— Не слышал, чтобы духовная техника работала таким образом. И, кажется, я понимаю, почему твоя духовная энергия разрушает магию. Потому что твой подход извращен, он чужд этому миру! Твоя духовная сила пропитана отрицанием и непринятием всего сущего, потому что ты иная, инородная! С точки зрения духовности, разумеется. В любом вероисповедании твой путь считается самым что ни на есть еретичным.
— Знаешь, эта система была придумана мной в экспериментальных целях ещё давно. Но так хорошо заработала только при знакомстве с Чтобырем... В детстве Споквейг рассказывал мне про магию и духовные техники, и я мечтала однажды научиться этому.
— Значит Чтобырь наладил хорошую связь с твоим истинным “я”, и ты осознанно получила контроль над внутренними ресурсами. Чтобырь предоставил тебе какой-то недостающий элемент... Знаешь, какой?
— Ну...
— Что-то изменилось?
— Хм... Это звучит глупо, наверное... но, может быть это было какое-то странное чувство... чувство со смыслом. Но не логическим смыслом, более важным смыслом. Как в детстве был смысл в том, что потом стало, с разумной точки зрения бессмысленным. Ну, типа...
— Ё-мое, что же это за чувство такое.
— Не знаю, вечнорождающееся чувство... Не могу сказать, оно за пределами моего понимания. Это какая-то неестественная вариация чего-то банально естественного. Смысл в бессмысленном... Бессмысленность смысла... И вследствие чего-то такого и рождаются недостающие элементы: энергия, уверенность, стремление, воля. Энергия рождает веру в себя, уверенность дает место для желаний, стремлений, устремленность пробуждает волю, воля — это свободная энергия. Вот, цикл в действии, колесико покатилось, и Снолли едет к успеху.
— Ла-а-адно, — мало что понял я. — А что тебе дало проклятие? Ты говорила, что приняла его, когда было тяжело, и оно стало шансом на спасение.
— Хороший вопрос. Это ощущение... бесконечных возможностей. Видеть прекрасное в истинном хаосе, что находится за пределами случайного и упорядоченного. Нужно отказаться от всех границ, эмоций, инстинктов, умозаключений, характера, принципов, знаний, ожиданий, полностью освободиться от ограничителей свободы выбора. Это так сложно, почти невозможно, но теоретически выполнимо, и я поверила в то, что добьюсь, что смогу, ибо другого пути у меня не оставалось.
— Пути куда?
— К смыслу, к сути.
— Если продолжим копаться, сможем связать проклятие и Чтобырь. Впервые что-то поймем, что происходит с Хигналиром. А может даже узнаём, зачем всё это было надо, проклинать нас, и даже это — это как минимум.
Тут подключилась Авужлика:
— Хоть что-то по существу сказано, за весь ваш астрально-абстрактный диалог. Обязательно разберемся, я только за, — она остановилась, чтобы представить нам обетованный холмик, что был перед нами. — Пришли.
Холм в южной стороне Хигналира под ветвистым тенистым деревом, с видом на луга и облака во все стороны. Река, вдоль которой сочная полоса дикорастущего чудоцвета. Красота. Авужлика постелила скатерть: получился пикничок. Мне здесь сразу понравилось, почему мы не бывали тут ранее? Так хорошо.
— Речкой пахнет, журчит водичкой, тенёк, — перечислила достоинства этого места родная из сестриц. — А теперь давайте ебашить. Угадайте, с чем эти чудесные кексики?
— Да ты шутишь?! — Снолли вылупила глаза, прямо-таки шок радости.
— Вы, наверное, думали, Авужлика не в теме, да? — сказала Авужлика.
— Да я-то всё знаю, мне-то чего затираешь, — Снолли положила руку ей на плечо.
— А что ещё в сумке? — любопытствовал я.
— Я взяла жареной картошки, свинины, овощной салат и банку ягодного морса. А ещё прихватила нашу любимую с детства настольную игру.
— Боже, не уж-то ту самую?! — от радости воскликнул я, испытав шок азарта. — Ух, жопки я вам всем надеру, хоть в чем-то же я должен быть лучше вас.
— Если только в искусстве сновиденья, — подкалывала Авужлика. — И парадоксального баснословия... то есть, богословия. Что одно и то же.
— Да ладно, все не так плохо, — Снолли определённо намеревалась подначивать, — ты круче всех крестишься и...
— Крещение с двух рук в противофазу это вам не что бы не то самое, — подтвердил я.
— И перед Богом ниже всех умеешь опускать достоинство, — продолжала она, — когда самокопанием занимаешься.
— Где твоя лопатка, Лэд? — задорно спросила Авужлика.
— Какая лопатка? — не сообразил я.
— Лопатка для самокопания, — пошутила она. — Ха-ха.
— Закопал как вернулся в Хигналир. Надоела она мне. Теперь откопать нечем.
— Ой, шутки эти твои дурацкие якобы со смыслом, в психлечебнице травить будешь, — Снолли язвила остро как могла. — Воистину старатель глубоких смыслов, блин.
Обе сестры присели на скатерть. Снолли смотрела мне в глаза. Я стоял.
— Чё смотришь? — предъявила Снолли. — Садись уже, Лэд, не мороси, — добила ментально.
— Ха-ха-ха-ха!
— Стоит ебалом щёлкает.
Почему так смешно? Оттого, что так ржу с таких тупых подколов, выгляжу ещё более нелепо, и мне становится только смешнее. Этот её гиперболизировано серьёзный взгляд, опять как на недоумка глядит, не могу, вот же ж умора!
— Лэд, что с губой? — Авужлика указала на свою нижнюю губу, как будто без этого я бы подумал, что она говорит про верхнюю и ответил: “Ничего”.
— У-у-у, не поверишь, я тебе такое расскажу!
Пока наедались, я поведал ей обо всем, что приключилось. И после неспеша мы принялись за чудо-десертик.
Как удивительно, каждое облако летело в свою сторону, причём время от времени меняя направление полета, а некоторые даже разлетались в несколько сторон одновременно; они заворачивались, вихрились, плавно и почти беспалевно видоизменялись. В них я узнавал свои мысли.
— Вон там облака маленькие, влияния большого на погоду не окажут, — направил в небо свой палец я. — Если исчезнут — ничего не поменяется, да и много новых не появится, они же не из неоткуда появляются, они же не вымышленные, просто мы не умеем точно понимать, когда и где они появятся. А вон те, чёрные, от них жди беды, говорю вам.
— Ты у нас что, облаколог? — спросила Снолли.
— Чёрные Споквейг наколдовал, — жуя промямлила Авужлика.
— Мне хватит, а то так можно и блёву дать, — не доел я свой. — Всего ничего времени прошло, а меня уже в чудо-рощу занесло, посмотрите, какая трава вокруг сочная. Как так быстро?
— Потому что концентрированные, — Авужлика с затруднением сквозь крошки пробухтела слово “концентрированные”.
Снолли взялась доедать мой.
— Интересно, почему реки текут змейкой? — задалась мыслью Авужлика.
Снолли вдруг как разоралась:
— Так это змей искуситель! Дьявол захватил власть над миром! Сатана! Демоны! Сатани-и-исты! — взахлеб пародировала она меня, аж дыхание сбилось. — Потому что... сатани-и-изм!
— Ха-ха-ха, — засмеялись Авужлика и я.
— Знала бы ты, как он меня с этим достал, куда ни пойдем — всюду черти, культисты, стрёмные старики, — изливала психику Снолли.
— Да-да-да, сектанты, еретики, ха-ха, — кивала Авужлика.
— Я со стариками незнакомыми проще себя чувствую, чем просто с незнакомыми сектантами, — объяснился я.
— А со знакомыми стариками так вообще как рыба в масле запечённая сочетаемость, да? — предположила Авужлика. — Поэтому Рикфорн твой лучший друг? Как вы дружите? Не представляю, о чём ваши беседы, как время проводите. Хохоча, на граблях соревнуетесь? Вспоминаете уже за сотню раз рассказанные одни и те же истории? Истории про то, как вы когда-то рассказывали кому-то историю? В шашки играете? Что?
— Ему всегда невероятные идеи приходят... — защитил его репутацию я. — А вы в курсе, что он бессмертный? Ему уже много веков, не знаю, сколько именно.
Они засмеялись как с чепухи.
— На самом деле он крутой. А ещё мы похожи, — добавил я.
Сестры разоржались пуще прежнего.
— И у него есть кальян из закостенелого сапога на парном молоке.
— А-ха-ха... Оу, а это круто, — вдруг одобрила Снолли. — Да не, даже он всяко лучше понаприбывших по самую крышу гостей. Наглые, шумные, вонючие, блевучие. Вот зачем Спок приглашает самых раздражающих и мерзотных индивидуумов в наш уютный дом? Сейчас опять начнёт колдовать, вытворять, нравоучениями задалбывать. Думаете, нормально будет? Нет.