А ещё... она и впрямь до вчерашнего вечера была невинной.

Осмысливая эти открытия, я погладил её по белокурым волосам. Она улыбнулась во сне и ещё тесней ко мне прижалась. И я принялся мечтать.

Я мечтал о совместной жизни с Энтипи. Могли бы мы с ней быть счастливы? Мне было трудно ответить самому себе на этот вопрос. Ведь принцесса малость не в себе. Можно ли доверять человеку, который не вполне отвечает за свои поступки? Хотя, если разобраться... Я по крайней мере твёрдо знал об этой её особенности и не питал на счёт её высочества никаких иллюзий. Мне следовало, находясь с ней в постоянном и тесном общении, всё время быть начеку – и только. Не так уж это и сложно, в конце концов. Я что имею в виду: вот взять, к примеру, Астел. Уж та-то была нормальной во всех отношениях. И бросилась мне на шею, завлекла в свои объятия, а после ограбила и чуть не убила. Вот чем обернулось моё доверие к ней. С Энтипи же о доверии и речи быть не может. Единственное, что не подлежало сомнению, это как раз то, что она неизменно заставляла сомневаться в себе. В этом была пусть извращённая, но всё же логика.

Я размечтался о том, как здорово было бы однажды взойти на трон. Рунсибел и Беатрис ведь не вечные. К тому же они так настойчиво подталкивали меня к мысли, что я как раз тот самый герой, портрет которого выткан на гобелене и который должен стать правителем Истерии. Быть может, выдав за меня свою дочь, они через какой-нибудь десяток лет уйдут на покой, а бразды правления вручат нам, то есть мне? И я, Невпопад, стану полновластным хозяином огромной процветающей страны. Или на худой конец помощником Энтипи в нелёгком деле управления государством.

Я зримо представил себе, как Морнингстар по моему приказанию двадцать раз обегает вокруг крепости – в полной боевой амуниции. И так каждый день.

Я мечтал о том, как все станут бояться и уважать меня, как я буду упиваться своей почти безграничной властью над всеми без исключения жителями Истерии. Как я в торжественной обстановке объявлю себя героем, появление которого было предсказано.

Давно уже я не ощущал в себе такой полноты жизни, такого прилива сил. Просто-таки другим человеком себя почувствовал.

Энтипи во сне перевернулась на бок и забросила ногу мне на бедро. Бедняжка, наверное, озябла. Но угол одеяла, которым принцесса была укрыта, от этого её движения с тихим шелестом сполз на пол, и я залюбовался её стройными, тонкими ногами, округлыми ягодицами. И усмехнулся про себя.

Какие ещё мне нужны доказательства того, что мы должны принадлежать друг другу, что мы друг для друга созданы? Ведь вот оно – родимое пятно у неё на бедре, в точности такое же, как у меня, – язычок пламени...

Надо же, какие на свете бывают совпадения. Глядя на эти одинаковые отметины на наших телах, можно подумать... что мы состоим в родстве.

Мне стало трудно дышать. Кожа покрылась мурашками.

Родовая отметина... точная копия моей... знак принадлежности к одной семье, свидетельство близкого родства...

Я всмотрелся в её лицо, и наихудшие мои опасения подтвердились. Как же я мог прежде этого не замечать?! Такие знакомые черты...

В памяти моей один за другим стали возникать разрозненные эпизоды нашего с ней недолгого общего прошлого... необъяснимые совпадения... Теперь только всё встало на свои места. Недаром же королева отправила за ней именно меня, мне одному поручила с ней подружиться. Она материнским инстинктом поняла, что мы с Энтипи сумеем найти общий язык, что мы во многом так похожи... До меня наконец дошло, почему единороги приходили в исступление, стоило нам только проявить нежность друг к другу. Тогда я ошибся, решив, что они собирались отомстить мне за Тэсита, за то, как я с ним поступил. Но дело было в ином: эти легендарные животные знали, что союз между нами стал бы не чем иным, как гнусным кровосмесительством... Боги, она сама вечером сказала, что у неё от природы волосы того же цвета, что и мои... Она похожа на меня, как... Как сестра...

Я так жутко, так отчаянно взвыл от ужаса, что, не сомневаюсь, даже Тэсит, лёжа в своей пещере в Приграничном царстве, услыхал этот крик, и мёртвый его рот изогнулся в злорадной усмешке, а губы прошептали: «Поделом же тебе!»

Мой истошный вопль не просто разбудил Энтипи, он буквально смёл её с постели.

Она взглянула на меня с тревогой. О боже, её лицо... Которое так походило на моё! Как я мог сразу этого не заметить? А где, интересно, были глаза у всех окружающих? Я продолжал вопить как резаный, как буйнопомешанный. Понимаете, просто перестал собой владеть.

Энтипи решила, что во сне мне привиделся кошмар.

– Невпопад, любовь моя, всё хорошо!

Лучезарно улыбнувшись, она подошла ко мне, а я от неё отпрянул, вытаращив глаза так, что они едва из орбит не вывалились. Принцесса погладила меня по щеке и потянулась было, чтобы запечатлеть на ней нежный утренний поцелуй, но это исторгло из моей глотки ещё более пронзительный крик. Не переставая визжать и завывать, я бросился к кровати, сорвал с неё кружевную простыню и завернулся в неё. Я старался держаться как можно дальше от принцессы.

– Невпопад, опомнись, ты же ведь уже проснулся, день на дворе, тебе приснилось что-то страшное, но это, к счастью, был только сон!

И как, скажите на милость, я мог объяснить ей, что кошмар обрушился на меня вовсе даже не во сне, а вскоре после пробуждения?

Как и следовало ожидать, через несколько секунд дверь содрогнулась под ударами чьего-то тяжёлого кулака. Шутка сказать – жених принцессы вопит спросонок, как банши, надо же выяснить, что с ним такое приключилось. Но мне было решительно наплевать, насколько это происшествие может навредить моей репутации при дворе.

Энтипи стянула с кровати вторую простыню и закуталась в неё с ног до головы. Чётким, размеренным шагом подошла к двери. Представьте, вид у неё в этом более чем странном одеянии был величественный и вполне элегантный. Она уверенно взялась за ключ, но я крикнул:

– Остановись! Не делай этого!

– Сохранить всё в тайне не удастся, – оглянувшись, спокойно возразила она. – Ты так орал, что весь дворец перебудил. Мёртвого бы из могилы поднял! – Укоризненно покачав головой, она повернула ключ и распахнула дверь. – Не говоря уже о...

На пороге стоял её отец.

При виде принцессы, укутанной в простыню, он нахмурился и едва заметно качнул головой. Король успел накинуть короткий плащ поверх белоснежной рубахи до пят. На голове его красовался ночной колпак с кисточкой. Из-за плеча монарха озабоченно выглянул сэр Юстус, также в ночной рубахе и плаще, однако без колпака. В руке рыцарь держал обнажённый меч. Позади Юстуса смущённо перетаптывались с ноги на ногу два стражника. В иной ситуации я непременно почувствовал бы себя польщённым тем, что сам монарх, разбуженный в столь ранний утренний час моими воплями, покинул спальню и поспешил мне на выручку. Теперь же я с охотой пожертвовал бы этой великой честью в обмен на возможность навести на всю крепость такие чары, чтобы все, кто находится в её стенах, оглохли хоть на пару минут.

Банкет закончился поздно, и все его участники, не исключая и короля с Юстусом, отдали должное великолепным винам, которые буквально рекой лились во всё время пира, и потому неудивительно, что у его величества и сэра рыцаря, когда они заглянули в мою спальню, вид был довольно сонный. Но стоило им увидеть у порога Энтипи, закутанную в простыню, и взоры обоих тотчас же прояснились. Меня они тоже заметили. Не сомневаюсь, я был в те мгновения едва ли не белее той простыни, в которую завернулся, и здорово смахивал на заблудившееся привидение.

– Что случилось? – негромко вопросил сэр Юстус.

Король сердито сдвинул брови. Стражники за их спинами наклонили головы, чтобы скрыть ухмылки. И правильно сделали: заметив на их лицах признаки столь неуместного и непочтительного веселья, король мог бы мигом их вышвырнуть из крепости. Хорошо, если живыми...