Я потёр переносицу. Потребность в алкоголе заявляла о себе всё настойчивей. Мне прямо-таки зверски, как никогда прежде, хотелось выпить. Горло так и сжималось от предвкушения того, как по нему польётся живительная влага. Я сглотнул.
– Булат, тебе не наскучил этот разговор? Лично я, если у тебя нет ко мне неотложных дел, предпочёл бы...
– Я просто понять хочу, Невпопад, – перебил он меня.
– Что именно? – с едва скрываемой досадой спросил я.
– Понять, каково это... быть неудачником, вечно находиться в проигрыше.
Признаться, я сам не ожидал, что его слова так меня заденут. Мне следовало в ответ пожать плечами и молча уйти, но меня словно кто-то дёрнул за язык, и я запальчиво произнёс:
– Тебе что же, Морнингстар, больше заняться нечем, кроме как меня постоянно подначивать и травить? Прямо какой-то мастер травли, честное слово. Я что тебе, олень или дикий кабан? Уж лучше б ты всамделишной охотой занялся, что ли.
Морнингстар долго мне не отвечал. Его приятели, затаив дыхание, ждали, как он отреагирует на мои слова. Из-за туч выглянула луна, и казалось, ей тоже сделалось любопытно, чем кончится наша словесная дуэль.
Булат вопреки моему ожиданию не вышел из себя и ни на шаг ко мне не приблизился. Только улыбка на его самодовольном лице стала, может, чуть менее торжествующей.
– Пусть так, – произнёс он и, пожав плечами, прибавил: – Но это куда лучше, чем... чем слыть придурком и посмешищем. Чем всегда, и всем, и во всём проигрывать.
И тогда я принял его вызов, не ведая, чем это для меня впоследствии обернётся.
– Запомни, Морнингстар, я не Умбреж. Я сам по себе. Что бы старик ни делал, ко мне это отношения не имеет.
– Глупости, ещё как имеет! Мы все, – тут он обвёл жестом руки ватагу своих приятелей, – купаемся в лучах славы наших сэров рыцарей, мы делим с ними эту славу и гордимся их деяниями. А стоит рыцарю сплоховать... И это наносит ущерб репутации его оруженосца.
Мы все, кроме тебя, конечно, пережили немало счастливых минут, минут триумфа. Мы сумели достойно себя проявить. И то же самое относится ко всем нашим патронам. А ты чем похвалишься, Невпопад? Имей в виду, я, между прочим, не только будущий рыцарь, меня и науки тоже интересуют. Так вот, мне даже с чисто научной точки зрения интересно, как ты себя должен чувствовать в шкуре вечного неудачника. – Тут его тон стал ещё более насмешливым. – Постоянно ли тебя гнетёт мысль о собственной никчёмности? Или ты подвержен частым приступам тоски и уныния? Или успел уже настолько отупеть от безделья и от позорной непригодности своего рыцаря к несению службы, что всякую чувствительность потерял? Ответь, сделай милость.
– Ты меня недооцениваешь, Морнингстар. И сэра Умбрежа, кстати говоря, тоже. – Вот уж это, как вы понимаете, было чистейшей воды ложью. Мне от сознания собственной никчёмности хотелось бежать из замка без оглядки, а Умбреж был непригоден ни к чему на свете.
– Да что ты говоришь?! Может, ты готовишь для всех нас какой-нибудь сюрприз? Не иначе как Умбреж собирается стать победителем турнира? О, как бы я желал взглянуть на это! Хоть одним глазком. А вы что скажете, друзья?
Друзья не замедлили ответить ему угодливым хихиканьем. Мне даже почудилось, что и луна в небе легонько качнулась, прыснув со смеху.
Чаша моего терпения переполнилась, и прежде, чем я успел сообразить, что происходит, из груди у меня сами собой исторглись слова:
– Насколько же, интересно знать, велико твоё желание увидеть его победителем?
В голосе моём Булат отчётливо расслышал вызов. Он сделал шаг в мою сторону, прищурился и недоверчиво тряхнул головой. Ещё бы, мне и самому с трудом верилось, что я в самом деле это произнёс. Но отступать было поздно.
– Так ты мне пари предлагаешь, так?
Я молчал, отчаянно надеясь, что Булат и вся стая, посмеявшись, наконец уберутся куда-нибудь. Но не тут-то было! Вышло так, что я сам проделал брешь в своём панцире, и Булат не замедлил ткнуть в неё остриё клинка.
– Десять совов, – азартно выкрикнул он и тут же скороговоркой добавил: – Нет, удваиваю! Двадцать соверенов!
– Но у меня нет таких денег.
– Ага, отказываешься от пари?! Знаешь, что выигрыш за мной!
– При чём здесь выигрыш и проигрыш? – солгал я. – Просто мне нечего поставить против твоей двадцатки, и в таком случае пари заключено быть не может. Это было бы против правил. Сам знаешь, не мне тебя учить.
– На кон не только деньги ставят, – подумав, возразил Булат, – но и многое другое. Я готов принять в качестве ставки твоё обещание в случае проигрыша стать мне слугой на какой-нибудь срок. Я тебе буду поручать самые противные из своих обязанностей оруженосца. Вот так и договоримся. – Он вытащил из кармана и подбросил на ладони кожаный мешочек с монетами. – Моё золото против твоих трудов. Что скажешь?
Получалось, что этот сукин сын меня переиграл. Я уныло кивнул.
Но Булату этого показалось мало.
– Джентльмены, – обратился он к своим приятелям. – Не желаете ли принять участие в нашем пари?
Из здоровых глоток оруженосцев вырвались возгласы согласия и одобрения. С весёлым хохотом они стали выуживать монеты из своих денежных мешочков. По двадцать соверенов каждый! Что ж, они могли себе это позволить. Все как один были отпрысками богатых и именитых семейств и получали от отцов или опекунов щедрое содержание. Я же, в противоположность им, мог рассчитывать только на везение, на свою изворотливость и на свой ум. В наличии последнего, однако, приходилось серьёзно усомниться, учитывая события последних минут.
– Ответь же, Невпопад, – требовательно произнёс Морнингстар. – Пари между нами заключено, ведь так?
До чего ж заносчивы, до чего уверены в себе, в своих силах и в своей правоте эти рыцарские сынки! Через несколько лет они сделаются взрослее и ещё хвастливее, ещё наглее, чем ныне. От них всего можно будет ждать. Если они уже сейчас ценят себя столь высоко. Итак, совершенно очевидно, что в их лице подрастает новое поколение доблестных, благородных рыцарей, готовых целыми отрядами насиловать трактирных служанок, когда выпадет такая возможность.
«Задай же им всем! – прозвучал настойчивый голос в глубине моего существа. – Найди какой-нибудь способ с ними поквитаться! Придумай что-нибудь! Действуй!»
– Да, – сказал я.
Мне стало любопытно, как они отреагируют на моё согласие. В течение нескольких мгновений я даже льстил себя надеждой, что проявленная мной стойкость вызовет у них хотя бы подобие уважения. Но юнцы лишь расхохотались, дружной компанией двинувшись от меня прочь и на ходу вслух перечисляя все тяжёлые и унизительные поручения, какие мне придётся выполнять в качестве их слуги после неизбежного проигрыша. Но Булат вдруг вспомнил что-то важное, оставил своих приятелей и бегом возвратился ко мне.
– Вот ещё что, Невпопад, – с угрозой произнёс он. – Когда ты проиграешь, не надейся улизнуть из крепости. Лучше сразу оставь всякие мысли о побеге. Пари есть пари, и мы шутить не любим. Заруби это себе на носу. Попробуешь спастись бегством, уж мы тебя догоним. И накажем, не сомневайся. – По тону его голоса, по стальному блеску глаз можно было без труда судить о реальности высказанной угрозы. – Согласно кодексу чести, ты в таком случае будешь нам служить долгие-долгие годы, а вдобавок тебя в цепи и кандалы закуют, чтобы поубавить прыти. Приятного тебе вечера, Невпопад. – Морнингстар с издевательской улыбкой сделал вид, что отдаёт мне честь. И вернулся к своим дружкам.
Некоторое время спустя я сидел в винном погребе, уставив неподвижный взор в серую стену и покачивая, словно ребёнка, мех с вином, который обеими руками прижимал к груди. И повторял как заклинание:
– Я в западне. В западне...
И это было правдой. Из одного только глупого бахвальства я позволил Морнингстару и его прихвостням вовлечь себя в гибельное пари. И что, чёрт побери, мне было с этим делать? У моего патрона сэра Умбрежа, разумеется, не имелось ни малейшего шанса победить на турнире. А у меня не было решительно никакой возможности раздобыть необходимую сумму, чтобы расплатиться с участниками спора. Оруженосцам за службу не платили ни гроша. Стол, кров и боевой опыт – вот всё, чем вознаграждались их труды на благо рыцарей-патронов. Юношам из богатых семейств, то есть всем, кроме меня, перепадало кое-что от любящих родственников. Я же был один на свете и рассчитывать мог только на себя. Обратиться к Умбрежу с просьбой о ссуде я бы ни за что не решился. Старик был на редкость прижимист и вдобавок терпеть не мог всяческих пари и любых игр на деньги. Считал это позорной практикой, недостойной настоящего рыцаря и джентльмена. Если б я даже и попытался ему объяснить, что в случае моего проигрыша он рискует остаться без оруженосца, поскольку я попаду в кабалу к своим противникам, это вряд ли произвело бы на него впечатление. Он, говоря по правде, прекрасно обошёлся бы без моих услуг, в которых почти не нуждался, и легко позабыл бы о моём существовании. Мало того, ему без меня, возможно, стало бы вообще легче жить, ведь в этом случае сэру Умбрежу не приходилось бы по нескольку раз на дню осведомляться, кто я такой и как моё имя.
