В углу я заметил Кабаньего Клыка, с двух сторон за него цеплялись женщины, жевавшие какое-то мясо на косточках. В другом углу Охлад отплясывал дикий танец с какой-то скудно одетой женщиной. Он размахивал своим оружием так яростно, что я побоялся, как бы он не заехал кому-нибудь в лицо. А в самом дальнем конце зала, в стороне от всех остальных сидел Тот Парень. Достав меч, он спокойно точил его при помощи точильного камня. Не знаю почему, но от этого зрелища у меня мороз пошел по коже.

В комнате было так же холодно, как и во всем замке, но кружение и пляски по меньшей мере двух сотен тел слегка подогрели воздух.

Большой зал был украшен изображениями Невпопада молодого и среднего периода. На стенах висели картины и шпалеры, на пьедесталах помещались бюсты. Все они изображали меня в момент всевозможных завоеваний — возвышающимся над кучами жертв или сражающимся на мечах с десятком противников зараз. Выражение лица у всех бюстов было одинаково невозмутимо самодовольным, что давало им большое сходство со мной. Что же касается изображений… во всех я с трудом мог узнать сам себя. Нет, это был я, но лицо искажало темное, жуткое презрение ко всем, кто мне противостоял.

Больше всего поражало окно в дальней стене, расположенное примерно в футе от потолка. Я слышал о таком, но еще ни разу не видел.

Оно было забрано цветным стеклом — столь редким материалом, что только лучшие алхимики и кузнецы могли его произвести. Я слыхал о таких чудесах искусства, но своими глазами ни одного из них не видел. А то, что изображал этот витраж, поражало еще больше.

Это был я. Или, по крайней мере, мое изображение верхом на лошади, в одной руке у меня был меч, в другой — посох. Ясное дело, при таком раскладе держать повод мне было нечем, и в реальной жизни я бы в один миг свалился с бессловесного животного. Но произведение искусства изображало не реального Невпопада, а идеальный образ Невпопада-мироначальника, переданный гением ремесленников, которые его создали.

Лицо опять-таки имело мрачное, угрюмое выражение. Глядя в лицо, так напоминавшее мое собственное и все же чужое, я не смог сдержать дрожи, пробежавшей по спине.

И все же я узнал его. Это лицо показывало, как я видел мир. Выражение гнева и презрения, которое я держал для культуры, столь падшей, столь лишенной всяких моральных ценностей, что она принимала и меня. Меня, Невпопада из Ниоткуда, рожденного матерью, которую изнасиловали рыцари, чьей целью была защита рыцарских идеалов. Я всегда думал, что если кто-нибудь увидит такое лицо, если я его выставлю на обозрение, то все, кто на него посмотрит, в отвращении покинут меня. Однако, похоже, именно это мрачное, пугающее выражение я и предъявлял окружающим большую часть времени и собрал последователей, богатство, славу и всякие радости и удовольствия. Я ничего не понимал. Я представлял себя циником, человеком, который знал, как все в жизни устроено, в то время как другие жили в мире своих фантазий. Однако получалось так, что это я ничего не понимал… и не могу сказать, что был рад тем урокам, которые преподала мне жизнь.

По всему залу тут и там была разбросана добыча, награбленная в разнообразных походах. Присутствующие нарядились в дорогую и красивую одежду, которая кое-как была натянута ни них — воры щеголяли в ворованном.

Мне стало дурно.

Я смотрел на женщину, кружившуюся по залу в танце с мужчиной, — на ней была сияющая тиара и меховая пелерина, обе слишком большие для нее. Я задумался о судьбе предыдущей владелицы вещей. Была ли она жива? Или герой-завоеватель этой женщины порубил ее в куски и снял ценности с еще теплого тела? Сколько потерянных жизней, сколько утраченных надежд пошли в уплату за сегодняшний пир?

Я никогда не рвался к героизму, не заботился ни о чьих бедах, кроме своих. Но, глядя на эту праздничную оргию, в которой участвовали люди, не имевшие никакого основания праздновать, кроме того, что они были самые удачливые и лихие разбойники, а также думая о том, что такое стало возможно благодаря мне, я в собственной шкуре ощутил себя очень неуютно.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что я занялся тем, что делает всякий, кто ощущает во рту гадкий вкус морального разложения. Я занялся рационализацией, чтобы сделать мнение о себе сносным и продолжать жить с ним дальше.

Дело в том, что я ничего не знал о людях, которых мы завоевали. Возможно… возможно, они это заслужили. Может, они были богаты и праздны и являли прекрасный пример человеческого несовершенства. Очень могло быть, что эти люди, мои подданные, мои солдаты… имели гораздо больше прав радоваться всем этим безделушкам. Может быть, именно они тяжело работали, чтобы предыдущие владельцы этих вещей достигли богатства и славы, и с появлением первого «мироначальника» Победа, да и любой другой страны, распределение благ стало более сбалансированным. А может быть…

Может быть, сами боги хотели, чтобы я это сделал.

Наверное, впервые за всю свою жизнь я вдруг понял, зачем людям нужны боги. Идея действительно очень хороша — если все функционирует по воле существ, против которых я был бессилен. Я вспомнил и о предсказателе. Было глупо отрицать сейчас: он действительно предвидел будущее. Мое будущее. В отличие от многих других, которых мне доводилось встречать и которые пророчествовали, используя такие туманные выражения, что толковать их можно было как угодно, предсказатель, явившийся в «Буггер-зал», говорил простую правду. При условии, что его предсказания получились несколько скомканными из-за внезапной кончины…

И конечно, не стоило и думать, что жизнь, которую я теперь веду, предопределена судьбой.

«Брось все, пока ты в силе», — посоветовал мне мудрый внутренний голос, и я решил, что совет разумный. Я мог искать утешение в том, что, с одной стороны, я действовал по прихоти богов и судьбы, а с другой — может быть, этим я делал мир лучше. Таких убеждений хватило, чтобы я провел тот вечер без слез и всхлипываний.

Кейт хотела бы немного подождать и прошествовать в зал торжественно, чтобы о ее прибытии возвестил какой-нибудь придурок с оглушительным голосом, вся работа которого заключалась в том, чтобы, остановив всю процессию, проорать имя очередного прибывшего гостя. Но я надменно отказался от этой мысли.

— Это мои люди, и я — один из них. Я не стану соблюдать условности, — сказал я как можно высокомернее.

И с этими словами вышел в зал, предоставив Кейт выбирать, как ей поступить.

Время от времени меня, конечно, замечали, начинались овации, которые усиливались до такого шума, что ушам становилось больно. Ко мне устремились прихлебатели, как и тогда, когда я только въехал во двор крепости. Каким-то образом Тот Парень пробрался сквозь толпу, чтобы встать со мной рядом. Не знаю, как ему это удалось, ведь он был очень далеко, когда я вошел в зал. Он двигался так же быстро, как луч света. Наверное, он пользовался той энергией, которую сэкономил на разговорах.

Но мне ничего не угрожало. Вокруг меня были одни друзья, да и как могло быть по-другому? Разве не благодаря мне они получили все это богатство, которому так радовались? Я собрал все почести, Невпопад-мироначальник, повелитель всех своих подданных. Мне вдруг пришло в голову, что я не знаю, сколько городов я завоевал. И была ли какая-нибудь система или цель помимо простого разрушения? Кажется, я совершенно не собирался объединить города в одно государство, которым можно было бы править и которое стало бы защищаться от внешних нападений. Похоже, мне доставляло удовольствие просто разрушать все, что попадалось на глаза.

Кейт была рядом со мной, когда мы шли по залу, улыбаясь, пожимая руки, кивая всем, кто приветствовал нас. Мы двигались туда, где находились самые почетные места: огромные, богато украшенные кресла с сиденьями из красного бархата, которые сразу напомнили мне о тронах, на которых сидели король Рунсибел и королева Би. Края кресел покрывала резьба, изображавшая неведомых животных, а ножки представляли собой лапы с когтями.