Hе люблю отнимать у людей жизнь — уж поверьте. Несколько раз я это делал, но никакого удовольствия при этом не получал. Более того, я всегда действовал в целях самозащиты, и, как бы сомнительно ни звучали мои слова, трагедия обычно происходила из-за того, что человек сам по неосторожности натыкался на какой-нибудь острый предмет, который именно в тот момент мне случалось направлять в его сторону. Однако я никогда не принадлежал к породе людей, готовых затеять ссору, если есть возможность ее избежать, или, говоря по-другому, был всегда не прочь отступить, если к тому имелась хоть какая-нибудь возможность. Всякий прочитавший начало записок о моих «приключениях», которые продолжены в настоящей книге, очень хорошо понимает смысл последнего утверждения.

Надеюсь, поэтому вы оцените мое душевное состояние в тот момент, когда неким морозным, довольно-таки бодрящим вечером я стоял средь живописной поляны, в смятении глядя на карлика с волосатыми ногами, которого невзначай убил. Вот эта-то случайная смерть и ввергла меня — другого слова не подберу — в приключение, которое было попеременно то самым веселым, то самым ужасным из всех, что мне доводилось переживать. А если вспомнить, что именно мне доводилось переживать, то фраза эта не пустой звук.

Для читателей, пока еще не знакомых с тем, что в самых общих словах — и с немалой долей иронии — можно назвать путешествием моего героя, я должен все объяснить попроще, чтобы они смогли получше меня понять. (Вообще, должен заметить, что если вы интересуетесь моей жизнью, то, скорее всего, мощи вашего ума хватит только на то, чтобы понять самые простые из объяснений.)

Зовут меня Невпопадом, а точнее, Невпопадом из Ниоткуда — потому что род мой незнатен и происхожу я… действительно из ниоткуда. Недавно меня стали величать сэром Невпопадом, однако по-прежнему из Ниоткуда, — но этой честью мне не пришлось воспользоваться по причинам, которые я не стану здесь объяснять. Достаточно сказать, что человек, вассалами которого состоят рыцари, насиловавшие мою матушку, — она тогда прислуживала в таверне… Так вот, этот человек, ставший причиной моего появления на свет и обрекший меня тем самым на полное предательств и лишений существование, которое, в свою очередь, воспитало во мне несколько, скажем так, циничное отношение к жизни… Короче, этому человеку, увы, не светит тихая, счастливая старость. Я был достаточно глуп, чтобы на время ему поверить, и жестоко заплатил за свою наивность — не прошло и суток после моего производства в рыцари, как меня упекли в тюрьму, что при дворе короля Рунсибела, правителя Истерии, явилось своеобразным рекордом скорости.

Как только мне удалось из тюрьмы бежать — при помощи средств слишком нелепых, чтобы упоминать о них, — я отправился в путь в обществе довольно неприятной юной волшебницы (или плетельщицы, как иначе их называют, имея в виду способность этих особ сплетать магические заклинания); себя она величала Шейри — то ли это было ее настоящее имя, то ли нет, понятия не имею.

Я так и не узнал, отправил ли король Рунсибел своих рыцарей в погоню за мной. Не сомневаюсь, что его гордость была крепко уязвлена, однако, с другой стороны, думаю, что и он, и королева, и — наверняка — их дочь были довольны, что избавились от меня. Если бы они решили меня поймать, труда бы это не составило никакого. Мои уши имеют обыкновение торчать чересчур заметно, а ярко-рыжие волосы длинны и всклокочены. Нос у меня крючком — после нескольких попыток его сломать, — правда, мои глаза имеют изумительно приятный серый оттенок, но, увы, на фоне общей неразберихи, составляющей мою внешность, эта их положительная особенность обычно остается в тени. Скажу более: я хром на правую ногу и передвигаюсь при помощи посоха изрядных размеров, который служит мне еще и оружием. Короче говоря, меня легко выследить и трудно замаскировать.

У Шейри внешность была не такой бросающейся в глаза. Одевалась она, как правило, в черное, черные как смоль, коротко подстриженные волосы лежали кольцами возле ушей, а ее несколько выступающий подбородок всегда был вздернут, словно эта особа бросала вызов окружающему ее миру, провоцируя его на хороший выстрел. Бывали минуты, когда я думал, что основная цель ее жизни — изводить меня и наслаждаться причудливыми превратностями моей судьбы. Однако — по-своему — она была мне самым преданным другом, при условии, что под словом «друг» подразумевается «постоянный раздражитель».

На случай, если рыцари Рунсибела пустятся за нами в погоню, мы подались на запад, а оттуда — на север, чтобы укрыться в Утомительном лесу. Это было предпринято не без некоторого трепета с моей стороны. В этом лесу гнездилась злобная компания чудовищ-головорезов, известная под названием арфисты-затейники, а у меня с ними была личная ссора. Предпочтительнее, конечно, было найти убежище в Элдервуде — в лесу, где я провел молодость, но попасть туда можно было только по оживленным дорогам, а на таких я не мог чувствовать себя в безопасности, или же через Ревущую Глотку Вечного Безумия, о которой чем меньше будет сказано, тем спокойнее. Кроме того, Шейри, похоже, была совершенно уверена, что если возникнут трудности, то ее магические приемы, связанные с погодой, живо избавят нас от арфистов; таким образом, Утомительный лес стал на время нашим укрытием, где мы дожидались, пока имечко Невпопад постепенно откочует на зады королевской памяти.

К счастью, я имел изрядный опыт лесного существования — это был один из моих немногих талантов, кроме, соответственно, таланта к побегам, спасению собственной шкуры и искусства непревзойденной трусости. Лесной опыт я приобрел в юности и не утратил его с течением лет, ушедших на мое возмужание. Когда мы нашли временное прибежище в Утомительном лесу, мне было без малого двадцать. Мы отыскали пещеру, где могли поселиться, — она была надежно укрыта от случайных взглядов как снизу, с земли (воров), так и сверху, с ветвей деревьев (арфистов-затейников). Мы решили передохнуть там несколько дней, а затем податься дальше на запад, чтобы между нами и людьми Рунсибела легло как можно большее расстояние. Я проводил время на охоте, ловил мелкую дичь, Шейри же попеременно то предавалась медитации, то вела себя так, словно у нее имелась возможность тратить время гораздо лучше, чем в общении со мной.

Впрочем, что там ни говори, а уживались мы с ней неплохо. Я, к примеру, намекнул Шейри, что не прочь бы обучиться какой-нибудь магии, и она стала учить меня карточным фокусам. Понятно, это никакая не магия, и поначалу я на нее очень сердился. Но вскоре стал получать от карт настоящее удовольствие. Я очень быстро учился, а заодно приобрел определенную ловкость рук, позволявшую сбивать зрителей с толку и вытаскивать карту как бы из воздуха. Честно говоря, последнее — не такой уж и сложный трюк. Надо просто вытянуть руку прямо, удерживая верхние углы карты на тыльной части ладони между пальцами, а затем быстро выбросить карту вперед. Создается впечатление, что карта появляется из ниоткуда. Как я уже отмечал, прием не бог весть какой, но порою качество нашей жизни мы измеряем количеством бездумных забав, которые изобретаем, чтобы развлечь себя на пути к могиле.