– Я не нуждаюсь в подсказках подстилки из низов, – и вот теперь мистер Совершенство был не просто зол. Он был оскорблен до глубины души, коли таковая еще у него имелась. В его голове не укладывалось, как это соплячка могла разговаривать с ним в подобном тоне, но сила в нежном голосе и остервенение, с которым она всегда защищала мелкого засранца, играли ей в плюс, что Адам и приметил на будущее.

– Вам виднее, А… – мягким и шелковым голосом ответила она, и, поняв, что мерзавка вот-вот назовет его по имени, внутри у Адама все оборвалось, а дыхание неожиданно сбилось.

Девчонка же остановилась на середине слова и после затянувшейся паузы, продолжила: – Сэр, – закончила она. Теперь ее голос был холоден и безжизнен, как и всегда с этой минуты, когда она говорила с ним. В нем не было ничего. Звенящая вокруг пустота: ни чувств, ни эмоций. Только колючий холодный ветер, неприятно касавшийся кожи.

«Девочка не промах, и брат не такой уж и тупица», – Адам оказался обескуражен поведением мелкой нахалки. Соплячка не просто устроила себе финансовую подушку, но и завела нужные знакомства, расставила приоритеты, догадалась о проверке… Видимо, этот лучшее, что они с отцом смогут найти для непутевого младшего брата, пока слухи о его ориентации не поползли дальше кампуса.

– Я поговорю с отцом, – снисходительно бросил Адам, садясь в машину, но внутри у него все клокотало и тряслось. – Ничего не обещаю, – брошено, как будто невзначай, но все поняли это правильно. Решение за Грегори, какие бы радужные перспективы не расписывал его старший сын.

– Спасибо, – воодушевился Лиам, сидевший на заднем сиденье рядом теперь уже со своей девушкой и держа ее за руку.

В тот вечер впервые в жизни Адам задумался, какого это, иметь рядом с собой того, кто действительно дорожит тобой не как выгодным знакомством, развлечением на ночь, а словно родным человеком, готовым идти ради тебя на любые жертвы, не прося ничего взамен. Наверное, это было здорово, но разве это выгоднее, чем тотальный контроль над всеми? Адам не знал, так как сравнить ему было не с чем, вот только приоритеты меняются, когда в деле замешана третья сторона.

Вернувшись из воспоминаний о судьбоносном вечере, Адам так и не нашел в себе сил вернуться в постель и уснуть. Он за считанные минуты собрался и оказался на парковке, и, проехав под снегопадом по темным улицам исторической части города и лавируя между почерневшими остовами старых и облезлых домов, Адам пришел туда, где были все ответы на его вопросы. Нужно только лишь спросить. Прямо и в лоб, не давая в ответе иных вариантов: ни отвертеться, ни увильнуть. Смерть никогда не врет: открой коробку одним рывком, и ты увидишь, что стало с котом спрятанным внутри. Это как сорвать пластырь с больного места: болезненно и неприятно, но только так станет понятно, каков же в итоге ущерб.

На этот раз он воспользовался дубликатом ключей от двери ее квартиры. Ступая по скрипевшим от его веса половицам, Адам уверенно прошел внутрь, но не встретил ни сопротивления, ни приветствия. Света в квартире не было, как и самой ее обитательницы. Бегло осмотревшись и увидев неизменную обстановку, он понял, что один. Никого. Костлявой не было в ее обители. На столике стояли два пустых стакана, у шкафа на тумбе за бутылкой скотча спрятан флакон со снотворным, старый лабораторный халат с эмблемой «Криминалистической лаборатории Нордэм-Сити» лежал на стуле. Все было в неизменном виде, как она и оставила, уходя, казалось, навсегда. Ее здесь не было с момента, когда Фрей Лориан уснул у нее в квартире. «Может оно и к лучшему, Лиам не спустит с нее глаз», – рассудил Адам и, вспомнив об их похищении из этой квартиры, направился туда, где еще не ступала его нога.

Массивный деревянный шкаф так и стоял в стороне от двери в маленький коридор, в котором лампочка накаливания под потолком должно быть давно уже перегорела. Свернув в него, Ларссон остановился от насторожившего его тихого и мелодичного звона под потолком, издаваемым музыкой ветра из-за небольшого сквозняка. Воздух с улицы просачивался в квартиру через приоткрытое окно комнаты, больше напоминавшую кладовку, и пролезть в створ приоткрытой рамы мог разве что небольшой человек. Эванс точно могла, а вот Ларссону пришлось бы сдвинуть шкаф. Двумя пальцами Адам толкнул дверь противоположной комнаты, откуда доносились переливы металлических трубочек и замер.

Он был готов увидеть что угодно: от пыточной и библиотеки до лаборатории по производству метамфетамина, но представшая его глазам картина никак не хотела обрабатываться мозгом и уложиться в зрительные образы. Ларссон протер глаза кончиками пальцев, хорошенько зажмурился и еще раз настойчиво посмотрел в темноту, чтобы отшатнуться в полном неверии своим органам чувств. Перед ним была детская комната с голубыми обоями, фотографиями ребенка в рамках вдоль всей стены, книжки и игрушки. Все было в идеальной чистоте, и никаких следов пребывания самого ребенка в этом месте.

Когда они с братом были маленькими и жили в особняке за городом, у них в доме был целый штат прислуги, наводивший порядок в доме, и после стараний тех ни одна из комнат, где живет ребенок, не выглядела так, как выглядела эта: пустой и холодной. После обычного дня в игровой особняка Ларссонов под вечер всегда что-то было не на своем месте: будь то фломастер или мяч, который горничная складывала, куда следует. Здесь все было иначе. Комната выглядела специально созданными декорациями для фотографии интерьера в каталоге мебели, а не комнатой, где жил или хотя бы бывал маленький ребенок.

Намереваясь сделать шаг внутрь, Адам глубоко вздохнул и замер на самом пороге от презрительного голоса за спиной.

– Ни шагу дальше, мистер Ларссон, – он и представить не мог, что не услышал ее шагов. – Не смейте входить, – и по тону ее голоса стало ясно, что Костлявая шутить не намерена.

«Какого хрена лысого ты тут забыл?» – застряло у нее в горле вместе с сотней фраз возмущения и гнева, бушевавшего внутри, но помня о контроле эмоций и руководствуясь многолетним опытом в их подавлении, Эванс смогла сказать только одно:

– Не смейте входить, – и едва не впилась ему ногтями в любопытную самодовольную рожу, всюду совавшую свой вечно задранный нос!

Эванс сдержалась, но еще один его шаг, и Сира Адама Безупречного в его сияющих доспехах не спасут даже начищенные до блеска латы и шлем с опущенным забралом. С фактом, что дома у нее был проходной двор, девушка смирилась еще в детстве, когда Форман залезал к ней по пожарной лестнице и прятался у нее под кроватью, будто бы кто-то собирался его выставить, застань в гостях у подруги. Как говорил Артур Эванс: «Пение в одном церковном хоре – лучший контрацептив», и в этом ее отец оказался совершенно прав. Для Формана Эванс была кем угодно, кроме объекта выплескивания его неуемной сексуальной энергии, под воздействие которой попала даже Мира. К большому удивлению девушки, в этот раз гость зашел через дверь и без ее разрешения. И, словно желая поиздеваться над ней, низкий надменный голос встряхнул пыль со стен узкого коридора и отозвался вибрацией у нее в ребрах:

– С Либерсон все в порядке? – Ларссон немного отступил назад от детской комнаты, чем и обезопасил себя от ее гнева.

– Вы могли бы сами у нее спросить, – едко ответила Эванс вместо слов, без сомнения, заслуженной благодарности. – Хотя погодите-ка, – неконтролируемая обида рвалась наружу, но только малая ее часть нашла себе выход, – у вас же рот-то был занят, – и циничное замечание было брошено ему в спину, закрытую тяжелым и промокшим от растаявшего снега пальто.

«Ожидаемо», – склонив поникшую голову и рассматривая половицы под ногами, Адам молча сносил ее раздражение. Он уже ждал выпадов по поводу спасения мисс Либерсон, вот только, правда, от другого Эванса – того, который доводит до бешенства, но при этом вечно лыбится, как идиот, и вначале стреляет, перезаряжает, стреляет еще раз, а потом уже спрашивает: «Кто здесь?». Адам ждал подколов от прямолинейного и упертого Ашера, перевшего напролом, а не от его младшей сестры – расчетливого манипулятора, залезавшего человеку в голову без ведома владельца. Видимо, взлом и проникновение в ее квартиру было не лучшей идеей, и раз уж они опять вернулись к изначальному стилю общения, 小姐1 Костлявая отвечала на понятном мистеру Тотальный Контроль языке, а не ходила вокруг да около.