Сэр Кореолис не принимал участия в этой дружеской пирушке, но его оруженосец был тут как тут. Он единственный из всех не хлопнул меня по плечу, не поздравил с успешным выполнением поручения её величества, не восхитился моим бесстрашием. Просто молча выслушал весь рассказ до конца, а после презрительно бросил:

– Ну и богатое же у тебя воображение, Невпопад!

Вдохновлённый своим успехом у остальной части аудитории, я отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, и вполголоса бросил:

– Может, тебя это удивит, Морнингстар, но мне в высшей степени плевать, веришь ты моим словам или нет.

– О... разумеется, не верю, – последовал ответ.

В казарме воцарилось насторожённое молчание. Стоило Морнингстару развить свою мысль, в открытую назвав меня лгуном, и тогда... Тогда мне следовало вызвать его на поединок, чтобы не уронить свою честь. Таковы были правила, которым неукоснительно следовало истерийское воинство. При мысли о возможной дуэли со столь опасным противником у меня просто дух занялся.

Надо было избежать подобной развязки любой ценой.

Я ласково улыбнулся красавчику:

– Как знаешь, Морнингстар. Дело твоё. Мне-то правда хорошо известна... Как, впрочем, и принцессе. Она сейчас, поди, рассказывает своему отцу всё то, что вы только что от меня услышали. Ты, часом, не забыл, Булат, кто её родитель? Наш король, его величество Рунсибел. – Морнингстар в немом испуге вытаращил на меня глаза. – Ведь не станешь же ты и принцессу подозревать во лжи? Ох, не советовал бы тебе этого делать, право слово. Подобные обвинения могут повлечь за собой тяжкие последствия.

Общее внимание, которым только что сполна насладился ваш покорный слуга, переключилось теперь на Морнингстара. Все, затаив дыхание, ждали, что он мне ответит. Нахмурившись, Булат попытался выкрутиться из сложного положения, в какое я его поставил:

– Я ни в коем случае не дерзнул бы назвать её высочество лгуньей. Но она... могла быть введена тобой в заблуждение... Только и всего.

– Ну, это вряд ли.

Сей вердикт был вынесен не мною. И не кем-либо из нашего кружка. Мы как по команде повернули головы к двери. В проёме стоял король Рунсибел собственной персоной. Но не один: рядом с монархом, как всегда, сгорбившись и полуоткрыв рот, маячил шут Одклей.

Все, кто находился в казарме, тотчас же опустились на одно колено и склонили головы перед его величеством.

– Это мне поклонилось бравое воинство? – заверещал Одклей, подпрыгивая на месте. – Это меня поклоном почтили? Вот молодцы, хвалю, угодили. Все знают поди, кто здесь господин!

Король махнул на шута рукой, веля ему заткнуться, и отрывисто произнёс:

– Оруженосец!

Морнингстар стремительно вскочил на ноги и гаркнул:

– Здесь, ваше величество!

– Не ты, – поморщился Рунсибел. – Невпопад.

Морнингстар с горящими от досады щеками снова принял коленопреклонённую позу. Я же выпрямился и с достоинством произнёс:

– К услугам вашего величества.

Король повернулся и вышел во двор крепости. Мне он ни слова не сказал, только жестом велел следовать за собой. Я бросился прочь из казармы, даже не оглянувшись на Морнингстара и остальных.

Мы трое безмолвно шли по небольшому дворику. Одклей на ходу подпрыгивал, позванивая своей погремушкой, пока король с сердцем ему не приказал:

– Прекрати немедленно!

Шут подчинился. Погремушку заткнул за пояс, чтобы колокольчики не брякали, шаг приноровил к монаршьему и вообще держался тише воды, ниже травы.

Предводительствуемые его величеством, мы вошли в невысокое здание, которое, как я предположил, являлось жилищем коменданта Терракоты Готоса. Тот его уступил августейшим особам на время их пребывания в форте, а сам перебрался в более скромное помещение.

В небольшой приёмной король сбросил плащ – чёрный с серебряной опушкой и пурпурными вставками – на руки подбежавшему слуге и велел мне:

– Садись.

Я подчинился.

Усевшись напротив меня, Рунсибел тоскливо вздохнул.

– Значит, бедняга Умбреж погиб. Мир его праху!

Я печально кивнул.

Даже вечно кривлявшийся придурок Одклей при этих словах короля грустно поник головой.

Помолчав и ещё пару раз тяжело вздохнув в знак скорби по умершему рыцарю, своему любимцу, Рунсибел деловито распорядился:

– Ну а теперь, оруженосец, рассказывай. Подробно и без утайки. Обо всём, что стряслось за это время с моей девочкой и с тобой.

Я с готовностью повиновался. Но, как вы догадываетесь, выполнил повеление монарха лишь отчасти: о многом умолчал, кое-что присочинил, в общем, всё как водится, когда хочешь себя выставить в наиболее выгодном свете. К примеру, из моих слов следовало, что я молил гарпов о помиловании с единственной целью их одурачить и спасти принцессу при помощи феникса, о появлении которого вблизи от места гибели отряда рыцарей мне подсказали мои обострённые чувства опытного охотника и следопыта. Ни словом не обмолвился я о нашей последней беседе с Тэситом, о том, как я его заклинал оставить мне жизнь за минуту до того, как сам он превратился в живую мишень. Ну, и кое-какие другие детали я немного исказил. Так, самую малость.

Король слушал меня с напряжённым вниманием, ни слова не упуская, и лишь изредка одобрительно кивал. Когда я закончил, в приёмной воцарилась тишина.

После продолжительного молчания Рунсибел неожиданно спросил:

– Помнишь ли ты, оруженосец, гобелен, что висит в тронном зале... Тот, на котором изображён герой, летящий на фениксе, будущий великий правитель Истерии?

– Конечно помню, ваше величество.

– Тебя послушать, так выходит, что это ты самый и есть.

Я смиренно опустил глаза.

– Если вы, ваше величество, полагаете, что я всё это придумал, соблаговолите спросить её высочество...

– Энтипи мне уже описывала этот эпизод, – буркнул король. – И её рассказ почти полностью совпадает с твоим.

– Ну вот, я же говорил, что ни капли не прилгнул... Ваше...

– Моя дочь, – тут его величество соизволил ухмыльнуться, – по-моему, совсем спятила.

– Дело поправимое, – вставил шут. – Бывает и хуже.

Король бросил на него сердитый взгляд, и тот немедленно умолк.

Я не знал, что и сказать, как отреагировать на это странное замечание монарха. Но тот продолжил тему:

– Хотя, если задуматься, все мы в той или иной степени помешанные. Разве не так, оруженосец?

Я с готовностью кивнул. Если не знаешь, что сказать, соглашайся с монархом. Золотые слова. Вполне годятся, чтобы стать жизненным девизом. В особенности если хоть чуточку дорожишь своей жизнью.

– Моя дочь к тебе весьма расположена, – заявил Рунсибел. – Было время, когда я считал, что она расположена только к тому, чтобы портить и отравлять жизнь всем вокруг, ставить державу на грань войны и сводить с ума учителей. Веришь ли ты, что люди со временем меняются, оруженосец?

– Полагаю, это воистину так, ваше величество. Он бросил на меня испытующий взгляд:

– А ты-то сам чувствуешь в себе перемены, оруженосец?

Я снова опустил глаза:

– Я... Не знаю, ваше величество.

– Честный ответ... Возможно, он именно о том и свидетельствует, что ты внутренне переменился, юноша.

Не зная, следовало ли мне считать эти слова похвалой или же, напротив, выражением неодобрения в мой адрес, я снова ничего не ответил. Что же до Рунсибела, то он никакой ясности в этот вопрос вносить не пожелал. Вместо этого отрывисто произнёс:

– Я распорядился, чтобы для тебя приготовили гостевую комнату. Там, разумеется, не так просторно, как в комендантском доме, но тебе одному места вполне хватит. Иди отдыхай. А то в казарме тебе глаз сомкнуть не дадут, замучают расспросами. Тот, кто в одиночку спас мою дочь от неисчислимых опасностей, заслуживает отдельного помещения для ночлега. Мы продолжим разговор завтра поутру. Ступай. Одклей тебя проводит.

Его высочество встал со своего кресла, подошёл к камину, в котором весело трещали поленья, и задумчиво уставился на огонь. Одклей просеменил к двери и без обычных своих ужимок кивком предложил мне следовать за собой, что я и сделал с большой охотой. Мы снова очутились во внутреннем дворике. На всём пути к гостевой комнате, который мы проделали в молчании, шут просто глаз с меня не сводил. Так пристально вглядывался в моё лицо, словно пытался определить, что я за фрукт.