Коридор завален телами. Снолли ещё дышала, но гости — уже нет. Все мертвы. Снолли ещё держится. Мы положили её на диван в гостиной, предварительно спихнув коротковатого мужичка в пиджачке с щепоткой усов, вместе с его круглыми очками, что умер, лёжа на диване. Ленивая смерть. Я порывался пойти за Грибоедкой и её занести под крышу, но Авужлика остановила меня вполне логичными аргументами. Надеюсь, о ней позаботились крестьяне. Если живы ещё. Но я же жив, чем я лучше них? Начинает казаться, что всё-таки хуже.

Какое-то время мы просидели в гостиной, в ожидании, когда Снолли придёт в себя, споря о деталях наших последних воспоминаний. Выяснялось, что последние полчаса мне и сестре виделись, местами, по-разному. Нас смущал труп джентльмена в комнате, и мы выбросили его в окно. Понимая, что ничем не можем помочь Снолли, мы с Авужликой решили разведать обстановку в доме.

— Где Фродесс и Актелл? Давай поищем их, — предложила Авужлика.

Мы проверили соседние комнаты — всюду тела гостей. Спальни Актелла и Фродесса были в юго-восточной части, мы посетили и их, но братьев или чьих-либо тел там не оказалось. Следующим мы проверили подвал, прихватив лампу по пути с комнаты для персонала, в которой вместо “персонала” были навалены хозяйственные вещи. Крестьяне, занимающиеся уборкой, в доме не жили, а только приходили и уходили раз в неделю. Работали в “приливном графике” по лунному календарю. График составлен, очевидно, Споквейгом. Кто бы ещё выдумал такую херню? “Как морем смоет грязь и сор. Не смоет только твой позор, сынок, а-ха-ха-ха!”

Мы отпёрли дверь и зашли внутрь. У Фродесса и Актелла были ключи, так что они могли бы укрываться здесь. Впервые я задумался, зачем надо было располагать библиотеку в подвале и заморачиваться с влагопоглощающими средствами? И почему я задумался об этом именно сейчас? Была ли какая-то причина прятать книги тут? На стенах виднеются какие-то руны и чертежи, почему на них я никогда не обращал внимания? Будто бы это часть интерьера. С какой целью...

— Лэд, чего застрял, нет их тут, — торопила меня к выходу Авужлика.

— Проведаем Снолли? Вдруг очнулась?

Я отправился по коридору в северную часть.

— Куда ты снова идёшь? — недоумевала Авужлика.

— В комнату для деловых переговоров, — не понял её недоумения я.

В комнате для деловых людей на диване её не оказалось. Где она?!

— Мы же положили не её сюда, а к ней в комнату! — Авужлика указала лампой наверх.

— Что? Опять рассинхрон? По мне наши ноги не ступали на второй этаж с последнего возвращения.

— Ещё как ступали и подворачивались, твои, на ступеньках.

— Нет.

— Да!

Авужлика пошла на второй этаж, и я неуверенно последовал за ней, потому что считал, что Снолли там точно быть не может. Мы же не потеряли Снолли? Как потеряли Фродесса и Актелла.

— Снолли, вот ты где! Ты в порядке? Как настроение? — Авужлика побежала на встречу Снолли по коридору.

Снолли шла в нашу сторону со стороны своей комнаты. Она была без своей набедренной сумки, где хранила ножи и прочие вещи.

— Да нормально, а что? — ответила она.

— Ты же была в ступоре! — воскликнула Авужлика.

— Чего? Нет. Когда? — Снолли характерно приподняла бровь.

— На улице, у лавочки, мы сидели на лавочке, — подошёл я.

— Мы же стояли у лавочки, — она выделила слово “стояли”, — а потом попадали все разом.

— Нет же...

— Хмых, ладно, — хмыкнула смешком она, — не важно. Всё херня, забейте.

Снолли вытащила из-за пояса ножик и на внешней стороне двери выцарапала “910 × 0 = 0”.

— Что за безумства творит твоя рука? — негодовал я.

— Куда все делись? — бросила встречный вопрос Снолли мимо моего.

— Легли умерли, — поведала Авужлика.

— А трупы? — театрально оглянулась Снолли и развела руками и бровями.

— Так повсюду же, — ещё более театрально провела рукой Авужлика вокруг нас, хотя в коридоре не было ни одного трупа.

Они обе усмехнулись. Я прошёл по коридору, заглянул за угол, и нашёл парочку тел. Мамаша со своим Бимбо, как раз примерно там, где я на них в прошлый раз напоролся.

— Вот, смотри. Видишь? — указывал я рукой им за угол.

Снолли подошла и поглядела.

— А. Ага. Но, в принципе, похер. Лучше пойдем кое-что интересненькое проверим, — она пошла обратно в сторону своей комнаты.

Мы подошли ко двери. На ней было написано “11111111”.

— Ёб твою нах! Как это объяснить? — полностью охренел я.

— Как во сне... — изумленно промолвила Авужлика.

— Что тут? — как учительница, потребовала четких ответов Снолли.

— Совсем не то, что было... — ответил я.

— Скажите, что видите, — настаивала Снолли.

— Один один один один один один один один, — ответил я.

— В степени сорок в двадцать второй первой и третьей норсвалояской войны, — ответила Авужлика.

— Мы видим разное? — удивилась Снолли, сдерживая уголок рта, норовящий улыбнуться.

— Ой, нет, — оговорилась Авужлика, — имею в виду ты нацарапала двадцать сорок во второй. А нарисовалось — двухсот десять пять умножить ему на нуль. А что видишь ты, Снолли?

— То же, что и написала. Один один один один один...

— Почему ты написала именно это? Почему единицы? — спросил я, прекрасно помня, что писала она не это, а что-то другое.

Но Снолли ещё не закончила:

— ...Один один один одинн один одина одиннад одиннадц одиннадцать.

— Чего?! — переспросил я.

Не нравится мне это. Что она несёт?

— Ну, или один один, — переиначила она.

— Можешь, пожалуйста, уточнить, сколько “один”? — переспросила Авужлика.

— Один, говорю же. Один “один”. А нулей “ноль”, — “уточнила” Снолли, потом повернулась ко мне для персонального запоздалого ответа. — Просто, что в голову пришло накарябала, — пожала плечами она.

— Редкий результат, — заметила Авужлика. — А мне всё по нулю.

— Как тебе могли в голову прийти одни однёрки? — отчаянно пытался я вразумить. — Или девять тысяч восемьсот девяносто пять... — теперь я уже видел на двери число “9895”.

— Симулятор строк от лунных ресурсов, — сказала Авужлика.

Снолли ответила:

— Девять восемь девять пять — это число зла. Поэтому его и написала.

— Какого лешего, ты же!..

Снолли молча смотрела на меня. Потом её губа дернула. Потом пол-лица. И из неё вырвался смешок, который она пыталась удержать.

— Хах, да прикалываюсь я. Хах-хах. Простите, не удержалась, — посмеялась одна Снолли. — Конечно я написала “девятьсот десять умножить на ноль равно ноль”.

— Кодарский диктант. Вы помните? Извольте придерживаться, мьсе! — предупредила Авужлика.

— А ты что несёшь?! Тоже прикалываешься? — пришумел я на сестру.

— Это исходит от лунных узлов, — она посмотрела на меня. И потом как рассмеялась. — Ха-ха-ха-ха, ага! Извини, от Снолли заразилась, — она повернулась к ней. — Я ведь не сразу поняла, что ты дурачишь нас, ха-ха-ха, но потом быстро дошло.

— Подождите, всё равно ведь что-то не так... — я бегал глазами.

Авужлика покивала:

— Да, я так и не поняла, что писала Снолли, а что видела я.

— А что ты видела? — переспросила Снолли.

— Не помню, что-то во второй степени. Или двадцать, или сорок, или даже больше.

— А я единицы! Сплошные единицы! А потом “число зла”! — воскликнул я.

— Я как видела девятьсот десять умножить на ноль равно ноль, так и вижу, — сказала Снолли и провела пальцами по надписи.

Я ещё раз посмотрел на дверь и увидел то, что видит Снолли, “910 × 0 = 0”. И тут меня до безумия осенило:

— А что мы увидим, если посмотрим на вымазанное кровью пророчество в погребальне? — вдруг предложил я.

Сестры замолчали и задумались.

— А что, звучит интересно, — Авужлика быстрым согласием подтолкнула сомневающуюся Снолли пойти в погреб.

Идти по двору под лунным светом светло и не было причин спотыкаться. Лунного света просто дохрена, аж нереально для ночи. Сестры пёрлись за мной. Хотя бы духа Ганж не было нигде видно. Но ведь, когда я погрузился в иллюзию “Лампы немого крика”, дух тогда тоже исчезал... А если я правда сплю? Что, если Снолли всё ещё в ступоре, лежит на диване в гостиной? Эта “Снолли” уж чересчур “налегке”. С тех пор, как в небе возвысился дух, её лицо было прямо-таки излучало боль, подобно её клинку... Почему бы напрямую не спросить у неё?