Боже, как хорошо я изучил тип людей, подобных красавчику Булату. Я их встречал на своём веку во множестве, и не только при дворе, а повсюду. Все помыслы Морнингстара были сосредоточены на одном – как бы поскорей да повыше подняться по социальной лестнице. И у него просто в голове не укладывалось, что я могу этого вовсе не желать. Он наверняка подозревал, что я рассчитываю благодаря предстоящему знакомству с принцессой пробиться поближе к трону, к королю, к почестям и власти. И потому горел желанием лишить меня радости предвкушения, испортить мне настроение.

Откуда ему было знать, этому болвану, что моё настроение безнадёжно испортилось в тот самый миг, когда я родился, и с тех пор час от часу делалось всё хуже.

Не скрою, мне приятно было убедиться, что за время, проведённое в столице, я не утратил своих охотничьих навыков и потому смог учуять дым прежде остальных членов отряда.

До сего момента путешествие в обитель благочестивых жён проходило на удивление спокойно, без каких-либо происшествий. Так гладко, так ладно и мирно, что я, признаться, без всякой на то причины начал нервничать. Кроме нас с Умбрежем в отряде было ещё не менее двух десятков человек. Они составляли наш надёжный эскорт. Командовал всеми сэр Нестор, один из гвардейцев его величества. Приветливый и любезный, он был тем не менее сама жёсткость и деловитость во всём, что касалось безопасности отряда и благополучия каждого из его членов. По какой бы местности мы ни передвигались, он неизменно отправлял вперёд небольшую разведывательную группу, которая должна была убедиться в безопасности очередного нашего перехода. Во всём его облике чувствовалась спокойная уверенность, что лично мне было по душе. Но на сэра Умбрежа эти качества нашего командира особого впечатления не производили. Старик, когда мы проезжали по лесным тропинкам, беспрестанно озирался по сторонам, а на полянах подносил ладонь к глазам козырьком, взглядывая на солнце, и вообще вёл себя так, словно пытался обнаружить где-то поблизости от себя что-то такое, чего там не было и быть не могло. Вроде как выискивал линии судьбы, вытканные плетельщиками и для них одних различимые.

Я его спросил, прежде чем мы отправились в путь, почему он не попытался уклониться от этого опасного задания при помощи какой-нибудь своей уловки, вроде той, что избавила нас от участия в войне с Шенком. Старик в ответ нравоучительно изрёк:

– Одно дело – малозначащая экспедиция, в которой и без меня было кому помериться на мечах с противником, и совсем другое – выполнение личного приказа их величеств.

– И с этим нашлось бы кому справиться кроме нас с вами, – упрямо возразил я.

Умбреж в ответ на это только головой покачал. Мол, что с ним рассуждать, с этим плебеем без роду и племени, без чести и совести. Я не стал продолжать этот разговор, и к данному вопросу мы больше не возвращались.

Но вот настал момент, когда я поймал себя на том, что, уподобившись Умбрежу, принялся озираться по сторонам, насторожённо присматриваться ко всему окружающему и выискивать повсюду неоспоримые признаки близкого преследования или иной какой-нибудь опасности. Сам не знаю, что меня заставило так поступать. Ничего тревожного я не замечал.

И всё же...

И всё же я голову готов был дать на отсечение, что не зря забеспокоился. Чутьё опытного охотника подсказало мне: что-то не так! Повторяю, ничего настораживающего я не замечал, но от этого лишь пристальней вглядывался в сумрачные чащи, проворней озирался, пытаясь уловить что-то похожее на стремительное движение едва различимых контуров тел неведомых существ, которые, возможно, за нами наблюдали. Я решительно никого не увидал, но чувство чьего-то незримого присутствия не оставляло меня ни на минуту. И ещё мне казалось, что эти соглядатаи-невидимки смеются над нами, их забавляет эта игра в прятки. Леса, через которые мы проезжали, были вовсе не такими мрачными и глухими, как Элдервуд, под сенью которого прошло моё отрочество, напротив, здесь сквозь деревья проглядывало солнце, приветливо щебетали птицы, а поляны пестрели цветами. И всё же я нутром чувствовал близкую опасность, хотя и неспособен был даже предположить, в чём она могла заключаться. Другой на моём месте решил бы, что все эти страхи лишь плод разыгравшегося воображения. Другой, но не я: с воображением у меня всегда дело обстояло неважно. Так что я просто утвердился в мысли, что нельзя доверяться обманчивой приветливости этого леса, и держался начеку.

Ни с кем из своих спутников я, разумеется, и словом не обмолвился о том, что меня встревожило. Во-первых, никаких убедительных доводов в пользу своих опасений я привести не мог, а во-вторых, нам предстояло ещё несколько дней пути, и я решил не портить им настроение на столь долгое время. Сэр Умбреж и без того держался насторожённо и беспокойно, а что до остальных... Они меня воспринимали в лучшем случае как бесполезное дополнение к бравому отряду, в худшем – как лишнее бремя.

Хорошо хоть мне предоставили коня для этой утомительной поездки. Я был бесконечно за это благодарен их величествам. Нет, при необходимости я мог довольно уверенно шагать, опираясь на посох, и даже не отставать от других, у кого обе ноги в порядке, но, признаться, длительные пешие переходы всё же не являлись моим любимым времяпрепровождением. Разве что возможность передохнуть выпадала бы через каждые пять-шесть сотен шагов. Но о подобном в походе даже мечтать не приходилось. Лошадка мне попалась самая заурядная, скорей неказистая, чем статная. Звали её Александра. Резвостью она не отличалась, но, поскольку я и сам не мог похвастаться этим качеством, то и не считал со своей стороны справедливым винить её в отсутствии оного. В общем, мы с ней подобрались два сапога пара.

Наконец мы очутились на расстоянии какого-нибудь часа или двух езды от цели нашего путешествия. Погода стояла сносная, я вяло перебрасывался словами со своими ближайшими спутниками, трясясь в седле. В общем, если не считать моей беспричинной тревоги, всё шло на удивление гладко, пока я внезапно не почувствовал запах дыма. Судя по реакции моей Александры, она его тоже уловила. Ещё две или три лошади вдруг замедлили шаги, и рыцари, которые сидели на них верхом, недоуменно переглянулись. Поведение животных их озадачило, сами же они ещё не разобрались, в чём дело.

– Впереди что-то горит, – сказал я им.

Нестор, Умбреж и ещё несколько рыцарей недоверчиво взглянули на меня.

– Я не чувствую запаха гари, – сказал Нестор. – С чего ты взял, что впереди пожар? Дымом вроде не тянет.

– Уверен, там что-то горит. Лошади тоже это учуяли. Поглядите-ка на них.

Нестор поднял руку ладонью вверх, призывая всех остановиться, и сурово нахмурился. Несколько минут он пытался уловить в воздухе запах дыма и наконец, ещё больше помрачнев, кивнул мне:

– Да-да, чёрт побери, ты прав. Эй, Редондо, Мессина! – Он подозвал к себе двух самых опытных разведчиков. – Отправляйтесь вперёд и поглядите, что там такое. Если это лагерь, я хочу знать чей. И сколько там народу.

– Это не лагерный костёр, – убеждённо возразил ему я. – Там что-то большое горит, ручаюсь.

– Возможно, ты прав. Посмотрим.

Разведчики отправились вперёд, мы остались ждать. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они вернулись, хотя на самом деле Редондо и Мессина отсутствовали всего несколько минут. Оба пребывали в чрезвычайном волнении. Они направились прямиком к Нестору, отозвали его в сторону и стали о чём-то с ним шептаться. Выслушав их, командир повернулся к остальным и отрывисто приказал:

– По коням, скачем во весь опор! Это обитель! Кто-то поджёг монастырь!

Новость подействовала на всех нас как удар хлыста. В считанные секунды отряд помчался по лесу вскачь. Даже Умбреж очнулся от своих меланхолических раздумий и с беспокойством вопросил:

– А что с принцессой? Она ведь там? Её высочество в безопасности?

– Откуда мне знать? – довольно нелюбезно отвечал ему Нестор. – Разведчики заметили каких-то людей снаружи, у стен обители. Но разве ж издалека можно было разглядеть их лица? Всё, отставить разговоры! Вперёд, лопни ваши глаза!