобуса шумно закрылась. Через салон прошёлся красный луч сканера, и с наших карт мгновенно было списано по тринадцать галлов за проезд. При этом неважно было, куда ты летишь – цена фиксированная.

И мне это было крайне выгодно. На крейсере с меня бы взяли в два раза больше. Расслабившись, я по привычке упёрлась лбом в галоокно.

Нутром чувствовала, дома не всё ладно.

Добраться бы быстрее до Юлы.

Закрыв глаза, я, кажется, задремала. Вагон шёл плавно, а лёгкий методичный гул ядра головного корабля укачивал. Краем уха я улавливала движения рядом, неразличимое бубнение.

Вагон тряхнуло.

Приоткрыв глаза, с трудом сообразила, что мы только на станции «Ледо». Огромный вокзал больше напоминал пункт приёма металлолома. Всё сварено из труб, то тут, то там валялись отломанные, или чем-то спиленные вандалами арматуры. Как только умудрялись, но факт на лицо. И всё это в окружении сферического купола. Нелепость страшная. На подлёте эта станция напоминала больше дёшево сделанное пресс-папье.

Послышался сигнал, и вагон тронулся.

А я больше просто не могла стоять. Покосившись на десяток пассажиров, которые и сами клевали носами, махнула на всё рукой и уселась прямо на пол. Согнула ноги и положила голову на колени. Уже было не до приличий. Никто даже виду не подал, что что-то не так. Меня окружали такие же работяги.

Я незаметно погрузилась в сон.

У меня было ещё полтора часа. Косморобус куда медленнее экспресса, и сейчас это мне показалось просто замечательным.

Лёгкий толчок вывел меня из тяжёлой дремоты. Сразу глянув в угол рядом с собой, выдохнула. Коробка с овощами осталась на месте. Хотя вот брюквы, что лежала сверху, не хватало. Да и бог с ней. Спишем это на благотворительность. Не обчистили насухо, и за то огромное спасибо.

В наше время даже воры были с понятиями.

Подняв ящик, двинулась на выход.

Энцелад.

Как я ненавидела свою колонию.

Серая, неуютная, жутко депрессивная.

Дома – железные коробки, которые за пару лет построили первые поселенцы, – как времянки. Нам обещали отличное жильё, надёжный купол… хотя и сейчас это обещают. А мы как жили в консервных банках, так и живём.

Хотя по визору в экспрессах и в космопортах рассказывают о программе переселения, о том, как хорошо работает принцип «одна семья – один ребёнок». Проблема у них с контролем рождаемости решена, и нелегалов с каждым днём становится всё меньше.