Я не удержалась и вздрогнула – её кожа обвисла уродливыми волнами, под глазами чернели обмякшие синяки, а глаза затянула мертвецкая пелена. Её губы почти исчезли в бесконечных складках потерявших цвет покровов, а подбородок почти сравнялся по остроте с носом.

– О Боже, – тихо прошептала я.

– Что? Что ты там видишь?

– Мои юные леди… – зашипела посетительница.

Лера вздрогнула, но послушно подошла к гостье. Я же оцепенела, не имея сил отвести полный удивления взгляд. Но когда её рыбьи глаза уставились в ответ двумя бездушными точками, я решила скрыться из вида.

В лаборатории меня затрясло. Не веря глазам, я всё ещё испытывала странное чувство ужаса, граничащее с любопытством.

Лера не заставила себя ждать.

– Она ушла, она ушла, – шептала викканка, закрывая за собой дверь. – Ты заметила что-нибудь необычное?

– Необычное? – смутилась я. – Что может быть необычнее ходячего трупа?!

– Трупа, значит! Я так и знала!

– Тут не надо знать, довольно увидеть! – Моему удивлению не было предела. – Там же предпоследняя стадия разложения налицо. И заметь – это ты подходила её обслуживать, я лишь наблюдала издалека.

– Она распространяет специальный аромат, заставляющий людей видеть её иначе.

Теперь пришло время удивляться мне.

– О чём ты говоришь?

– О том, что я её вижу иначе!

– Так почему бы тебе самой не вдохнуть ту золу, что ты дала мне, и не взглянуть на неё по-другому?

– Я не могу, – развела руками Лера. – С первым вдохом колдовского аромата начинается её магия – магическое действие, от которой мы с Катрин пока что не нашли противодействия. Но мы знали! Мы всегда знали, что за этой обворожительной блондинкой кроется кто-то другой.

– Обворожительной блондинкой!

Такое определение заставило меня нахмуриться и надолго оставить приготовление мази.

Лаборатория погрузилась в тишину. Я осматривала полки с книгами, размышляя о визитёрше, а Лера, скрестив на груди руки, бродила из угла в угол.

– Послушай, – заговорила я, – почему бы не оставить её в покое?

– Что? – замерла Лера.

– Пусть она колдунья, пусть водит всех за нос своим ароматом, однако она ведь никому не причинила вреда! Зачем нам с ней бороться?

– Хм, – улыбнулась уголком рта викканка, – меня эта воровка лиц мало волновала, пока… – Лера внезапно замолчала.

– Пока что?

Моя подруга запрокинула голову и внезапно сжала кулаки.

– Пока отец не начал ухаживать за ней, – выпалила Лера.

– Отец? – недоверчиво нахмурилась я. – Валерий Степанович?

– Да, да, он самый… Валерий Степанович, наш с Максом отец… Гуляка, каких свет не видывал.

– Но там, в России, осталась его жена… И мать Максима, – уже намного тише произнесла я.

– Вот именно, она там, – Лера театрально вытянула руку предположительно на восток, – в России, а наша красотка тут, под боком. Молись, чтобы Максим не пошёл в папашу.

Ничего не ответив на это, я лишь потупила взор.

– И что ты собираешься делать?

Лера покидала лабораторию, и этим вопросом я застала её в дверях.

– Я? Не знаю, – процедила она. – Но что будешь делать ты? – Викканка вздёрнула тонкие брови.

– О чём ты?

– Дылов-старший пригласил эту особу сегодня домой на ужин, – бросила Лера и вышла в торговый зал.

Я осталась одна. Работа не шла. В голове тревожными вестниками кружились слова бабушки, но разум упорно отказывался верить в заговор.

Там, в полумраке колдовской лавки, во мне поселился страх. Его нельзя было впускать, но я впустила. Впустила, так как не была готова увидеть всё то, что увидела. И теперь он тонкой змеёй извивался в душе, заставляя время от времени трепетать нутро.

– Отпусти страх, слышишь? – твердила бабушка. – Это слишком сильное чувство, чтоб суметь унюхать магию.

– Унюхать магию? – хмурилась я. – Разве мы её не творим?

– Это зависит от её разновидности. – Бабушка приложила указательный палец к губам и призвала к молчанию.

Комнату наполнил терпкий запах рябины и хвойной смолы, когда дна пиалы коснулся ритуальный чай. Я поднесла к лицу глиняную кружку и сделала глубокий вдох. Сейчас все желания из сердца должны уйти. И когда оно снова опустеет, я смогу его наполнить – сначала чайным ароматом, а потом заветным желанием.

– Есть магия дела, – лишь после третьего глотка продолжила бабушка. – Эту магию мы сотворяем. Мы даже способны подчинить себе магию времени, но магия судьбы… Это нечто, не поддающееся контролю и тем более непосредственному вмешательству.

– Но почему? – не удержалась я.

– Причина тому – сопоставляемые силы. Ты можешь поднять на дороге камень и бросить его в поле. Ты можешь сдвинуть булыжник. Человек даже способен проделать тоннель в горе, но никому ещё не удалось остановить вращение Земли. Всё дело в разнице сопоставляемых сил…

Я молчала. Моё сердце наконец опустело. Я больше не ощущала тоски, страха, счастья – ничего из известных мне чувств. Не было интереса к суете окружающего мира, более того – я даже не чувствовала в этот момент любви к Максиму. Всё исчезло, растворилось в травяном зелье.

– Магия судьбы – это не контроль над судьбой, как многие наивно полагают. – Бабушка закрыла глаза, вдыхая насыщенный пар. – Магия судьбы – это превосходная степень чувствительности. То состояние, когда ты, подобно зверю, точно знаешь о приближении порывистого ветра и вовремя определяешь, расправить свои паруса или сложить.

– Но разве это не предвидение?

– Нет, – отрезала ведунья. – Это состояние полёта – полёта на таких высотах, откуда видны все дороги. Ведь только увидев их бесконечное множество, ты сможешь выбрать нужную тебе – ту самую, что приведёт к мечте. Понимаешь?

– Расскажи, расскажи мне, как достичь таких высот!

– Не всё сразу. Для начала нужно преодолеть страх. Это самая высокая стена и самая крепкая из всех. Страх новых открытий, страх поражения, страх стать лучше или хуже, или стать кем-то другим… В нас взращивают страх с раннего детства, устанавливают блоки на самый крепкий цемент, чтобы никто и никогда не снёс эту стену. Потому как человек без страха превращается в настоящего мага, творца своей жизни, вершителя судьбы…

Я заслушалась. Всё, что она произнесла, казалось мне красивым и сложным узором. Таким, который я могла наблюдать, изучать, запоминать, но никогда не смогла бы за ней повторить…

– Если обретёшь бесстрашие в сердце, станешь поистине неуязвима, – продолжала она.

– Но, бабушка, на свете ведь столько всего! Как же возможно совсем ничего не бояться?

– Есть один простой способ, – внезапно заявила ведунья.

– Какой?

– Принять вероятность любого исхода в грядущей череде событий…

– Что? – нахмурилась я.

– Прими смиренно любой из возможных исходов, и больше не останется ничего такого, чего бы стоило бояться. Если внутренне ты принимаешь абсолютно всё, страх не находит отклика в душе и уходит.

– Получается, нужно принять даже возможную смерть? – не сразу, но всё же уточнила я, когда столь радикальные мысли улеглись.

– Не устами родной бабушки, но устами ведуньи я настоятельно рекомендую тебе сделать это в самую первую очередь…

Ещё пару месяцев назад эти слова показались бы мне воплощением жестокости. Они были лишены каких-либо чувств, словно вовсе не человек говорил их. Но теперь наставления бабушки звучали совсем по-другому.

– Что ж, – выдохнула я. – Что бы сегодня ни случилось, я должна быть внутренне готова ко всему!

Если придётся ужинать в компании трупа, главное – не выдать себя и чтобы ужин не попросился обратно.

Мне полегчало. Неприятный трепет пропал, и спустя некоторое время я даже снова взялась за работу.

Незаметно подкрался вечер. Застыв на мгновение перед каменным домом, что, кажется, впускал меня лишь из вежливости, я ступила на вымощенный двор. Его комнаты озарились искусственным светом, а наполовину раздвинутые шторы придали окнам хитрый прищур. Черепичная крыша давно потеряла любые из оттенков терракотового и плотно обросла пятнистым мхом. Каждую весну сюда приезжала служба по чистке крыш, но каждую осень мох нарастал в том же количестве. Стены из крупного булыжника покрылись узором из густого плюща. Дом жил. И чтобы узреть это, не надо быть ведьмой – достаточно было оставаться внимательным гостем.