— Бахар Хрунью, — размеренно произнес я.

— Какой он омерзительный, фу. Как мой косный папа, да и все устье моей семьи... Среднестатистический отец только и делает, что пьёт, бьёт и бредит. А мой родной батя лупил меня, ещё когда я была в утробе матери, — Снолли замолчала, ненадолго призадумалась. — Знаешь, почему тебя Споквейг изначально так не взлюбил?

— Я тоже много об этом думал. Порой говорил: “Ты мой придаток, понимаешь?” А на следующий день: “Ты неэффективный”.

— Я тоже “не эффективная”, так что дело не в этом. “Делаешь по конец рукавов!” — кричал на меня.

— Ну, не знаю.

— Реальность беспристрастна, — Снолли навалилась локтями на стол. — Споквейг неисповедим. И весь жизненный путь холопа есть избегание вызывающих плохих ощущений вещей. Реальность беспристрастна, в этом всё и дело, понимаешь?

Я хотел сказать, что это не ответ, а фуфло, но она предвидела мою реакцию и, не дав и букве уст покинуть, разъяснила:

— За этим всем ничего замысловатого не кроется, в этом и глубинный смысл. Такие дела, — Снолли потянулась за следующей бутылкой в сумку. — Все такие. Достали, бесят, — она презрительно оглядела всех постояльцев.

— Отец считал, что у меня нет стержня... Я же считаю, что он есть, его просто надо нащупать, — вздохнул я и закрыл глаза...

Что же это такое?! Возник яркий и сочный образ в голове.

— Я вижу сны своего детства! Бананы султана! — пискнул я от эмоций.

— Пищишь как детская игрушка-скример, — заворчала сестра.

Судя по движению бровей, Снолли не разделяла моих красок. Она тоже прикрыла глаза, насупилась, и затем показала мне ещё более недовольный взгляд.

— Теперь из детства вспоминается только та стрёмная кукла, что подарил Спок... Я куклу ту очень боялась, от каждого её кашля вздрагивала.

— Но же есть в Споквейге что-то хорошее, — Снолли хотела перебить, но я не остановился, — вспомни, ты помнишь, он учил дерево играть на скрипке?

Снолли промолчала. Я продолжил:

— А в самом детстве, отец и мать говорили нам с Авужликой, что мы — гномы, поэтому маленькие, и что на самом деле они ненамного старше нас, и что высокие, потому что в отличие от нас они не гномы, а люди.

— И что мне теперь на дудочке сыграть?

— Ну что ты как обиженная снежинка?

— Я не обиженная, я заёбанная. С одной стороны, источник вечного пиздеца Споквейг, с другой — тупые говноглоты.

— Ты про кого?

— Про людей.

— Надеюсь, что не про всех, а то это как-то...

— Напиши это пожелание на листочке и положи себе под подушку, — разъязвилась прибухнувшая вечно сварливая Снолли.

Мы решили переждать ночь в Чурьбовке. Я спросил у бармена:

— Будьте добры, подскажите, где тут можно заночевать?

— У нас. Но вам не предоставляем.

— Что? Почему?

— Ты не уважил нашего босса, значит места тебе здесь нет.

Какой-то пьяный хриплый серощетинистый мужик за барной стойкой повернулся ко мне:

— Это чё, это ты Хрунью не уважаешь? Ты чё, попутал?

— Что попутал? — попутал я.

— У-у-у, ну все, это залет, пизда тебе.

— Э, ты чё, нах? — присоединился другой алкаш. — Очко с кулачок?

— Ща с вертухи пропишу, — подошёл ещё один.

Вокруг меня собралась пара алкашеских шаек. Обстановка накалилась, как всегда происходит в таких заведениях, на ровном месте. Сегодня я проколдовал кучу сил, и из-за экстренного призыва Зверя не могу рационально распорядиться остатками энергии и быстро истощусь до изнеможения. Нужно как-то выкручиваться.

— Мужики, ребят, а вы кто по жизни? — поинтересовался я.

— Мы братва, охраняем честь и жизнь Хрунью. А тебя щас за щеку драть будем, коль выёбист.

— Я натяну тебя на свою булаву! — выкрикнул кто-то сзади.

Надо их как-то отвлечь с этой темы. Я задал вечный вопрос:

— В чём сила, братья? Подсобите, вечный вопрос решить не могу, вижу, вы, мужики шарите.

— В бицепсах, — ответил один.

— Тебе показать? Вот, где моя сила: кулак, удружи, — ответил другой, плюнул на свой кулак и замахнулся, прищурив глаз для меткости.

Вдруг прозвучал командный голос:

— Берцуха! Иват! А ну угомонились!

К нам подошёл высокий рябой мужчина. Кстати, а куда запропастилась Снолли? Ну и ладно, похоже, всё разрешилось. Я поспешил поблагодарить незнакомца:

— Спасибо, что остановили это недоразумение, умный господин.

— Ты. Разберемся по-мужски, раз на раз.

— Да. Вот это по мне, пошли выйдем, — уверенно согласился я.

Я бодро пошёл к выходу, разминая руки, плечевые суставы, челюсть и таз, открыл дверь — снаружи стоит Снолли. Я кивнул ей, и мы дали деру.

Братва, помимо выкликов “стой, сука”, не стала преследовать нас, мы забежали за угол и остановились.

— Извини, что увильнула. Я сочла, что самому тебе с твоими фокусами будет проще выкрутиться. Но я была рядом, если что.

— Ну-ну, очень логично, я же бездонный магический колодец, — обиженно ответил я и, увидев, что потемнело, и потемнело уже так, что темнеть дальше некуда, расстроился, — придётся бичевать.

— Не надо бичевать, давай лучше попросимся в чей-нибудь дом, в благодарность денег предложим.

— Попробуем, чё, — приобнадёжился я.

Мы подошли к первому попавшемуся дому, к самому ухоженному на улице. Постучали. Дверь открыл подозрительно знакомый дядька...

— Ага, всё-таки обдумали моё предложение!

Вспомнил! Это тот бармен, что просил меня защитить Хрунью. А тот бармен, которого просил я о ночлеге, это уже, получается, другой человек, работают они посменно.

— Ваше предложение? А, нет, мы по другому делу. Предоставите нам ночлег? За скромную плату... — произнёс я такой интонацией, как бы ожидая отказа.

— Вы что, я не... а, ладно, впрочем, почему бы и нет. Проходите, — неожиданно пригласил он.

Я пошёл внутрь. Снолли дернула меня за рукав, я посмотрел на неё: она сделала предостережительный жест головой. Я сделал жест “да похер”. Она уступчиво кивнула, и тоже зашла.

— Не хотите поужинать? Проходите, присаживайтесь. Мы с супругой как раз за стол собираемся.

Мы прошли на кухню и сели за стол.

— Моя жена, Гипоциклоида, — познакомил нас трактирщик. — А я — Пиллтец. Но все почему-то зовут меня Менефей. У местных нрав имеется — для каждого кличку выдумывать.

Снолли шепнула на ухо:

— Смотри, они из тех, кто выставляют на полку кучу видов чаев, чтобы повыпендриваться, какой у них кругозор, какие они тонкие ценители.

— Вот, кушайте, — подала еду жена трактирщица.

— М-м-м, какое превкусие, — похвалил я еду загодя.

Итак, поели. Оказалось невкусно.

— Слушайте, могу я вас кое о чём попросить?.. — неуверенно произнёс трактирщик. — Как священника...

— У-у-у, понятно все, ну, давайте, выкладывайте, хах, — саркастично позволил я. Снолли хихикнула.

— У нас на днях родился ребёнок...

— Крестить надо? Тьфу, да плевое дело.

— Нет-нет, дело в том, что... Пойдёмте, лучше покажу его вам.

Я, Снолли и трактирщик с женой поднялись на второй этаж, открыли дверь в детскую, подошли к кроватке, а там — маленький уродец с огромной страшной головой и выпученными глазами.

— У вас родилось чудище — ребёнок гидроцефал. Такое иногда случается.

— И что с ним делать? — удрученно спросил бармен.

— Только сжечь, иначе вырастет монстр. Вообще, проблема не в ребёнке, а в вас. Дети-чудища зачастую рождаются у тех, кто серьёзно нагрешил. И пока вы не искупите свои грехи — нормального человека не родите.

Вдруг жена разрыдалась. Сквозь слезы она вымолвила:

— Это я виновата... Во время беременности я увлекалась чёрной астролатрией — поклонением космической пустоте...

— И нахрена только?.. — тихо под нос пробормотала Снолли, хозяйка слов не услышала.

Супруга сказала:

— Насколько я знаю, это тяжкий грех, с точки зрения краясианства. А я ведь крещеная.

— Да, это так, однако дело тут не в краясианстве. Ваше имя — Гипоциклоида. Во времена античности такие имена давались потомкам древних цифрокладов. Мой отец учил меня цифропокладистости. Он говорил, что Математика — царица наук, и, как царица, однажды она велела казнить собственную мать — Астрологию. Её сестра, Физика, должна была исполнить приговор, но та не смогла причинить ей никакого вреда. Тогда Математика велела предать Астрологию забвению, устроить ей всеобщий бойкот. После такого Астрология решила навсегда оставить их, и, уходя, сказала, что ей жаль оставлять их одних в замкнутой вселенной, и что сама найдет себе новую семью. Для цифрокладов всё, что касается астрологии и астрономии — греховно. Сами понимаете, что занятия чёрной астролатрией спровоцировали не только гнев Божий, но и гнев древних математиков.