Тут в комнату зашла Снолли и молча села за стол, Актелл поздоровался и продолжил повествование.

Выжившие гости, как выяснилось, забились в уборной и баре. С течением времени, люди умирали один за другим. А те, кто оставался жив, находился либо в состоянии агонии, либо, в лучшем случае, на лютом нервяке, в бесконтрольном страхе за жизнь. Однако Кьёрбриги, Оволюричи и Хорниксены держались сносно. С его слов, мысли самих Бурфарвалионов скакали в конвульсиях, не далеко было и до компульсий. Фродесс, Актелл и семьи из этих кланов решили отчаянно выпить. Но как только они управились с парой кружек пива, один за другим стали падать. Мозг Актелла бешено завибрировал, и болезненная вспышка выбила его из сознания. И, вот, он проснулся сегодня на рассвете. До Сутварженской печали, как я понял, они так и не дотянули. По подсчётам, из примерно шестидесяти-семидесяти гостей тридцать восемь мертвы. Выжили только Леска, Асцилия, Ифольд и Тьоргул Хорниксены, жена Тьоргула Эрзель, Утейм Хорниксен и его жена Канна, а также Ломунд и Вальв из Кьёрбригов — половина их них как раз те, кто согласился залить пивком весь этот кошмар. Этим утром все, кроме Лески и Асцилии, намерились покинуть Хигналир. Что с оставшейся частью — неизвестно, их тела не найдены. Из тех, кто без вести затерялись, были: Цесселип Храброзубый и Квищ Оволюрич, хотя про Квища кто-то говорит, что он и не приезжал, а кто-то что приезжал. Во время рассказа Актелла Фродесс подал мне со Снолли завтрак и сказал, что Квищ как раз подъехал с самый разгар событий, а куда делся в итоге — не знает. Подавляющая часть животных, пригнанных из поместья Бурфарвалион, скопытилась. Зато все хигналирские живы. Авужлика отметила, что тяжелее всего пришлось Грибоедке, сегодня она отказывается от еды и общения.

— А тот непредсказуемы пацанчик? — спросила Снолли.

— Мёртв, — ответил Актелл.

Мы замолчали.

— Вот неожиданность, я была уверена, что выживет, — сказала Снолли и мы с ней вдвоём засмеялись, а Фродесс и Актелл посмотрели на нас как на ненормальных, вылупились в ошарашенном порицании. Должно быть, потому что их двоюродный брат вчера умер.

— У меня только один вопрос, — сказал я. — В каком ещё нахрен “баре” вы закрылись? У нас что, в доме есть какой-то бар?

Я и Снолли пошли в этот самый бар, который оказался в юго-восточной части дома, возле комнаты, где можно принять ванну. В детстве там была баня. Дальше бара коридор поворачивает направо, где располагаются комнаты Бурфарвалионов и личный гардероб Актелла.

Внутри сидела Асцилия, в пьяном одиночестве. Мы зашли, и она сказала:

— Бухать всю ночь, и начинать с этого же утро — не лучшая идея, не советую, — покачала она головой.

Асцилия встала и ушла через вторую дверь. Мы сели за столик.

— Куда ведёт эта дверь, что-то не соображу... — задумался я.

Оттуда вышла Асцилия с двумя бутылками медовухи и двумя дополнительными кружками.

— А. Сюда можно пройти через кладовую, — сообразил я, — а не обходить через весь первый этаж по коридорам. А ты чё не сказала? — обратился я к Снолли. — Даже Асцилия знает, что там проход, почему я, как всегда, не в курсе?

— Да я просто за тобой поплелась, — ответила Снолли. — О своём задумалась.

Асцилия выглядела неважно.

— Что стряслось? — спросил у неё я.

— Ночь была столь необычная, ненастоящая, что в мне, наверное, думалось, что я всё-таки мы проснёмся, и Дусрак окажется жив. И все эти люди. Я ведь успела подружиться с некоторыми за дни, что провела у вас.

Она ещё и с гостями подружилась, многие из которых ещё в моём детстве сюда приезжали, а я так никого из них толком и не знаю.

— Собиралась уезжать, — говорила она, — но Авужлика предложила пожить какое-то время у вас.

Снолли вежливо вымолвила:

— Вы, конечно, простите, но, из того, что я поняла, разве ваш Дусрак не был куском сырого дерьмища?

— Хах, вы верно подметили, — ответила она. — Я бы сказала про него: “Глазированное дерьмецо”. Но дело не в нём. Ведь я не дворянских кровей, я — простая горожанка, хоть и столичная.

— А по вам и не скажешь! — удивился я. — Думал, ты принцесса или что-то вроде того.

Снолли кивнула с словами:

— Дусрак Лоучман — сын главы дома Лоучманов. Клан в близких отношениях с королём. У них ещё такой убожеский герб с двужопым ящером, ты видел, Лэд? Нет?

— Теперь придётся вернуться в Навюрлички, — вздохнула Асцилия. — Дусрак обеспечил переезд моей матери туда, чтобы я могла с ней видеться чаще. Для нас это было важно. Село находится совсем рядышком от семейного поместья Лоучманов в Ульгхвинале. И теперь она застряла в этой богом разграбленной дыре на всю оставшуюся жизнь. Мой мужик поддерживал её деньгами, а теперь он мёртв. Не о его гибели я скорблю. Давно хотела уйти от него, но не могла позволить себе вернуться нищету, ведь моя мать живёт одна, ей нужна помощь, а самой подняться на ноги мне одной не по силам.

Асцилия налила нам троим, и Снолли потянулась за своей кружкой.

— Как так получилось, я ведь не собирался сейчас пить, — я взял кружку в руки и недовольно отхлебнул.

— Со мной всегда так, а-ха-ха. Я видела сегодня, как ваша курица крыльями машет, а перед ней в воздух поднимаются столбы пыли с камнями, — поделилась Асцилия.

— Экстрасенсорные способности, — сказал я.

— Скорее экстрамоторные, — поправила Снолли.

— А тебя не пугает, что Хигналир проклят, — спросил я у принцессоподобной горожанки.

К ней неудобно обращаться на “ты”. Вчера она смотрелась весьма солидно, поэтому было неудобно, а сегодня она выглядит помятой в плане здоровья, психики и причёски, но даже так всё равно неудобно.

— Сначала пугал, а потом привыкла, — ответила она.

— “Сначала”? — спросил я.

— Первые пару часов, а-ха-ха.

— О, господи, какой же ты тупой, — произнесла Снолли так, будто сорвалась, и “пригубила” пивку, выглушив половину кружки.

— Кто, я?..

Должно быть, это потому, что вчера я думал, что сплю, и чуть не убился, сосредоточившись на духе Ганж? Или потому, что с бухты барахты подумал, что надпись в погребальне какого-то хрена должна была измениться? Какая тупая мысль, действительно... Или потому, что пошёл искать...

— Какой дурацкий мир... нет, не ты. Кто его сотворил. Такая хрень, — дискредитировала Творца Снолли, выглушила оставшуюся половину и как-то неудовлетворённо поставила кружку на стол. — Вчера я плохо отыграла свою роль. Понадобилось столько лет, чтобы всё приутихло, и благодаря вчерашнему ночному шоу, тьма эхом отозвалась во мне, снова разбушевалась, как солнце разожглась внутри боль во всю свою ядерную неукротимую силу. Но зато я поняла, на что направлена была эта тренировка, хоть вчера она мне нихрена и не помогла. Пережитые страдания не будут напрасными, если я смогу реализовать открывшийся благодаря ним потенциал в уникальный опыт, обучиться которому не дано при обычных условиях, — Снолли принялась наливать ещё. — Только пока не знаю какой. Споквейг что-то знал о свойствах мёртвой воды. Нужно покопаться в записях его исследований.

В Мииве, да и во всех странах Рейлании официально запрещены эксперименты с мёртвой водой. Её не используют как оружие, поскольку она легко может принести смерть использующим её злоумышленникам незадачливым, ведь никто в мире не понимает механизмов действия. Ходят слухи, что в Шеньире научились применять, однако шеньирцы опровергают эти заявления.

— Если твоё вчерашнее выступление — это, по-твоему, “плохо”, то я даже не знаю... — на вздохе протянул я. — Думаю, тебе просто хреново, вот и мысли соответственные лезут, логически следуют. По себе знаю. Ты поработала на славу. Особенно хорошо поработала по Кафелине Алин.

Я стал в подробностях рассказывать Асцилии, как прошёл наш вчерашний день, чтобы она удивилась и согласилась, что Снолли молодец и крутая. И, заодно, чтобы похвастаться, какие мы тут все классные. Она выслушала, и пришла к выводу, что Снолли как Леска слишком усложняет.

Я облокотился о перила у приступок. Так я расслабляюсь. Было около часу дня. Куриные ведьмы вышли на совместные дыхательные упражнения, одна курица осваивала искусство телекинеза, поднимая в воздух различные предметы. Быть может, она станет первой куриной колдуньей. Или даже волшебницей. Гусиный капитан с чёрной повязкой на глазу и гордой шеей вел отряд на тренировки к реке. Гуси шли строем за ним и маршировали. А дикие залетные птички сидели на ветках деревьев и голосили, напоминая о том, что не вся природа обременена высшими психическими функциями, что есть ещё нормальные животные в этом мире. Садовник прислонил ухо к цветку и радостно лепетал что-то в ответ. “Я знал, что однажды вы заговорите со мной!” — восторгался он. Крестьяне на полях косили пшеницу, копали картошку. Все заняты, кроме меня. Красота. Приятной округлости облачка пролетали над поместьем, отбрасывая движущиеся пятна тени. Очередной теневой фронт проносился по зелёной...