Вселенная в моей голове вдруг начала сотрясаться. Только бы не светящийся бублик...

Блин, не могу уснуть. Всё мешает. Какого черта у меня подушка из-под головы выскальзывает?.. Трясёт взор как одержимого невротика за ужином...

В голове играли адски крутые запилы.

— Что за песня? — поинтересовался я у него.

— “Паучок в сером пончо”.

— Ты её сочинил?

— Ага. Как тебе?

— Очень! Прям вау и ах. Такое удовольствие, как попробовать квас в первый раз, — кайфанул я с музыки. — Сатанист?

— Нет, просто люблю музыку.

— А какие тебе исполнители больше всего нравятся?

— Ну... “Циганавтика”... “Эпилептика”... “Аудиокатастрофа”.

— Да, классные. А ещё “Чёрный Хрюч” жесткач, конеш, крутая ваще. И “Личность-3000”... и “Мама Аминь”...

Происходила вечеринка. Люди громко веселились и интенсивно общались. Я услышал, как какая-то девка позади кому-то сказала: “Покажи своё нутро, будем жухаться в дупло”.

“Начинай своё музло, будем блевать в ведро”.

Ко мне подошёл какой-то мелкий пацан в очках и произнёс:

— С ума от бесконечной сины.

— Да-а-а, — понимающе и восхищенно глубиною мысли согласился я.

— Ты ж не понял даже, что.

— К вашему очкастому сведению, очень даже понял...

— Фасонь лишь тем, что обжито. Отведи свои токсины, трупный яд подохшей псины.

— Не учи меня, поц...

Вдруг передо мной стоит уже не пацан, а молочный дед. Он скрыл очки под бородой и произнёс:

— Долблю тебе и всем твердил: сшагните с пути, остолопы!

— Какого пути?

— С пути, на котором стоят твои стопы. Что к мукам души приводил.

Я посмотрел под ноги — там пол.

— Что-то здесь душновато, — просипел я.

— И не говори, пошли на свежий воздух, — предложил он, — молочный старичок уже всех доконал.

Оставив деда внутри, мы выплюнулись на улицу.

Кристально тёмная ночь, дорога в степи и звезды в небе.

— И тебя достал, говоришь? — спросил я.

— Не умеет попадать в волну. Не зудеть, не нудить, а чтоб взаимооклик был, чтобы общение нормальное, как у людей.

— Чё он мне проповедует какую-то непонятину? Говорит, туда не иди, оттуда сворачивай, а то некий капец грядет. О чём он вообще?

— Да предостерегает нас так.

— От чего? — прислонился я к подбалконной колонне на веранде.

— От того, что делаем? К примеру, сейчас — несем флейту Споквейга, которая ему нужна, видимо, для призыва души умершего человека. В Хигналире отец хранит недогнившие остатки безымянного пророка, вполне возможно, собирается его воскресить. Не зря же он с тем некром со зловещим именем заобщался. Дед остерегает от того, к чему это в конечном счёте приведет.

— Вот как. А ты тут тогда при чем? А то непонятно как-то...

— А я ж твоё подсознание типа. Ты ж спишь щас. А я персонаж во сне, то бишь подсознание.

— Ну да, точно. А я как всегда невтупляю, что сплю, хах.

— Так и не надо! А то в астрал попадешь, ха-ха! Помнишь же, осознанные сны, выход из тела, вся вот эта вот херь?

— Да-да, страшное дело, — оглянулся я, и захотелось шкериться, — что-то очково... Пойду что ли.

— Ну давай, главное по дороге этой не иди а-ха-ха, — он указал на дорогу в степи.

— Хех, да херня это все, это же сон, что может случиться? Наоборот, по ней и пойду, — храбрился я.

Я пошел.

— Пока-а-а-а, — помахал я ему.

Он помахал в ответ, поднялся по приступкам и вернулся на вечеринку. Я остался один.

Долгое время я шёл по дороге, которая виляла то туда, то сюда, как река. И не разумнее ли было, чтоб по прямой? Метафорично “плыву по течению реки”, можно сказать.

Темнота стала ощутимо светлее. Глубокая ночь, однако всё вокруг стало проглядываться, свет лунный стал ярче.

Проходя мимо холма, я увидел существо на вершине. Большое такое.

Я смог рассмотреть его. Это дракон. Он вытянул шею и посмотрел на меня. Ой, видит! Если захочет убить, мне не убежать. Чтобы попусту не нервничать, лучше сразу узнать о его настрое у него самого.

Вот я и поднялся. Чёрно-красного окраса огромный дракон медленно выдувал гигантский косяк.

— Что-то нужно? — прозвучал его тяжёлый голос.

— Нет-нет, я просто мимо проходил, решил поздороваться.

Он молчал. Надо начать совершенно невраждебный диалог без намека на уязвление или что-то подобное. Не зря ведь я читал книгу “Из разговора в беседу”.

— Не угостите? — скромно попросил я.

Только бы не раздраконить дракона...

Он посмотрел на косяк, затем на меня, и произнёс:

— Делай затяг, — протянул он свой огромный косяк.

Я подошёл, помешкался, посмотрел на дракона, на косяк и понял, что не смогу вдохнуть дыму, потому что блант слишком большой для того, чтобы вдуть. Тогда я обошёл косяк с другой стороны и видом дал дракону понять, что хочу вдохнуть дыму, исходящего с тлеющей стороны. Он подсобил, и я навдыхал полные легкие. Дым оказался на удивление мягким, со вкусом лимонного пердежа, причём вкусом приятным. После дракон затянулся сам.

— Значит, — проговорил дракон, — ты тяготеешь к познанию.

— Да. Без фанатизма, прежде всего, в качестве развлечения. Просто интересно...

Уже начинает выносить. Небывало быстро...

— Просто интересно, — медленно повторил дракон. — Удовлетворение интереса — есть твоя мотивация?

— Ну, э, ну, да, — потёр я макушку. — А что это там? — увидел я какой-то пилон.

— Всезнающий оракул. Пойди, спроси, что захочешь, он ответит.

— Всезнающий? Правда?

Я пошёл в сторону оракула. По мере приближения, пространство и остальное приобретало всё большие визуальные, а после и детерминистические деформации. То ли я начинаю видеть обнажённую действительность без агностической предвзятости и иллюзорности восприятия, то ли меня очень хорошо так трухнуло с драконьей шмали.

— Ч т о х о ч е ш ь з н а т ь ? — провибрировал обелиск.

— О, оракул! — пал ниц я пред ним. — Преклоняюсь пред тобою, славословлю, прехваляю, да и просто уважаю.

— . . . — провибрировал оракул.

Вспомнив, что остерегаюсь просветления, я встал с колен и побежал прочь от него, периодически приостанавливаясь покланяться ему.

Вернувшись к дракону, я однословно поблагодарил его и попрощался. Но дракон встрепыхнулся, взмахнул крыльями, сделал огромный драконий затяг и выдул горячий дым прямо на меня. Я раскашлялся, споткнулся стоя и замахал своими крошечными руками, чтобы побыстрее проветрить воздух перед собою, но то всё равно было, что муха лапками машет.

— Вот так ты приходишь ко мне, беседуешь со мной, черпаешь великие знания, но никак не покоряешься сердечно. Я не требую от тебя благодарности или послушания. Что я даю людям — даром, но то есть лишь предисловие к книге мироздания. Захочешь узнать больше — самое главное, самое интересное — открой мне свою душу, и я вознесу тебя на своих крыльях над миром сим выше небес.

— Спасибо, — не нашёл я другого ответа, чтобы дать.

Открыть душу... звучит как отдать... Не хочу. Я знаю, как надо вести себя со всякими потусторонними силами, высшими разумами и всем вот этим вот “богооборотом”, как однажды выразилась Снолли. Всё-таки спасибо Споквейгу, что научил меня этому, без его знаний для меня бы религиозные приключения давно закончились бедой, ещё когда я поступил в правоверный институт.

Я спешно спустился с холма кубарем, то есть неконтролируемыми кувырками и прикатился в кровать, где спал.

Я встал. Снолли спала.

Я вышел из комнаты, спустился на первый этаж в прихожую. Там стоял Пиллтец.

— Как у вас дела? — спросил я.

— Да никак, ничего не скажешь, — ответил он.

В комнату из гостиной зашла Гипоциклоида. Я увидел её красные заплаканные глаза и бледные распухшие щеки.

— Ой, вы как? — побеспокоился я.

Не обращая внимания, она шла по своим делам. Женщина зашла куда-то за спину и остановилась позади. Я не видел её, но чувствовал мурашками своей спины. Не решаясь обернуться, я смотрел, как её муж поторопится к выходу. Он накинул пальто и произнёс: