Асцилия подошла к нам:

— Вот так вы в Хигналире обычно свой день проводите?

— Нет, вы что, — Снолли скорчила саркастическое лицо, — обычно находим занятия поинтереснее, чем сидеть слушать скорбные пиликанья древесные. Занятия навроде духовной политики или чудоцвета...

Я спросил:

— А тебе не страшно ходить под открытым небом? Настроение у тебя подозрительно положительное, — прищурился я, локально повеселив Снолли.

— О, вы тоже ебашите? — заметно оживилась она. — По вам это видно было, а-ха-ха. А мне долгое время мужик запрещал, — ответила она и всё встало на свои места.

— Тогда понятно, — бессовестно и, как всегда, не подумав, подшутил над бедой я.

Сзади послышался голос Авужлики:

— У-у-ух ты-ы-ы! Мудрое дерево! — рукоплескала она.

Точно, это же и есть то дерево, под которым я с ней в детстве забавлялся.

— А ты куда ходила? — спросил я, ведь она пришла со стороны жилых домиков и мельницы.

— Грибоедку проведать. Жива, хоть и в тяжёлом состоянии.

— Здорово! — морально облегчился я. — Что жива, разумеется. А не что в тяжёлом состоянии. Я и сам хотел узнать, как она.

— Знаю, ты ж меня и попросил.

— Разве? Не-е-ет. Я же сам собирался пойти, когда донесли Снолли до её дивана, где она и проживает. Но передумал. Но тебе не говорил!

— Говорил!

— Когда?

— Сегодня!

— Невозможно! Ты — сон!

— У нас воспоминания просто ненастоящие, как во сне, — успокаивала сестра меня, и подсела рядом.

— Значит ты ей говорил, — попыталась разрешить спор Снолли, — иначе Авужлика не могла знать, что у тебя в голове.

— Не обязательно, — возразила Авужлика, — ведь я и так знала, что он за неё переживает.

— Откуда? Как? — удивился я.

— Я же твоя сестра, — улыбнулась она и положила мне голову на плечо.

— Нет, невозможно. Ты — сон!

— Ладно, ладно, ты сам мне про неё сказал, когда со Споквейгом дуэлиться шли, по коридору к тренировочному залу подходили, и...

— А. Точно. Прости, забыл. Снова туплю.

Снолли сказала:

— Да ты специально сам себя нарочно оскорбляешь, чтобы тебе обратное доказывали, за то что ты такой, типа, скромный и вежливый.

— Ну, глупо говоря, да, — признался я.

Я и Снолли зашли в нашу совместную комнату. Авужлика заболталась с Асцилией на какие-то социальные темы, и вместе они ушли пить медовуху. Мы же со Снолли валились с ног на голову, поэтому сразу разбрелись по кроватям.

— Я бы мог предположить, что снова проделки белоснежного деда, например, но ты спала со мной в одной комнате, а твоя техника по ночам чуть-чуть активна, так что вряд ли, — рассказывал я Снолли про могучую стену, от воспоминаний о которой у меня до сих пор мурашки дыбом вставляют по всему телу.

— Ой.

— Что?

— Ночью, ближе к утру, я уходила в библиотеку на тренировку...

Если подумать, сон про стену по атмосферности был больше похож на тот, что снился в доме у Менефея. Но во сне про дракона и Гипоциклоиду белоснежный дед ведь появлялся, вначале, на вечеринке. Не могу перестать выискивать магическую подоплеку: остались впечатления слишком яркие. Ну, может, то был просто сон. Мне ведь иногда снятся обыкновенные сны.

— ...Заканчиваю новую духовную технику, — хвалилась она, — точнее, новое её применение. Назову её “тропа мрака”. А вот как ты — рвать пространство и создавать кроличьи норы — не получается. На первый взгляд, безумная затея, но, с другой стороны, всё, что я умею сегодня, когда-то было безумной затеей. Я же изначально для прикола это всё начинала, а тут меня вдохновил...

И стала она рассказывать про свои духовные техники, потом заговорила про про энергию, про пространство-время, про разум, про сознание, про бытие, про объективное, субъективное, волю, случайность, неслучайность... Понесло её не на шутку, впрочем, как и всегда. У меня не было сил на равновесное участие в дискуссии, я просто слушал. Так и уснул. Вырубился, даже загнаться не успев, по поводу того, что может ожидать меня, когда проснусь, самые худшие варианты перебрать, и потом пытаться доказать их или опровергнуть самому себе... Оставляю это на Снолли. Хорошо, когда есть, кому можно доверить такие вещи.

Я сидел в библиотеке у свечей, читая записки Григхен. Ох и подчерк. Так, каким числом датировано? “21.31.44”. Хм. Чего?

Присмотрелся повнимательнее: “39.00.94”. Так, что за херня?

Протер глаза и увидел “124.212.395. “. Ага, понятно, сплю. А где я лёг спать, в своей комнате или в Сноллиной? Не помню. Если в своей, то вполне можно ждать появления очередного языческого божка. Или деда. Лишь бы не дед, надоел.

Я надумал подняться на первый этаж, потому что в библиотеке было некомфортно. Взял свечу в руки и только направился к выходу, как в полу передо мной зашевелилось нечто... Послышался голос:

— Я тебя поглочу! Поглочу и проглочу! — из-под паркета высунулось чёрное мешковатое чудище, его виброщели угрожающе трепыхали.

— Иди в сраку, чудище. Я — великий сновидец. Сейчас тебе фокус покажу, смотри. Хо...

...Ба, — проснулся я.

Рассвело. Первым делом я побежал к окну. Никаких лун! Люди работали на полях... Под другим окном спала Снолли, поэтому я вышел в коридор и посмотрел оттуда. Крестьяне таскали тела гостей из дома наружу. Но в целом, обстановка такая, будто ничего не было. Так легко отдались? Всего-то горстка трупов надоедливых гостей. И всё? И никакого подвоха?

Очень хотелось разбудить Снолли и порадовать её, что лунный кавардак закончился, но сдержал себя, решил дать выспаться.

Спустился в гостиную. Там сидели Актелл и Авужлика. Занавес на окне меж кухней и гостиной убрали, так что я мог видеть идущего с кухонной кладовой Фродесса, чешущего поясницу.

— Я всё ждал, когда же ты скажешь, — Актелл присматривался ко мне.

— Что скажу?

— Что твоим волосам нужен уход... Только посмотри на них: выглядят так, будто их распотрошил маньяк.

— Да что им будет, это же волосы.

— Все эти дни Авужлике было стыдно перед гостями, она знатная красавица, а ты замухрыш ходишь как чучело ворон видом губишь.

— Да всем всё равно, не?

Авужлика стыдливо пожала плечами и натужно выдавила из себя улыбочку.

— У меня волосы не такие длинные, как у тебя, — продолжал приставать он, — но даже если бы я не знал, что в волосах заключена сила... то всё равно бы ухаживал за ними. Давай подарим тебе маску?

— Чтобы никто не видел моё поганое неухоженное лицо?

— Не такую маску, о, боже, ну и дурашка, — крутил головой он.

Я подсел к ним.

— Ты лучше поведай о своих вчерашних приключениях, — произнёс я как можно менее подозрительным тоном, а то вчерашняя роль подвох-инспектора мне в край опротивела.

Он стал рассказывать, как из неоткуда явился страшный призрак над Хигналиром. Гости до усрачки перенапряглись и присели на лютую измену. Половина бросилась прочь из дому, но уже скоро большая часть возвратилась обратно, причём в таком неуравновешенном состоянии, что оставшимся гостям пришлось разбежаться по всему дому от вернувшихся, поскольку те только больше умножали панику криками и неутешительными прогнозами. Большая часть людей засела в деловой комнате, ведь там не было окон, которых все сторонились. Никто не выносил вида духа Ганж. Туда же направились Фродесс, Актелл, Окрал. Многие истерили и впадали в крайности в спорах друг с другом. Споры заканчивались побоищами, побоища — смертями. Люди будто с ума посходили. Мужики заставили Окрала пойти посмотреть на небо, вдруг дух уже улетел. Братья были против, но у мужиков было при себе оружие, и они силой выпихнули парня за дверь. Назад Окрал не вернулся. Актелл и Фродесс пошли искать его, но нашли его мёртвого в прихожей у окна. Фродесс вознамерился отомстить за гибель двоюродного брата, и отправился под открытым небом в курятник за боевыми петухами. Актелл пытался остановить его, но тот был упёртый как его подопечный скот. Актелл дождался брата через несколько минут в гостиной. Фродесс вернулся один. Петухи отказывались покидать птичник, Споквейг приказал им оставаться внутри до следующего утра. Актелл заметил, что стало подозрительно тихо. Они пошли узнать, что случилось. В деловой комнате никого не оказалось, кроме десятка трупов в лужах крови. Кажется, там, по всей видимости, произошла потасовка. Они стали бродить по дому, повсюду натыкаясь на всё больше тел, без единой царапины.