«Да уж, хорошо, что вся не промокла», – подумал он.

Малой занимался костром, а старик аккуратно нанизывал на собранные длинные ивовые ветки намокшую рыбу.

– Костёр готов! – радостно крикнул Мишка.

– Ну и я всю промокшую рыбу насадил. Пущай просохнет на солнышке, да обветрится, авось обойдётся, – произнёс Семёныч, крепя последнюю ветку с рыбой на сухое сваленное дерево.

Старик достал кусок смолы размером с кулак и бросил его в огонь.

– Ведра у нас нет, поэтому ты дровишки не на него, а с бочков ложай, так топиться быстрее будя, вот так…

Старик аккуратно положил сухую ветку рядом с куском смолы.

Вскоре над берегом поднялся чёрный смоляной дым.

Малой откинул в сторону сгоревший уголь и подбросил свежие ветки. Смола стала шипеть, издавая зловонный запах.

Семёныч то и дело подходил к наспех сооружённым вешалкам и щупал рыбу.

– Сыра ишо! – с горечью произносил он.

Неожиданно послышался гул, а потом в небе показался самолёт.

– Обратно летит! – с тревогой сказал Мишка.

– Вот я его сейчас… – Семёныч метнулся к лодке, достал ружьё.

Немец летел точно на старика. Когда самолёт уже был над ним, старик вскинул ружьё и выстрелил.

Немецкий лётчик видел, как человек внизу выстрелил.

– Дитер, этот русский словно безумный. Жаль, мы в море отстреляли все патроны. Я сейчас ещё один круг ниже сделаю. Напугаю его, – спокойно произнёс немец.

– Нет, Вальтер, не делай этого.

– Не переживай, Дитер, всё будет красиво.

Немец сделал круг и пошёл на снижение.

Старик, дождавшись, когда самолёт будет аккурат в прицеле, выстрелил.

Тр-р-р-р-р, тр-р-р-ры, трык. Двигатель застрекотал, а потом заглох и замолк, а из-под винта повалил чёрный дым.

– Семёныч, молодец, попал. Ура-а-а-а! – радостно воскликнул Мишка.

Качая крыльями из стороны в сторону, самолёт на бреющем полёте, едва задевая макушки зелёного камыша, скрылся за густой зелёной стеной. А ещё через некоторое время послышался всплеск воды.

– Вот тебе за сынов моих! – крикнул старик.

– И за папку и мамку мою! – произнёс малой, тряся кулаком в сторону исчезнувшего самолёта.

В это время на другом конце острова два немецких лётчика выбирались из упавшего самолёта.

– К чёрту, Вальтер, ты идиот! Кретин! Нас сбил какой-то русский из винтовки! – ругался пилот, отстёгивая ремни.

– Лучше помоги выбраться. У меня нога очень болит, – с трудом ответил тот.

– Завтра Югенс полетит по нашему курсу, он-то нам точно поможет выбраться из этой дыры, – произнёс Дитер, а потом обхватил своего товарища, стал вытаскивать его из кабины самолёта.

Старик опустил ружьё.

– Ну Семёныч, ну ты молодец! – не унимался малой.

– Да не ори как оглашенный. Давай быстрее лодку чинить, – сказал старик и слегка потрепал кудри мальчика.

Законопатив пробоину и залив её горячей смолой, старик потрогал пальцем свежую заклёпку.

«До вечера не высохнет, как пить дать не высохнет».

Солнце скатилось за горизонт, покрывая пушистые верхушки камыша алой бахромой. Птицы своим вечерним пением провожали ещё один прожитый день.

– Семёныч, а это что за варежка? – спросил Мишка и показал рукой на ветку дерева.

– Это, брат, не варежка, это гнездо птицы, – спокойно ответил Семёныч.

– Интересно, как будто варежка или маленькая серая валенка, – удивлённо, по-детски ответил Мишка.

– Накинь фуфайку да погрызи что-нибудь. Тоська нам вот собрала в дорогу харчей мал-мал, – сказал старик и развернул узел с едой.

– Семёныч, а правду говорят, что ты четверых белогвардейцев уложил? – спросил мальчик, раскладывая еду себе и старику.

– Мне не надо, сам ешь. А за это дело врут всё. Не четверых, а шестерых. Двоих потом в амбаре нашёл, спрятались. Ну я их как котят и удушил. Вот этой самой рукой.

Мишка посмотрел на могучую ладонь старика и от удивления открыл рот, набитый рыбой.

– А ты в гражданскую воевал? – немного прожевав, спросил Мишка.

– А хто не воевал? Все воевали. Брат на брата, сын на отца. Всяко было_́, – задумчиво ответил старик.

Мишка завернул остатки еды в тряпицу и завязал в узел.

– А ловко ты немца сбил! – гордо сказал мальчик.

– Я, брат ты мой, ещё германца в империалистическую бил. Меня в пятнадцатом забрали и попал я на германский фронт. Немец с характером был. Шлема носили с пиками сверьху. Помню, лежим в окопе, а немец кричит: «Комрад, комрад, иди домой!» Ну, комрад по-ихнему товарищ значит. Бывало, месяцами лежали в окопах друг супротив друга, а в атаку не ходили. Ну а потом, как революция наступила, многие домой ушли. Однажды к нам приехал командир красный, с бантом, с большими усами, Будённый стало быть, ну и говорит: «Браты, отечество в опасности. Антанта давит молодую республику». Вот так я и стал конармейцем. А раз в бою мне пикой ногу прошили. Когда рану залечили, домой отправили. А дома горе. Белые пришли, узнали, что я в конармии Будённого, вытащили моего отца из хаты и зарубили на глазах у матери. А потом пришли красные. Брат мой Яшка за белых был. А когда наши их стали громить, он прибежал домой и сховался. Его красные и повесили. Вот такой коленкор.

– Знаешь, Семёныч, я не хочу с Аней обратно в детский дом. Мне тут нравится.

– Ну, брат, если бы мы делали всё, что хотим!

– Семёныч, миленький, забери меня к себе жить. Я буду тебе на скрипке играть.

– Спи ужо! Утром мешки погрузим и дальше поплывём. Да и я что-то с тобой разговорился, – негромко произнёс старик и поправил фуфайку, накинутую на мальчика.

– Хорошо, Семёныч, что ты ружьё взял с собой.

– А как тут без ружья в диком месте. То кабан, а то вот немец…

Но малой его уже не слышал. Он уснул, завернувшись в фуфайку и прижавшись к старику.

«Эка жизнь какая, словно река, – размышлял старик, глядя на спящего Мишку. – Также начинается с маленького ручья и чем дальше, тем становится полноводнее, извилистее, с крутыми берегами, обрывами, большой волной. В каждой реке есть свои пороги и водовороты. Где-то реки встречаются, расходятся, но всё равно они впадают в море, там и растворяются на веки вечные. И нет конца той воде, что течёт в реках, так же нет конца роду человеческому. Одни уходят, а в это время рождаются новые, будто где-то за тысячи вёрст бьёт ручей жизни и даёт новую волну. И бежит она через необъятные просторы, пока не канет в морской пучине…» С этой мыслью Семёныч и уснул.

Старик проснулся рано. Мальчик спал рядом. Ощупав ещё свежую смолу, он решил, что уже можно спокойно плыть дальше.

– Эй, малец, подымайся, собираться надо, – произнёс старик и слегка тронул его за плечо.

Паренёк встал, потянулся, глотнул из фляжки воды.

– А у нас осталось что-то поесть? – зевая, спросил Мишка.

– Есть малость, да ты вон поди пособирай свежую ежевику, её тут полным-полно, а я покамест мешки перенесу.

Уложив в лодку последний мешок, старик осмотрелся. На песке вдоль берега были детские следы.

– Малой, хде ты есть? Вот окаянный! Ну холера, я тебе задам! – выругался громко старик.

Неожиданно из кустов на берег выскочил мальчик.

– Семёныч, т-т-ам немцы! – произнёс Мишка, заикаясь от испуга.

– Какие такие немцы? – удивился старик.

– Наверное, которых мы сбили, – ответил Мишка, показывая рукой на ружьё.

– Да шут с тобой, – растерянно произнёс Семёныч.

– Честно говорю, два лётчика, там, на берегу.

Старик взял ружьё и ссыпал в карман патроны.

– Где они, говоришь? – спросил он Мишку.

– Иди вдоль берега, там будет сваленное дерево. Они там, за ним, – ответил тот и показал рукой в сторону.

– Оставайся тут! – сказал Семёныч.

– Не, Семёныч, я с тобой. Я один боюсь.

– Цыц, сукин ты сын! Делай, что тебе велено. Спрячься за лодку. Я скоро! – прикрикнул Семёныч.

Ступая осторожно, старик вскоре увидел на берегу сваленное сухое дерево. За ним, как и говорил мальчик, были люди.

Прислушавшись, Семёныч понял, что это настоящие немцы. Один из них лежал на земле, второй по колено стоял в воде и что-то говорил.