— Я знаю, почему Снолли, считая затею бесполезной, соглашается в это влезть, — я решил ввести Авужлику в курс дела, ведь Снолли сегодня озвучила в её присутствии твёрдое намерение избавиться от Споквейга. Авужлика явно поразилась этому, но скромничает и не пристает с расспросами. Некрасиво получается, якобы мы ей наполовину доверяем. — Ей не нужны новые причины, чтобы убить Спока. Она беспокоится, что я изменю решение, откажусь от затеи. Она ждет от меня полной уверенности, что дело правильное, а то и более — праведное, — с последним словом я повернул голову к Снолли и предложил мимикой благоговеть, она мельком глянула на меня, и сразу затем снова посмотрела с сочувствием, как на нуждающегося или больного на голову, едва заметно покачав головой. — Если найдем верное подтверждение грядущего пиздеца, то во мне развеются все сомнения. Буду честен, я правда верю, что мы лучше управимся без Споквейга, но сказать, что я непоколебим, не могу. Я попросил несколько дней посмотреть, как с ним жизнь пойдет, но чётких выводов пока нет.
Авужлика перешла на отъявленный полушёпот, наглядно и убедительно, в пример нам:
— А вы хорошо подумали над тем, кто защитит нас в случае, если, например, патриарх велит местным губернаторам богострадальных Маякевьена и Ульгхвиналя разделаться с нами? Вы помните, кто заявился в гости к нам, когда в округе прознали о гибели Споквейга Дархенсена в прошлый раз? Инквизиция Серхвилкросса чудом не отправила Лэда в преисподнее царствие Господне. Ну да, разве что нескольких зевак, стоявших рядом.
— О, а помните, они Рикфорна убили, а он не умер! — вдруг я вспомнил доказательство вечности старика.
Снолли возразила сестре:
— Ну даже если с некоторой вероятностью нас уничтожат внешние силы, это же лучше, чем гарантированно жить в нескончаемом хаосе.
— Не все готовы вот так просто с жизнью распрощаться, в урну выбросить её подобно праху, — со странным и неуместным поэтизмом Авужлика выстроила свой ответ.
Снолли промолчала. Авужлика в голос вздохнула, убрала растрёпанные волосы с лица и расслабила руки, так, что они плюхнулись на стол не как руки, а какие-то предметы.
— Прости, — извинилась Авужлика, — тебе тут больше всех досталось, никогда и близко не смогу представить, что тебе довелось.
Снолли хотела что-то сказать, но Авужлика прервала её:
— Твой фанатизм по отношению к себе не оправдывает тренировочных методов Споквейга. А фанатизм Споквейга непременно погубит ещё не мало жизней и вещей. Твоя история — наглядный пример того, какая судьба может ждать весь Хигналир.
— Так значит, ты с нами? — спросила Снолли.
— Как ты можешь такое спрашивать? Я всегда с вами. Но разделяю взгляд Лэда, на сегодняшний день. Нужна чёткость, так что давайте рыскать, решительности набираться, чтобы рука не подвела. И, клянусь, как только я полностью осознаю необходимость радикальных мер и покуда таково желание сестры — считайте, Споквейг уже не жилец... нашего дома, — убедительно заверила нас наша Авужлика.
Мужчина в серо-фиолетовом костюме подошёл к чёрному столу, по другую сторону которого ожидали три человека среднего достатка. Между столом и стулом от пола торчал длинный штырь, на конце которого на высоте больше метра была закреплена железная маска. Он сел и прислонил лицо к маске и глянул через прорезь для глаз в ней.
— Сначала мы принесли обвинение, — произнёс он.
Люди перед ним прекратили шептаться и шуршать. Они замерли и молча слушали.
Длинная извилистая тропа тянется от дворца, размером с крепость, дворца, что занимает высоту на скалистом утесе. Ковром зеленой травы здесь устлана поверхность земли. Средь бела дня, когда солнце в зените...
— Когда они отказали, — он стал повышать голос, — мы принесли закон.
Мужчина в костюме начал вставать со стула.
...Голубое небо над устремляющимися ввысь острыми башнями дворца, чистое и безмятежное — океан в идеальный штиль. Воздух не шелохнется, как если бы природу в этом месте парализовало. Птица не пролетает, мушка не жужжит. Словно живая картина, изображение сливается с беззвучной пустотой холста...
— Когда они отказались соблюдать его, — голос стал яростным и громогласным, — мы принесли силу вершить суд!
...Со стороны чёрной железной крепости по тропе сюда спустилась огромная серая стена. Стальные руки мощи торчали из неё, чтобы безусловно доминировать. Паря невысоко над землей, стена медленно продвигалась вперед, казалось, никакое препятствие не отважится преградить ей путь. Она уже приблизилась. Прямо за ней висело большое каменно-металлическое кубическое устройство, своими механизмами непрерывно меняющее свою форму. Невообразимой силы электрические разряды удерживали перед собой толстую фронтальную плиту и целостность всей системы. Стальные руки вещали, звучал оглушительный голос власти. И столь громок сей глас, что слова, оглашающие верховный эдикт, превращались в мозгоразрывающий рев...
Я уже это видел. Я знаю, если тот мужчина скажет три раза — тут же возникнет призрак, воплощающий собой смерть от ужаса, и убьёт всякого, выслушавшего каждую из трёх реплик... Пора просыпаться!
Фух, блядь, вовремя проснулся, призрак не успел появиться. Кожа словно наэлектризована. Кошмар хоть и не настолько страшный, как предыдущий, в доме Гипоциклоиды и Пиллтеца, но тот момент, когда я видел механическую электро-стену... в моменте казалось, что энергия, излучаемая ею, раздавит меня как стокилометровый колосс букашку, даже сквозь сон, дезинтегрирует меня на атомы. Какая мощь.
Не открывая глаза, потому что спать очень хотелось, я лежал и вспоминал сны, которые были до этого. Помню, как говорил Авужлике: “Мой вес — семьдесят килограмм”, и тут откуда ни возьмись: “Это мой вес! Я — Бог, Бог веса!” — объявился очередной божок. Это было в том сне, где Снолли было две, а Авужлика стала лисой. Надо будет обсудить с ними, они должны помнить, они же были со мной в этом сне...
“Оказалось, на его половом органе имелись вкусовые рецепторы, поэтому он порой грешил тем, что насиловал продукты”.
“Путь исключителен: поиск идеального образца; рассчитать, создать, селекционировать, анализировать, перестроить, усовершенствовать; исследовать, инициировать алгоритм «удалить/восстановить»”. Он завещал: «Вы перерождаетесь. Вы трансформируетесь»”.
“Я готов обменять её на свой корабль”, “Это не твой корабль, но я согласен, потому что материальные ценности — моя цель! Итак, говоришь, собрался идти абсолютно вольным путем? Посмотрим, до чего докатишься ты и твоё потомственное колесо!”
Утренняя медитация поставила передо мной очередную стопку вопросов. Прежде всего касательно моей вменяемости. И вот почему: беззубый босяк упоминает вкусовые рецепторы, священник диктует люду виртуальные заповеди цифрового Бога. А я тогда брови не поднял, когда должно было изумиться до явного охеревания! Откуда у горожан Серхвилкросса знания о “рецепторах”? Почему дед в рясе цитирует горзуанских радикалов, краясианских еретиков-пророков прошлого века, стоявших у истоков современного сатанизма? Ничего не понимаю. Куда катится страна? “Культурный шок Миивы”, так это называет Инокварог. За последние десятилетия людям башни посрывало от изобилия религиозных веяний и философских доктрин. И с какой целью Казначей поменял Чтобырь на корабль, и как книга оказалась у нас, если по сюжету истории Рофелон... Точно ли он умирал каждый раз, когда видел рай? Больше похоже на галлюцинации. Неужели загробный мир существует в таком виде, каким его видел давний предок? Ну и херь.
Да разве возможно разобраться во всём этом оболтусу, вроде меня? Снолли встает поздно, а мне скучно. Чем заняться? Пойду слоняться.
Я тихонько переоделся и вышел. В коридоре первого этажа я услышал крик с кухни. Я заглянул за дверь.
— Почему Зултан третий день на диване? Споквейг! Споквейг Дархенсен!!! — орала Авужлика во все горло, как будто до пыталась докричаться до небес, и кричала это прямо в ухо Споквейгу, читавшему газету на кухне за столом у кружечки своего любимого чрезмерно перекипячёного чая.
