— Зултан жалуется. На тебя. Голова у него болит от твоего голоса, ему и так неловко тут гостить, — отстранённо говорил Споквейг.

Я решил не показываться им на глаза и пойти к Зултану.

В деловой комнате нет окон, потому темно. Не закрывая двери, я вошёл, отыскал лампу и разжег магическим огнём, чуть не взорвав, ибо колдую неуклюже. Со светом при себе я подошёл к дивану и увидел перед собой ободранца, навроде того, что бросал кубик в пещере Маячащих.

— Зултан? — обратился я.

Он издал хрип.

— Неважно выглядишь, — поздоровался я.

— Хлебник... заклятие наложил... — сухо просквозило от него.

Так это и впрямь тот самый псих?!

— Что за заклятие? — проявил я заинтересованность к беседе.

— Алкоголизм последней стадии, — он потянулся за бутылкой на столе. — Горячка. Чёрный рок. Смерть вижу. Над моей печенью нависла смерть, над тобой висит смерть... от адского пламени... — его слегка передёрнуло, он схватился за пойло и продолжил. — Над поместьем ревёт призрак вселенского масштабирования, смерть Хигналира от... ужаса бытия, — глядя в темноту чёрными глазами, в которых блеском отражался огонь горелки, он будто испражнился последними словами, таким же дрожащим голосом, как в убежище, когда молил, чтобы “только не шесть”. Так хотелось спросить, почему “не шесть”, но он же не знает, что я стоял тогда за его спиной, так что не буду.

— Ты пророк? — попросил я предоставить хоть толику убедительности к его словам, чтобы достаточно весомый повод занервничать появился.

— Я вижу смерть.

Что-то не убедило. А значит и пророчества его меня не испугают.

— А что насчёт чёрного хлебника? Как у него со смертью обстоит?

Зултан сделал глоток вина, не вставая с дивана, и чуть не погиб — так сильно поперхнулся. Он привстал и сделал ещё попытку отпить.

— Слыхал, — он вытер рот, — инквизиция не смогла выяснить, что убило хлебника, так как его труп склевали воробушки.

Какая глупость. Должно быть инфернальный огонь переработал его хлеб без остатка.

— Отец поведал мне о трагедии у Маячащих. Сожалею. Что же погубило твоих людей, ты знаешь, Зултан?

— Да... Когда сумма центробежных сил превосходят центростремительные, происходит распад. Основы основ каббалистики, юноша, — он с трудом приподнял указательный палец вверх, а потом осторожно положил его на диван. — Здесь, на юге Миивы, народ разрывает на множества. Каждый сам за себя. Самоуправство местных епископов... Дураки забыли про единое начало. Эти мелочные краясиане, измеряют всё исключительно в золоте. Всепожирающее эго, жадное до власти и роскоши. Обжоры ненасытные. Мы, приспешники Люцифера, думаем о благе всего мира, не только о своём личном, не-е-ет, нам пока не до этого. Эпохе расцвета Люрцинии придёт конец, одной лишь магией света мир не объединишь. Настанет время прогресса, Горзуа будет сиять во всех...

Чую, сраный безумец начинает пороть чушь, которая только отдалит меня от понимания и без того запутанной ситуации с краясианством и сатанизмом.

— Кто тебя сдал, Зултан? Кто послал чёрного хлебника учинить беспредел в твоём убежище?

— Амфиалон Клезентский с Серхвилкросса спустил хлебников. Власть Ульгхвиналя не потерпит конкуренции. Они выбрали своей единой целью жопу патриарха Люрцинии, чтобы дружно отлизывать. Но корабль их, сколоченный на страхе пред садистом Джейсом, спешит ко дну. Если Джейс предлагает людям рабство и кнут, то Люцифер дарует знания, методы саморазвития и совместного научно-культурного возвышения...

Я пытался хитровыебанными приёмами выведать о чёрном хлебнике, но к моей личной истории его информация неприменима. Непохоже, что Зултан хорошо осведомлён о реальных отношениях между ведущими религиями. Эх, так и не узнал ничего важного.

— Согласен. А ведь сатанисты и краясиане должны работать сообща... — постарался я попасть в тональность убеждений собеседника, но засомневался, что получается и сбился с мысли.

Он отпил вина, громко поставил бутылку на стол и воскликнул:

— Вот именно! Все мы — люди, живущие на одной планете, мы должны трудиться ради общего будущего, на благо людей, а не кого ещё. Так просто и разумно, разве нет? — он тяжело кашлянул и добавил. — Лягу прилягу, — и был таков.

И захрапел Зултан во всю гортань свою безобразную. Блин, только время потратил, когда уже мог слоняться. Я вышел из деловой, невольно прокручивая диалог в голове, и тут обратил внимание на одну фразу: “Инквизиция не смогла выяснить...” Разве хлебники действовали не от имени Амфиалона? Может, чёрный хлебник не уведомил верховенство о своих действиях? Может, не хотел сообщать о провале задания, о моём побеге, хотел лично довести дело до конца, чтобы доклад начальству заканчивался на хорошей ноте? Или речь о какой-то другой “инквизиции”? Ни черта не понимаю, как у них там всё устроено, слишком запутанная система. Даже Инокварог не смог разобраться, сколько лет он уже этой буйдой занимается.

Проходя мимо гостиной, я ненароком подслушал разговор.

— Чтобы уничтожить бога Меркурия...

Я заглянул за дверь.

— ...Надо уничтожить планету, его сила заключена в нём, — Споквейг бормотал бод нос и писал что-то на листочке карандашом.

— Ты что, в край поехал? — одуревала от мыслей отца Авужлика, с пустой тарелкой сидевшая напротив него, подложив руки под щеки.

— Да мы философствовали просто, я не всерьёз.

— Кто “мы”?! — ещё больше изумлялась сестра.

— С некромантом Аркханазаром на днях. Это так, просто задумались, не бери в голову.

— С ке-е-ем?! С “некромантом Аркханазаром”?! — она готова была рвать на себе волосы.

Не хочу участвовать в беседах со Споквейгом, пойду дальше. Увидит меня — по-любому пристанет с чем-нибудь, интуицией чую.

На выходе из дома у приступок стояли два мужика.

— Заеба лютая, — жаловался один, покачивая головой, широко артикулируя звук “а”.

— Чё, прям лютая, да? — по-моему, это Хорниксен, только не Тьоргул, а Ифольд.

— Да, штук десять было.

— Не может быть, прям десять?!

— Десять, пиздец ваще.

— Вот это да... Нет, правда, целых десять штук?!

— Ну не десять, но штуки четыре точно, — вздохнул мужик. — Папиросы раскурим?

Я пошёл по каменной дорожке в сторону реки.

— Как в том анекдоте... — закурил Хорниксен.

Далее не расслышал, так как отдалился на комфортное расстояние. Справа от меня к развилке на сад и на крестьянские домики, со стороны сада, шатаясь, шли мимо два джентльмена, один в жилетке, другой так вообще во фраке и белых перчатках с клюкой.

— Право же, какой резон вкладываться в трубопекарное где-либо ещё, как не в Серхвилкроссе, ебанько.

— Что?..

— Ё-мое, говорю...

— Мне показалось, вы сказали “ебанько”.

— Нет.

— Но я уверен, я слышал, как вы произнесли “ебанько”!

— Бросьте... Ух ты, смотри, смотрите, Лэдти Дархенсен своей персоной! — они заметили меня.

Значит налево. Прогулочный путь определяется встреченными гостями. Избегаю всех, потому что отвлекают от важных мыслей. Я, между прочим, занят: отрабатываю заклинания. В воображаемом бою. Пытаюсь вспомнить те, которые смогу произнести быстро, при этом не оторвав себе руку.

Изначально думал прогуляться вдоль речки на юг, а теперь путь мне лежит либо на северо-восток, туда, где мельница, сарай, бродячий кот, либо прямо, за главный курятник в крестьянские селения. Резко повернуть посреди дороги в обратном направлении — глупо, как дурак буду выглядеть. И с дороги не сойти, поскольку земля там не подсохла после вчерашнего дождя. Ладно, пойду к Рикфорну, раз уж по пути.

Меж домиков, я увидел Окрала, идущего по соседнему проулку.

— Эй! Ха-ха! — крикнул я и подбежал по грязи к нему. — Привет, как жизнь? Не надоела ещё? Мы не здоровались десять лет!

— Опять ты? У меня от твоей чепухи крыша едет, — ответил он.

Мы промолчали, а затем сдержанно подхохотнули.

— Ты же вроде нормальный чел, — сказал я.

— Ты запоминаешь всех “нормальных челов”?