Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Покойники идут! — к восторгу толпы, крикнул Охлад.

Рядом с ним, сложив на груди руки, стоял Кабаний Клык. Он широко улыбался, заряжаясь возбуждением толпы. Восторг и впрямь был пьянящий.

Шейри подошла к помосту с виселицей и посмотрела на палача, не меняя выражения лица. Лицо палача, конечно же, по-прежнему скрывалось под маской. Драматическим жестом («Скорее мелодраматическим», — подумал я) он велел Шейри подняться к виселице. На длинной перекладине висели восемь петель, и под каждой была подставка, на которую должен был встать осужденный. По плану палач должен был привести их по одному, поставить на подставки, надеть им петли на шеи, затянуть их и по очереди выбить подставки у каждого из-под ног.

Я заметил, что мои солдаты начали делать ставки: сколько повешенных умрут сразу и сколько человек еще попляшут в воздухе перед смертью. Принимая во внимание, что Шейри была маленькая и легкая, большие деньги ставились на то, что она проболтается живой так долго, что потребуется помощь палача.

Палач положил руку на ее запястье, но Шейри яростно оттолкнула его. Толпа громко засмеялась, а Шейри отошла на несколько шагов от палача.

— Я сама дойду, и не лапай меня, — отрезала она.

— Уа-ха-ха, — улюлюкала толпа. Кажется, никто не хотел оценить отвагу Шейри. Не та это была толпа.

Палач, со своей стороны, просто поклонился ей, словно знатной даме, и жестом пригласил следовать за ним. Шейри сделала несколько шагов и… остановилась.

— Что это она делает? — с заметным нетерпением в голосе спросила Кейт.

Шейри слегка согнулась. Она словно ежилась, как будто у нее болел живот. Несмотря на колпак, закрывавший лицо, палач тоже был озадачен.

— Вам нехорошо, мисс? — спросил вешатель неожиданно участливым тоном.

Шейри вдруг высоко подпрыгнула. Ее руки двигались так быстро, что слились в размытый круг. Вниз, под себя, под ноги, и вот уже связанные руки Шейри оказались впереди. Они были по-прежнему связаны, но между ними оказался чуть ли не фут провисшей веревки. Шейри буквально перепрыгнула через свои связанные руки.

Палач ничего подобного не ожидал. Он, не раздумывая, кинулся к ней, потому что видел только, как пленница делает отчаянную попытку избежать смерти. Наверное, он ожидал, что Шейри сейчас попятится и попытается бежать.

Она сделала совсем другое: прыгнула на него. Палач, который никак не был к такому готов, взмахнул руками, пытаясь ее схватить, но Шейри была проворнее. Одним молниеносным движением она наклонилась, протянув вперед руки, и кусок веревки между ними коснулся края ножа, торчавшего у палача за поясом. Лезвие легко перерезало веревку, и руки Шейри оказались свободны.

На все это ушло не больше чем пять секунд. Затем Шейри разогнулась, схватила палача за маску и повернула ее. Отверстия для глаз оказались на затылке, и палач просто ослеп. Хоть это и заняло всего один миг, но мига Шейри оказалось достаточно — она резко повернулась и толкнула его что было сил. Палач попятился, упал с помоста и, пролетев несколько футов, с громким стуком ударился о землю.

В толпе началась давка — люди решили, что это самое лучшее представление из всех, что им показывали. Зрители орали и визжали, шум стоял такой, что капитан стражи кричал своим солдатам приказы, а они его не слышали и повернулись к нему, чтобы слышать получше.

Шейри не стала дожидаться, пока они разберутся. Она бросилась вперед и спрыгнула с помоста. И приземлилась прямо на плечи одного из копейщиков, который, к несчастью, повернулся к помосту спиной. Она тут же повалила его на землю, а остальные, видя, что она захватила инициативу, накинулись на нее разом, но только мешали друг другу.

Я вскочил на ноги, глядя на то, что происходит, и не веря своим глазам. Я посмотрел на Кейт и в изумлении спросил:

— Как же я завоевал весь Побед, если у меня под началом такие идиоты?

А Кейт, которая приросла к месту от ужаса, вдруг вытаращила глаза и завопила:

— Осторожно!

За тот миг, что я не смотрел на Шейри, она выхватила у упавшего солдата копье, сделала два быстрых шага вперед и с невесомой грацией бросила его, вложив всю силу, какой обладает человек, крикнув при этом:

— Это день твоей смерти!

Копье летело прямо ко мне.

Бросок ее был безупречен.

Если бы не я был мишенью, я подивился бы ее неожиданно мастерскому обращению с копьем. Но времени восхищаться у меня не было. У меня даже не было времени, чтобы издать панический визг: копье, пролетев по воздуху, ударило меня в живот со звуком, напоминавшим тот, с каким гнилые фрукты разбивались о Шейри и ее подельников.

Копье не прошло навылет — Шейри не обладала достаточной силой. Но все же урон получился значительный: оно ударило меня в живот, сбило с ног, и я повалился в кресло.

— Она убила его! Убила! — заверещала Кейт, и было трудно найти человека — включая и меня самого, — кто бы не согласился с ней.

Я лежал оглушенный, сжимая все еще дрожащее копье и не вполне понимая, что же такое случилось. Мир словно вращался вокруг меня по спирали. Верещанье Кейт смешивалось с криками толпы. Казнь превратилась в какой-то ураган безумия, а я лежал в оке этого урагана, ожидая, когда же жизнь начнет проходить у меня перед глазами, пока кровь бьет фонтаном из раны в животе. Несколько отстраненно я надеялся, что при повторном воспроизведении она будет лучше, чем была на самом деле.

Но ничто не представало перед моим взором. Тогда я вспомнил, что рана в живот делает свое черное дело в течение нескольких дней.

«Всегда мне так везет, — мрачно подумал я. — Наконец-то я доказал, что хоть в чем-то Шейри не права — а именно в том, что умру я прямо сегодня. И оказывается, самому событию смерти предшествует огромное количество боли».

Руками я крепко держал копье там, где оно пронзило живот. Пока со всех сторон раздавались завывания, причитания и крики «Позовите лекаря!», и «Поздно! Слишком поздно!», и, конечно, «Убить суку!», и все такое…

Я кое-что заметил.

Нечто очень, очень странное.

Крови не было. Она не текла из раны, не собиралась в лужу под креслом. Я не заметил вообще никакой крови.

Зато я заметил, как больно жжет алмаз у меня в груди. Сначала я как-то об этом не задумался, пытаясь понять, почему на руках у меня нет ни густой красной жидкости, ни собственных внутренностей. Но потом у меня появилась слабая мысль, что, наверное, тут какая-то связь… и эта связь предполагала потрясающие возможности.

— Держись, любовь моя! Держись! Терпи, хоть тебе и больно! — всхлипывала Кейт.

— Мне… не больно, — произнес я медленно.

Кейт меня не поняла.

— Он умирает! Он уже не чувствует своего тела! Его сковал предсмертный паралич!

Мое терпение лопнуло, и я так сильно оттолкнул Кейт, что она, склонившаяся надо мной в уверенности, что помогает мне достойно умереть, была совершенно ошеломлена. Ко мне направлялись Охлад и Кабаний Клык, хотя было уже слишком поздно. Что толку защищать кого-то, когда стрела (или копье, как в моем случае) уже поразила цель?

Наконец истеричные люди в толпе начали по одному замолкать, во дворе повисло ошеломленное молчание, я поднялся на ноги, а копье все еще торчало у меня из живота. Я не знал, что их больше потрясло: то, что не было видно крови, или то, что я встал на ноги. Одно могу сказать — когда я выпрямился, все глаза смотрели на меня, а все уста молчали.

Я глянул на Шейри. По бокам от нее стояли стражники, свирепо стискивая ей руки, третий встал сзади, прижимая к ее горлу кинжал — он в любой миг готов был под нижней челюстью прорезать ей новый рот. Но и они замерли от потрясения, да и сама Шейри выглядела ошеломленной. Это выражение на лице Шейри дорогого стоило, даже копья, воткнутого мне в живот.

И я понял, что сказал Кейт чистую правду. Я не только не видел крови… я не ощущал никакой боли. Все, что я чувствовал, — это жжение от камня в груди, но даже оно было безболезненным. Оно словно… давало мне силы.

58
{"b":"7669","o":1}