– Можете считать меня хоть рептилоидом с планеты Нибиру, но это не отменяет моего предыдущего вопроса, – и, очевидно, ей опять плевать на мнения их обоих. Они могут оставить его себе, заламинировать, прошить, и, скрепив государственной печатью, повесить на стенку в качестве доказательства своей полной несостоятельности вкачестве ее пары. – Зачем? – спросила она, и Фрей с горечью осознавал, что во мнениях теперь уже их обоих – и Ларссона, и Лориана, не больше смысла, чем во всем этом разговоре.

– Поехали со мной, – не выдерживает Фрей, тихо говоря ей на ухо и не переходя на шепот. Он устал ждать, что она отстранится, убежит с воплями прочь, и его совесть будет кристально чиста, но отсутствие ее «да» в разговоре, ничуть не лучше, чем прямое и конкретное «нет».

– Поехали. Сейчас, – он уже не врет себе, пусть и она перестанет. Она может сколько угодно убеждать и себя, и окружающих, и самого Фрея, что согласилась поехать с ним лишь для прикрытия, вот только сердце, отстукивавшее ритм на «slow-quick-quick-slow» и губы, кружащие в опасной близости, уже сказали все ее «да», при так и непроизнесенном «нет».

– Мне и, правда, пора, Мистер Лориан, – и в этот раз с сожалением отвечает она, отстраняясь. Задержать дыхание, чтобы не задохнуться в морском бризе, не поднимать глаз, чтобы не смыло теплой волной, и полностью расслабиться, выворачиваясь из этих крепко держащих ее пальцев.

– Я вас дождусь, – отвечает он с решимостью, опять наступая морским приливом. Вцепиться и не выпускать, приковать наручниками к радиатору, а радиатор приварить к земной оси для надежности, чтобы не сбежала, но ведь опять сбежит, стоит ему отвлечься.

Они были рядом и совсем далеко, словно с разных планет, из разных миров, рас, форм жизни и сословий. Но минуя все законы сохранения энергии, массы и импульсов, притягивались друг к другу в уже знакомом танце, чтобы аннигилировать и сравнять потенциалы. Непреодолимая сила и неподвижный предмет. Бескрайний океан и базальтовые скалы.

– Ваше право, – в ее голосе ощущается горечь и, кажется, разочарование.

– Я об этом пожалею? – зачем спрашивать, если знаешь ответ, но они оба всегда спрашивали, надеясь услышать ложь, вместо горькой правды, и всегда только правда, от которой во много раз тяжелее, чем от самой хоть немного сладковатой лжи.

– Разочаруетесь, – пусть так, но иначе ей не спустить его с небес на землю, не обрушить реальность ему на голову, не вернуть на родную планету мечтателя, витавшего в циановых облаках далекой-далекой Нибиру.

– У меня безграничный запас терпения, – очень двусмысленно улыбнувшись, ответил он.

– Мистер Лориан, – на что она только расстроено вздохнула.

– Мисс Доктор? – и обольстительно улыбнувшись, Фрей уже решил, что, наконец, его многократно воспетая настойчивость смогла победить ее неуместное упрямство.

– Была рада с вами познакомиться, – разбила она в пух и прах все его надежды, и, так и не посмотрев на него, Эванс вышла из машины, ступая на землю совсем иной планеты, расположенной в центре системы Нордэм, после знакомства с представителем такой близкой и такой далекой системы Чикаго.

Ближе к концу рабочего дня Адам стоял в фойе студии фехтовального клуба, куда заехал со своей пассией за ее младшей сестрой. Самая последняя династии Джонсов из кожи вон лезла в попытках обойти сестру по всем возможным и невозможным параметрам, причём конкуренция среди детей сенатора была настолько жёсткой, что Адам уже боялся находиться в ее эпицентре. Его собственный младший брат, конечно, тоже очень переживал, что всегда оставался номером два после Адама, но Лиам всегда уважал его и порой пытался брать с него пример, хоть и делал все, как всегда, через задницу. У Джонсов же все было иначе. Совсем иначе. И после объявления Адама и Беатрис официальной парой, Ларссон всерьез начал опасаться, что Беверли сорвет с сестры фату и пойдет к алтарю вместо нее прямо на самой свадьбе, несмотря на свой юный возраст в десять с половиной лет. Каждая девочка мечтает выйти замуж за принца. Беатрис своего получила, а вот на долю Беверли принцев пока не выпало, если только Лиам лет через восемь по закону штата Нью-Джерси не решит сменить свой статус заядлого холостяка.

Он отошел к стене и ждал, когда сестры Джонс спустятся к нему в фойе, наблюдая за семьями и гувернерами, копошащимися вокруг. Он всегда смотрел на них, будто издалека. За детьми, за их родителями, за людьми, которые выглядели счастливо. И невольно задумался, какого это иметь семью: настоящую, любящую. Жену, ждущую тебя дома, пару ребятишек, кота и… Он не видел себя в этом. Прошлый раз он, честно, пытался, и закончилось плохо, очень плохо, а к новым потрясениям Адам был не готов.

– Открылся! – знакомый голос донесся из угла холла, и Адам оглянулся на него. Увиденная картина заставила его улыбнуться. Не состряпать ехидную ухмылку, не схитрить и не обольстить, а искренне улыбнуться.

В углу просторного помещения очень знакомая фигура в сером пальто пыталась скрутить темнокожего мальчишку лет десяти на вид, выходя со своего излюбленного болевого приёма на вынужденный удушающий. Эванс зажала голову мальчишки в сгибе локтя, и мальчик со злостью сопротивлялся, не отпуская ее руку.

– Ты напросилась! – прорычал мальчик, резко выпустив ее локоть, и когда рука Эванс двинулась вверх, ребенок резко схватил девушку за плечо и ремень и, подставив подножку, уронил спиной на кушетку, вывернувшись из захвата.

– Бабский приём! – пропищала Эванс, пытаясь отдышаться, лежа спиной на кушетке.

– Ничего подобного! – возмущался мальчишка, который хоть и был ровесником Беверли Джонс, но ростом был уже по грудь низкорослой Эванс, и сила в его руках точно была несоизмерима с девчачьей.

– Бабский приём! – подтвердил Адам, подходя к ним, и Эванс, валявшаяся на кушетке, звонко засмеялась.

– Ах, бабский приём? – мальчишка ударил кулаком о раскрытую ладонь и размял шею, повернувшись к Ларссону.

– Иди сюда, Ларссон, я покажу тебе, кто из нас баба, – малец с гонором взрослого мужчины подозвал Адама к себе, показывая ладонями «давай».

– Воу-воу, парень, полегче, – Адам поднялся руки вверх, но улыбаться при этом не перестал. – У меня нет с собой кэша. Котлы сойдут? – Ларссон одернул рукав пальто, демонстрируя мальчишке часы Tourbillon Sapphire.

– Часы? Я, по-твоему, баба, чтобы эти цацки носить? – все с тем же гонором, но постепенно расплываясь в улыбке, ответил мальчишка, и теперь Эванс и Ларссон захохотали в голос.

– Что, Ларссон, испугался? – не унимался малец, хотя его радостная улыбка портила всю серьезность сказанных слов. – Тебе конец, – мальчик кинулся на Адама, но тот вмиг скрутил его, держа рукой за шею и лохматя ему темно-русые прямые волосы.

– Что, мини-Форман, бабские приемы закончились? Или Эванс поленилась научить тебя еще парочке? – Адам начал щекотать мальчика, который заливисто смеялся ему в ответ на удивление низким для ребенка голосом.

– Все! – сдался мальчик, пища сквозь смех, и Адам выпустил его из некрепкого захвата.

– Считай, сегодня тебе повезло, Бигфут, – с напускной серьезностью ответил ребенок. – Но помни, я за тобой слежу! – и, показав пальцами на свои глаза, а затем на Адама, ушел в сторону гардероба.

– Вставай, Эванс, чего разлеглась, – уже привычным командным тоном позвал ее Адам.

– Устала на работе. Босс продуху не даёт, – девушка села на кушетку, разминая шею и потирая спину, и Адам сел рядом с ней.

– Поверить не могу, что Форман позволил отдать мальца на фехтование! – с усмешкой выдал Ларссон.

– Вы его видели? – уставилась на Ларссона Эванс. – Ему одиннадцать, а он перевернул меня без малейших усилий. Предлагаете отдать его на бокс, чтобы он одним ударом череп пополам раскалывал? – озадаченно выдала Эванс, которая, как всегда, просчитывала все на годы вперед.

– Это да, – Адам задумался и согласился с ней. – Но фехтование, Эванс! Фехтование! – Ларссон едва ли не хохотал в голос, стыдив ее.