Виктури.

Гравировка на внутренней стороне. Юри улыбался тогда так счастливо и так доверчиво прижимался.

День за днем Никифоров словно проживал эту жизнь, совершенно чужую, но при этом абсолютно точно свою. Вот он видит, как Юри прячет под шкаф плакаты с его же изображением, а вот вся элита фигурного катания собралась в России на дне рождении Виктора. Юрка занимает первое место в том самом году на Гран-при, на следующий год Никифоров сам возвращается и возвращает себе первенство. А еще через год Юри занимает вожделенное первое место. Виктор уходит из большого спорта.

Юри едет с ним в Россию. Он — квалифицированный хореограф, меняет вышедшую на пенсию Лилию Барановскую в российской команде. Ставит программы для Плисецкого. Виктор становится тренером сборной. Они — лучшая пара профессионалов, из-под их рук вышел не один чемпион. Затмили даже знаменитых Леруа. Их школа — самая сильная в стране.

Они живут вместе, бесконечно долго и всегда мало. Любят друг друга, стареют вместе. Ездят на праздники в Японию, поздравляют Милу с первым поздним ребенком. Бывают на свадьбе Джей-Джея. Страсть — уже не такая необузданная, становится мягкой, родной. Весь мир всегда будет на втором плане, когда они вместе. Самые важные люди во вселенной друг для друга.

Они с психологом гуляли по городу, когда на одном из перекрестков Виктор увидел себя, взрослого, с легкой щетиной, в кремовом длиннополом пальто. Юри, его Юри приглушенно улыбался и что-то говорил. А Виктор веселился, он размахивал руками, обернулся спиной к дороге и шел лицом к любимому, увлеченно слушая. Никифоров увидел, как вылетела машина из-за поворота, как въехала на тротуар. Он видел, как его Кацуки испуганно округляет глаза, как не думая ни секунды толкает, со всей своей немалой силы. Виктор увидел, как чертова неуправляемая машина оказывается там, где еще секунду назад стоял Юри. Где это же мгновение назад был он сам. Он кричит, бежит к валяющемуся в нескольких метрах неподвижному телу. Вокруг толпа, приехала скорая, а он все держит своего фигуриста, свое сердце и душу, за руку, понимая, что уже поздно. Юри улыбался, он сделал все правильно. И Виктор был готов отдать что угодно, лишь бы его мальчик этого не делал. Только бы поменяться с ним местами.

— Витя, ты чего? — Обеспокоенно спрашивает Юри, дотрагиваясь до мокрой дорожки слез на щеке фигуриста.

Виктор не может ничего объяснить, только посильнее вцепиться в Кацуки, сжать в объятиях. Вдыхать запах волос своего психолога, отчаянно стараясь поверить, что все это — неправда. Что все хорошо и всегда будет хорошо. Видение было таким реальным, таким живым. Было настолько больно, словно весь мир оборвался, выключился свет. Погасли все звезды мироздания. Никифоров думал, что едва ли он прожил долго после смерти своего Кацуки.

— Не уходи. Не бросай меня, пожалуйста! — Шептал Витя Юри в макушку.

Японец выглядел ошарашенным, погладил по лицу, поцеловал обветренные губы.

— Ну, куда я от тебя денусь, Никифоров!

Если Виктор и сходил с ума, то по крайней мере, его не собирались бросать. Он был уверен, что Юри последовал бы за ним даже в психушку, тем более, профессии смежные. А потому, как только они вернулись в Питер, Витя заказал кольца, точно такие же, какими их запомнил, с гравировкой на внутренней стороне. Он не стал устраивать фарс, приглашать Кацуки в ресторан или что-то подобное. Он просто отдал кольцо дома, за завтраком.

Японец дрожащими руками открывал коробочку, по привычке, ни на что не надеясь, провел пальцем по внутренней стороне и пораженно замер, не в силах даже вздохнуть. Под пальцами четко ощущалась гравировка. Он поднес кольцо поближе к глазам, всматриваясь в надпись, близоруко щурясь.

Виктури.

Виктор даже испугался, потому что сдержанный, всегда собранный, спокойный Юри вдруг по-детски разревелся. Плакал, как маленький, со всхлипами, соплями, прижимался к груди своего фигуриста и никак не мог успокоиться.

Они не афишировали особо свои отношения. Не скрывали конечно, но и не шумели на каждом шагу. В этой реальности у них не было толпы фанатов, которые пишут фанфики и рисуют арты на Тамблере. Их пару никто никогда не называл Виктури.

— На следующий Новый Год, поехали снова к тебе домой?

— К нам, Витя. К нам домой.