Разве что отара просочившихся через не слишком ухоженную и оттого не слишком надежную изгородь овец степенно паслась на покрытых изумрудно-зеленой, словно бы тоже игрушечной, травкой откосах. И даже долетевший с севера гудок не обеспокоил стадо: пара овец лишь дернула ушами, и лишь круторогий массивный вожак слегка встрепенулся и полез на насыпь.

Из-за далекого поворота показался поезд — ярко-алый, влекомый старинным локомотивом. Баран обреченно-устало вздохнул, покрепче уперся копытами в щебень между шпалами и наклонил лобастую голову, готовясь встретить, судя по всему, старого и привычного врага.

Древний паровоз приближался, изрыгая дым и отработанный пар. Его гудки становились все настойчивее, но баран только укреплялся в мрачной и безнадежной решительности. Впрочем, паровоз тоже не снижал хода, а может быть даже и ускорился. Когда до упрямого вожака оставалось не более двадцати ярдов, поезд издал еще один, самый громкий гудок и пыхнул паром, как будто скрывая от случайных наблюдателей совершенно неизбежную кровавую сцену.

Красные колеса локомотива прогрохотали по стыкам, за ними простучали десяток или чуть меньше алых вагонов, из окон которых выглядывали детские мордашки.

— Бе-е-е! — возмутился абсолютно целый и вполне себе живой баран, оглядываясь и провожая удаляющиеся фонари экспресса. Встретить врага лоб в лоб снова каким-то чудом не получилось. Ну, может быть, в следующий раз…

За грохотом колес хлопок, прозвучавший в сотне ярдов от путей, остался незамеченным. Чуть левее зарослей кустарников, футах в шести от лишенного растительности выжженного круга, совершенно ниоткуда появились два тела в комбинезонах: то, что побольше — в черном, облегающем, и то, что поменьше — в ярко-красном, детском. Несколько бесконечно-длинных минут оба тела были неподвижны.

Наконец, бОльшая из двух фигур пошевелилась, откатилась от маленькой и, встав на четвереньки, потрясла головой.

— А вот хер вам, и тебе, Том, тоже хер, — сказала она хриплым мужским голосом.

Юноша в черном комбинезоне с трудом поднялся и разжал стискивающую что-то левую ладонь.

— Ага. Если нас выбросило рядом с железной дорогой — это день возвращения, и я только что проехал мимо, в Экспрессе. Ха! Сдох-таки, — пробормотал он, глядя на старинные часы с отвалившейся от корпуса заплаткой, разбитым стеклом и завязанными в узел стрелками. — Теперь его и Дин не починит. Да и ладно.

Юноша скинул с шеи разорванную цепочку, достал из поясной сумки что-то вроде сероватого куска пластилина в пластиковой обертке и тщательно облепил им часы вместе с обмотанной вокруг них цепью. Затем вставил в образовавшийся комок короткую трубочку, поджег ее и выбросил дымящийся объект, удачно попав в самый центр лишенного травы пятна.

Потом он быстро присел, спрятав лицо между коленями, так что, когда термитный комок ярко вспыхнул, испугав негромким хлопком пару пасущихся неподалеку овец, зрение юноши не пострадало.

— Удачно, — пробормотал он, поворошив веточкой кучку сплавленного металла, которая на глаз была раза в три меньше, чем исходный приборчик: видимо, часть материала унесло в неизвестном науке направлении. — Надеюсь, этот хроноворот все-таки был действительно последним. Так… Зеркало, похоже, разбилось из-за этих тварей. Телефон… — он сунул руку в поясную сумку и достал не слишком большую пластиковую коробочку с блестящей пимпочкой сложенной антенны: жемчужного цвета экранчик был мертв. — Телефон тоже благополучно сдох, как и ожидалось. Ну что ж, попробуем послать гонца… Вдруг получится?

Он достал словно бы прямо из левого запястья длинную, украшенную резьбой палочку, пару раз выдохнул, попытавшись счастливо улыбнуться, и произнес:

— «ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!»

Ничего не произошло, разве что пристрастный наблюдатель смог бы заметить слабый-слабый серебристый дымок, струящийся из кончика палки. Но это должен был быть очень оптимистичный пристрастный наблюдатель.

— И тебе хер, Гарри Джеймс Поттер, — вздохнул юноша. — Во-от такенный хер. Восьмидюймовый. Теперь понятно, почему подтверждение не прошло. Ну что ж… Пойдем по длинному пути.

Мирно спящая рядом девочка в красном комбинезончике глубоко вздохнула и перевернулась на другой бочок.

Когда девочка проснулась, она обнаружила, что лежит в небольшом шалашике на толстой подстилке из веток и травы, а юноша, скинувший капюшон гидрокостюма и явивший миру встрепанную черную шевелюру, не менее встрепанную и не менее черную, чем у самой девочки, сидит рядом с обложенным камнями костерком что-то жарит на свежевыструганных палочках.

— Проснулась? — спросил он и улыбнулся. — Иди поешь!

— Сначала мыться, — деловито сказала девочка. — И пописять.

— Да, про это мы не подумали, — вздохнул парень, — надо бы заменить тебе комбинезончик на что-то более подходящее.

Когда малышка сделала свои дела, как следует отмылась под струей льющейся из палочки воды (увы, мыла у юноши не оказалось, но очищающие заклинания вполне его заменили), была высушена чарами и вновь упакована в комбинезон, юноша протянул ей прутик с нанизанными на него кусочками белого рыхлого мяса.

— Тут рядом ручеек есть, — пояснил он. — Так что я вытащил на «Акцио» пару рыбин и поджарил, пока ты спала. Вкусно?

— Фкуфно, — пропыхтела девочка.

— Три года назад я из Шотландии до Лондона добирался, — усмехнулся парень. — Еду-то добывал себе, а вот соли не было. Так что с тех пор стараюсь всегда таскать с собой пакетик, на всякий случай. Как и веревку.

— Мы тут будем жить? — спросила девочка, прикончив последний кусочек рыбы и облизав пальчики. — Тут лучше, и совсем нет стлашилищ.

— Нет, — ответил парень. — Чудовищ тут нет. Но жить мы тут не будем, просто посидим до ночи. Днем мы слишком приметные, особенно я в этом комбинезоне, а аппарировать нам нельзя: министерство, в смысле, те дядьки и тетьки, что тебя в Азкабан засунули, меня засечет, потому что официально мне еще нет семнадцати. Можно было бы, конечно, аппарировать тебя прямо в Дом Блэков, под скрывающие чары, но это ж надо к Дамблдору обращаться, чтобы он тебя под «Фиделиус» пустил, а я ему не верю. Да и вообще, если Министерство узнает, что я из-за хроноворота сразу в двух местах сейчас… Да и ты тоже… Могут начать копать и искать тебя.

— Мама говолила, что Дам-бам-дол дулак, — вздохнула девочка. — И папа тоже так думает.

— Вот в этом я с твоими мамой и папой полностью согласен. Так что придется нам тебя спрятать там, где никто тебя не найдет.

— Здолово, — кивнул девочка. — А почему у тебя палочка бабушки Долеи? Я ее много лаз видела!

— Потому что я ее внук, — пояснил юноша. — Я взял ее палочку в нашем хранилище, и она мне неплохо подошла.

— Значит, ты мой кузен? — удивилась девочка. — Ты Поттел? Бабушка Долея вышла замуж за Поттела, — пояснила она; видимо, уроки генеалогии в семействе Блэков велись с самого рождения. — И если у тебя ее палочка, значит она тоже умелла. А почему я тебя не помню?

— По порядку: зови меня Чарли Кейн. Это мое запасное имя: вообще-то меня зовут Гарри Джеймс Поттер, но в этом имени слишком много «Р», и тебе будет трудно меня называть, а так-то «Р» только одна будет. Да, бабушка умерла очень давно, шестнадцать лет назад. А не помнишь ты меня потому, что почти все забыла.

— Холошо, Чалли. Значит, я помнила тебя, когда я была плохая? — огорчилась девочка. — А тепель забыла?

— Главное, что ты сейчас не плохая, — грустно усмехнулся Гарри-Которого-Надо-Было-Называть-Чарли. — А очень даже хорошая.

— Тогда не выдавай меня замуж за Лоди, — распорядилась девчушка. — Лоди плохой. И Лаби тоже. Все Лестлейнджи сумасшедшие, так дедушка говолит. А папа говолит, что они палтнёлы и солатники. И он плавда хотел выдать меня замуж за Лоди. А Лаби хотели поженить на лыжей Молли Плюетт.

— Роди, в смысле, Родольфус, умер, — серьезно сказал Гарри. — А Раби скоро умрет. Так что с этой стороны ты в безопасности. И Молли тоже.