Против всякой логики, кровь с журчанием хлынула в пещеристые тела, как ливневый поток в пересохшее русло. Еще нужно разобраться, кто именно здесь маньяк. Зато теперь я мог быть уверен, что скоростной спуск с дерева не лишил меня мужской «привлекательности».

– Ау-у! – голос блондинки вернул меня к реальности. – А ты можешь одновременно «надеяться», – она ткнула носом в сторону припухшей, чтоб ей неладно было, ширинки, – и руками работать?…

– Если тебе так надо, ты можешь меня простимулировать.

– Я не в этом смысле… – растеряла пыл девчонка.

– И я не в этом. Но мне нравится ход твоих мыслей, – ощерился я в тридцать два зуба. – Как успехи в освоении самолетного пространства?

Она стала перечислять находки. Упомянула сигареты под сидением, аптечку, обрадовала наличием какой-никакой посуды. Рассказала про обнаруженные растения.

– Говорят, среди орхидей есть съедобные. Может, посмотришь как биолог? – спросила Келли, и мне показалось, в ее голосе мелькнул сарказм.

– Не могу гарантировать, что содержание нитратов и ядохимикатов там не превышает норму, – злорадно возразил я. – А поскольку у нас есть фрукты и птица, мне кажется, рисковать здоровьем не стоит. Правда, я не представляю, как мы их, – я показал на попугаев, – сварим в одном маленьком котелке…

– Зачем варить? Мы их запечем, – предложила Келли, облизала по одному пальцы (дважды два – четыре, шестью семь – сорок два, семью восемь… черт! сколько будет семью восемь?) и полезла обратно в салон, где принялась целеустремленно свежевать небольшим ножом одно из кресел.

Хо-хо. Вооружена и очень опасна. Я взялся ощипывать попугаев, искоса поглядывая на француженку. Ладно, можно предположить, что у нее природный актерский дар, поскольку потрясение – и вообще все пляски вокруг пилота – были отыграны безукоризненно. Но как она рассчитывала спастись? Или не рассчитывала? Вроде, суицидальных симптомов у нее не наблюдается… Шантаж?…

В каком порядке мы заходили в самолет? Я тогда раздувал сопли, как старый индюк, и больше ни на кого не обращал внимания. Поднялся на борт последним. После меня был только пилот, который запирал багажное отделение.

Кто же был первым?

Девчонка уложила кусок кожзама и котелок на «порог», спустилась привычным путем, подошла ко мне и подобрала с земли пару длинных, ярких перьев. Она покрутила их в пальцах и с победным видом воткнула за ухо.

– Ну, как? – полюбопытствовала блондинка с таким видом, будто я был ее любимой подружкой. Или отражением в зеркале.

– Чем провинилось несчастное сидение? – всё-таки не удержался я, показав на «улики».

– Возле костра же на чем-то нужно сидеть…

– Мы туда притащили пару подходящих стволов.

Могу предложить свой.

Тьфу! Какая пошлость лезет в голову!

– Мало ли кто в этих стволах водится, – буркнула блондинка. В сочетании с моими фантазиями – весьма двусмысленно. – У тебя соль есть? – виртуозно перевела она тему и пошла за своими богатствами.

Я помотал головой. Соль с собой я не брал. Я же не собирался в лес ближайшие пару суток. Подошел к борту и протянул ей то, за чем она безуспешно подпрыгивала.

…Что верно, то верно. В джунглях на задницу любую гадость можно подцепить, если не там прислонишься…

Но откуда это знает она?

Чувство «что это было?» не отпускало меня и у костра, где, примостив попу на подстилку, француженка принялась заворачивать куски птицы в большие листья, сорванные по дороге. Да, именно ими пользовались мои коллеги-колумбийцы на охоте. Но откуда о них узнала, мать ее, парижанка, которая работает в индустрии моды? Подглядела в Энциклопедии Юных Сурков?[29] Девчонка умело обмазала получившиеся сверточки землей и закопала их под нагоревшие угли.

Смерть от голода нам, похоже, не грозит. Это радует.

А какая-то грозит?

Мы все надеялись на чудо. Но чуда не произошло.

Никто нас не искал. А если искал, то не здесь.

Наверное, в небесной канцелярии решили, что благополучного приземления с нас хватит. Да и в правду, что жадничать? У нас есть два ножа, одно охотничье ружье, котелок, зажигалка, вода, компас и даже карта. Три мужика с грубой силой, и я – со светлой головой. Мне кажется, «наверху» умыли руки, поскольку уже обеспечили нас всем необходимым для выживания. И если мы не справимся с таким стартовым набором, то нам не стоит передавать гены потомкам. Я считаю.

Пока я занималась едой, сильный пол обсуждал место погребения пилота. Время давно перевалило за полдень. Брайан спросил, не натыкалась ли я в самолете на какое-нибудь подобие лопаты. Я честно призналась, что нет. Наверное, никому в голову не приходило откапывать из песка или снега самолет. И толкать его потом по взлетной полосе всем летным экипажем. Но предложила воспользоваться осколками тарелок из багажа. Эндрю сказал, что нашел подходящий вывалень. Под ним корней было меньше. Меня лишили ножа, и мое сердце плакало кровавыми слезами, расставаясь с ним. Мы так недолго были вместе, но так успели полюбить друг друга… Брайан и Эндрю пообещали, что вернут его в целости и сохранности. А Отавиу предложил мне копать этой «тыкалкой» самой. Под давлением обстоятельств пришлось согласиться. В конце концов, англичанин и американец выглядели приличными людьми. И лучше отдать добровольно, чем провоцировать применение силы.

Мужчины вернулись почти через час, злые и грязные, и набросились на еду. Я выдержала попугаев до черной корочки, но зато была уверена, что не обогащу внутреннюю фауну новыми видами. Без соли, конечно, еда – не еда, но лучше, чем ничего. Эндрю восторгался моими кулинарными талантами, срезая пилотским ножиком обугленный слой с попугайского бедра. Отавиу беззастенчиво на меня пялился и ел с таким видом, будто был ягуаром, а подгорелая грудка – молодым оленем. Брайан поглядывал в мою сторону настороженно.

– А мы точно не отравимся от этих листьев? – спросил он, брезгливо сбивая прутиком и брендовым охотничьим ножом с куска дичи запекшуюся землю, исполнявшую роль «горшочка».

– Судя по тому, что Тавиньо принялся за третий кусок и еще жив, не должны, – поделилась я наблюдениями.

Колумбиец поперхнулся и закашлялся.

– Вы что, меня в качестве подопытной крысы держите? – возмутился он.

– Разве ты похож на крысу? – «поразилась» я. – Ты целый кабан!

Отавиу завис, видимо, пытаясь понять, есть ли что-то обидное в моих словах. И на всякий случай рассмеялся.

Британец тоже хохотнул, то ли шутке, то ли над колумбийцем. Физически ощущалось, как ему тяжело, бедному, без салфетки и рядов вилок-ложек по обе стороны от тарелки. Не было даже тарелки. Поэтому священнодействовал Уэйд на таком же листе, только свежем. Стряхнув отходы обратно в костер, он нарезал попугая тонкими ломтиками и ел, используя заточенную палочку как вилку, вприкуску с наструганным умеренно спелым манго. Ни дать ни взять – аристократ на званом обеде.

– Мне кажется, несколько жестковато получилось, – прокомментировал он с видом профессионального дегустатора. – И суховато.

– В следующий раз постарайся подстрелить попугая помоложе, – возмутилась я.

Я, между прочим, не шеф-поваром работаю.

– Брайан, мне кажется, ты слишком привередлив к нашей милой хозяйке, – вступился деликатный американец.

– К хозяйке у меня никаких претензий нет, – возразил британец, на этот раз бросив на меня плотоядный взгляд. Видимо, я представлялась Уэйду достаточно мягкой и сочной.

Оставшаяся трапеза прошла спокойно, без международных скандалов.

Потом я всё же попала на похороны, хотя и не на те, ради которых летела. Британец, присвоивший себе функции лидера, обшарил карманы уже начавшего подванивать пилота. Только всё, что он достал, в отличие от меня, сложил в отдельный пакетик.

– Нужно будет передать родным, – прокомментировал Брайан, и я восхитилась его оптимизмом.

Затем труп снова завернули в парусину. Могила вышла неглубокой, но всё же лучше, чем ничего. Эндрю прочел молитву. Я отметила, что возвращались мы по отметинам на деревьях, сделанным британцем с помощью ножа. Всё же предусмотрительный парень. Насыпал крошек, чтобы не заблудиться. Возможно, голова есть не только у меня. С двумя-то головами мы тем более должны выбраться.