— Я запретила людям приближаться к курятникам, поскольку ситуация накалилась и могут быть “инциденты”. Вчера вечером на реке боевые петухи Кьюлиссии провели показательные тренировки. Юзенхен сказала, демонстрация силы. Хандо назвал это провокацией. А, и ещё, жители с восточной части доложили, что ночью видели всадника без лошади... Кто бы это мог быть? У тебя есть догадки?

— Всадник без лошади? Некромантия... возможно, Губители Жизни — люди Аркханазара, — я сказал так, как если “всадник” — это единый организм.

— Аркханазара? Ты что-то знаешь о нём?

— Снолли рассказывала, что Споквейг купил у Гъялдера мощи безымянного пророка, освящённые Аркханазаром. Из-за них все с ума посходили.

— Не думаю, что из-за них. Вспомни, Хигналир сошел с ума ещё до этих костей, они лишь взболтнули проклятие, как и твоё недавнее колдовство, кстати.

— Хм, действительно, как минимум не только лишь в костях дело... А помнишь, когда-то давно Гъялдер потребовал с Хигналира взнос в казну Божьей Суммы? И Споквейг, конечно, послал его к ангелу на кулички. Тогда-то ведь всё и началось, как мне кажется.

— Не помню, мы тогда со Снолли ещё были маленькие. Эх, если бы Григхен была жива... — вздохнула Авужлика.

Авужлика каким-то образом уже успела доесть свою порцию, когда я только поднял свою первую ложку.

— Сегодня у меня куча дел, — она встала из-за стола, — нужно оповестить других животных о сложившейся ситуации, проинструктировать их, что делать в случае возможной бойни.

— И что ты скажешь им делать в случае бойни?

Авужлика широко улыбнулась и патетически нахмурила брови:

— Брать оружие и биться насмерть за порядок в Хигналире!

— Спасибо, господи, за светлое, но пока ещё не наступившее будущее.

— Ха-ха, аминь, — одобрила Авужлика, — хорошо сказано.

Авужлика пошла по делам. Пока я доедал бульон с яйцами, зашёл Актелл.

— О, привет, как дела? — спросил он.

— Нормально, — ответил я.

— Мы все рады, что ты жив. И мало кто рад, что Споквейг тоже.

— Я смотрю, он вас всех задолбал?

— В последнее время — да. Его личная беда в том, что с каждым годом он становится все безбашеннее. Эти его ритуалы, призывы призраков и астральных сущностей, процессии надругательств над древними Богами. Святотатство над самим мирозданием. Овладеть хаосом возжелал, но хаос овладел им.

— С хаосом “возлежал”.

Актелл улыбнулся, а через две секунды засмеялся:

— Ха-ха-ха-ха.

— Ха-ха-ха, — засмеялся и я тоже, чувствуя, однако, неудобство и толику неприязни к себе за столь убогую шутку, да что за хрень я вообще сморозил? А, ещё испытал недовольство фактом мгновенной бессмысленной самонеприязни из-за всего лишь навсего идиотской шутки.

— Почему ты так думаешь? — акцентировал я вопрос на “ты”.

— Что? Что хаос овладел им? Он же сам, ещё когда ваша мама Яни жива была, учил, что грешить нужно в меру, и меру это нужно аккуратно прощупать, что карма не бесплотная, что жизнь безбожная всё равно что гон без крыши. А потом, уже в твоё отсутствие, сам же взбирался на вершину холма и давай орать: “Я проклинаю эту вселенную! Боги, я объявляю вам войну! Никто не в силах остановить меня!”

— Ха-ха, ну даёт! — потешился я.

После завтрака я пошёл побродить подумать. Большую часть жизни я занимался тем, что ходил и думал обо всём на свете. На этой прогулке я с моим глубоко почитаемым подсознанием намеревались обсудить пророчества Григхен. Значит, Юзенхен сказала, что Григхен предсказывала явление Споквейга. И Кьюлиссия об этом знала. Сама Юзенхен даже писать не умеет, ну какой из неё управитель, если подумать? Это же глупо. Снолли права. Однако есть одна идея: Юзенхен ведь предупреждала, что Кьюлиссия попытается переманить меня на свою сторону, в таком случае, если я наведаюсь к ней в курятник, меня пропустят, и я смогу с ней поговорить. Пускай выскажет свои доводы. Выслушаю её, сделаю вид, что со всем согласен. Надеюсь, удастся отсеять среди всей этой абсурдной информационной шелухи семки истины.

Но, прежде чем пойти к ней, нужно набраться смелости. Да, признаю, что побаиваюсь её, в разговоре с ней я должен быть уверенным и непоколебимым, нельзя показать слабину.

За смелостью я отправился к Рикфорну.

— Ты глянь какой живучий, падлюка, а-ха-х, кх-хя!.. — закашлялся Рикфорн.

— Кто бы говорил, сам живучий, как сорняк!

— Ну что, ты созрел?

— Я спелый как вишенка, — сморозил я.

— Я имею в виду, ты готов купить мои новые модифицированные грабли? Ещё навороченнее прежних! Покупай скорее, а то ведь их вон как раскупают!

— Да ладно, и кто же их покупает?

— Куры, петухи, гуси, индюки. Внутренняя война назревает, а денег у птиц на нормальное оружие нет — вот и покупают мои грабли, благо у меня их целая куча, — он бросил довольный взгляд на полуметровую кучу грабель возле своего домика.

— Оружие у меня уже есть, — я похлопал по месту, где должен был висеть меч, но его с собой не оказалось. — В комнате валяется, ну и ладно, там, куда я собираюсь, мне всё равно, возможно, пришлось бы сдать его.

— Только не говори, что ты пойдешь лебезить перед хлебниками.

— Перед кем? Хлебниками? Ха-ха, не смеши мой пищевод, иду я в курятник, а этим хлебникам я показал, как с Дархенсенами воевать, — развыпендривался я, движимый переполняющим чувством гордости. — Их собор в Серхвилкроссе спалил, до хрустящей корочки прожарил, так сказать.

— Что, и предводителя того чёрнохлебого уложил?

— Нет, мне повезло, что его там не оказалось, иначе он бы мою изнанку наружу вывернул, ха-ха-ха.

— Ох, не нравится мне это.

— Что это?

— Да все это! — он провёл рукой и указал на огромное загадочное пятно почерневшей земли в полсотни шагов диаметром, у огорода, ближе к лесу.

— Ой, порча... прости, это, наверное, из-за меня, я же тут проклинал.

— Да кто тут только землю не проклинал: ленивые крестьяне плевались и кляли, Споквейг хоронил еретиков и атеистов, прямо сюда закапывал, Боги нас проклинали, батюшки с Серхвилкросса и Великой Сотоматери, строем, приходили проклинать. И сам, прости господи, Гъялдер хорошенько так, основательно проклял... А, будь они все прокляты, пошли в дом, нужно разрядиться.

— Тут ты прав, к чёрту всё, пойдем, пущай душа продышится.

Мы зашли дом.

— Осторожно, на грабли не наступи, — предупредил Рикфорн, поднял с пола несколько грабель и выкинул за дверь.

— А у тебя было такое, чтобы на грабли наступил?

— Да, сухожилие на стопе рассек, о зубчик, — расчищая от хлама пол, ответил он.

Я помог ему раскидать вещи по углам.

— О, Рикфорн, старый ты выдолбень, случаем не помнишь, как Споквейг отказался налог Гъялдеру платить?

— Конечно помню, это ж недавно было, всего, дай посчитаю... семнадцать лет назад. Споквейг тогда сказал, что зашёл к нему некто по имени Гъялдер, с предложением окунуть Хигналир в веру Горнозёмову. Хигналир единовременно платит двести золотых и взамен входит в сферу влияния Казначея и его материальных принципов на правах потребителя. Споквейг ответил, что не нужно нам ничьё покровительство, что мы тут в самих себя верим и сами нас превозносим. Тогда Гъялдер ответил, что-то вроде: “Ну, значит, сами себя и погубите”, — и ушёл.

— То есть, с его же слов, не он проклинал Хигналир?

— Ну, а кто ж тогда? Так сам Казначей Горнозём, значится. Ай, да ну етить его мать, пошли лучше ко мне в погреб.

Мы сходили в погреб, отведали добротного дыму, на этот раз чудоцвета.

Вернулись совсем другими людьми.

— Слышь, дед, всем дедам прадед, айда со мной в курятник, надо с Кьюлиссией перетереть.

— Ты чё, в таком состоянии идти к ней собрался? Да ты сбрендил, а если она тебя спалит?

— Да ниче, сейчас самое то идти, пошли скорее, пока ещё не сильно вынесло.

Главный курятник, где живёт куриное большинство и их старшинство, находится на окраине жилой зоны для простых жителей Хигналира, с видом на дворец и придворцовый двор. В двухстах шагах от него располагался второстепенный для второсортных, на центральном проулке крестьянских селений, куда мы с Рикфорном и пришли. Если Юзенхен живёт в главном птичнике, то Кьюлиссия — здесь. У входа дежурила пара боевых петухов, вооружённых копьями. Идти дальше мой старый друг не рискнул.