Ему снилось, что он взлетает в атмосферу. На оглушающей скорости проходит плотные слои вокруг планеты, которые не дают исчезнуть последним выжившим. Легкие почти разрывает от давления, словно изнутри Ньюта накачивают водой из трубы, подсоединенной прямо к океану. Он поднимает голову и испуганно смотрит вверх, на звезды, что устлали черное небо. Пройдя последнюю черту, он будто бы выныривает в космос, мгновенно попадая в невесомость и отсутствие звуков. Он парит все дальше, наблюдая за красотой планеты, которая развернулась перед ним в своем необъятном великолепии. Он видит пролетающие мимо и тут же исчезающие кометы, что оставляют за собой горящий хвост и долгий запах жженого сахара. Он чувствует свое глубокое дыхание, наполняющее его освежающей прохладой. Он ощущает, как легко бьется сердце где-то между ребер. Он улыбается затапливающему его чувству могущества. Здесь, в этой немой черноте возможно все. И рядом кто-то есть.
Ньют оборачивается, но никак не может зацепиться взглядом за человека. Но он точно знает, что он рядом. Точно ощущает его тепло и бесстрашие, схожее с самим Ньютом. Он медленно вращается вокруг себя, балансируя в густом вакууме, но сознание уже ускользает, переключается на гигантский барабан револьвера, направленного на планету. Нет, стойте! Подождите, я хочу узнать, кто он! Я хочу узнать, кто я! Почему я чую такую тоску по нему? Почему мне так важно увидеть его, хотя бы в последний раз, сейчас, когда вы приготовили для меня единственное пустое место в обойме? Космос хранит свое ледяное молчание, лишь невидимая рука ближе подталкивает его к оружию. Занимай свое положение, парень, не растрачивай время впустую. С ним все будет в порядке.
Вы обманываете меня! Ньют чувствует жуткое напряжение, он крупно дрожит, кусает губы, пытается увидеть ложь в их словах, но ее нет. Только отвратительная трель правды, несомненной и не оставляющей места для размышления. С ним все будет в порядке.
Ньют и сам это знает. Он ведь спасает его. Спасает их всех от жуткой угрозы, от себя, направляя свое тело и свой разум как огненную пулю в сторону пустеющей Земли. Оставаться здесь нельзя, это спокойствие незнакомого гиганта только для таких, как он. Для таких, как Томас.
Имя приходит из ниоткуда. Будто черная дыра разверзлась прямо под ногами, выплевывая к его босым ступням несколько букв, сложившихся в слово. Имя окутывает теплотой, манит проверить себя на искренность, тянет к себе сверкающими нитями.
Томас. Кто это? Может быть, это кто-то из прошлой жизни Ньюта? Кто-то, за кого не страшно было умирать. Кто-то, олицетворяющий собой целый мир, которого больше нет. Кто-то, кто значил так много, что сознание просто отказывается признавать его существование. Как люди развязывали войны только из-за имени Единого, Ньют был готов вступить в битву за это имя. За имя Томаса.
А был ли он вообще когда-нибудь? И был ли Ньют этим сознанием, летящим с оглушительным треском обратно к земле? Смертельно напуганный, озирающийся вокруг, оглядывающийся, хватающий онемевшим ртом воздух, стремящийся запомнить хоть что-то из происходящего и сразу же навсегда забыть, он мчится все ниже, чувствуя, как вспыхивает кожа от горящего вокруг кислорода. Томас, Томас, я здесь!
Кто-то наблюдает за ним. Всегда наблюдал. Ньют хочет крикнуть ему, чтобы перестал так смотреть, перестал выжигать в нем дыры жалости. Но он не имеет права обращаться к нему. Не после того, как сам все разрушил. Он летит все ниже, уже различая огни континентов, уже забывая все, что знал, уже замечая движение в последних городах, уже осознавая, что это последняя секунда существа, которым стал всего на несколько мгновений. Смертного существа, отчаянно желающего все закончить и вернуться обратно, туда, к звездам и образу по имени Томас. Он так сильно любит этот мир. Так невыносимо сожалеет о жертве, которую приносит богу разрушения. Но он не может обернуться, не может отказаться от содеянного. Он закрывает глаза, отгораживаясь от кошмаров планеты и с громким хлопком падает на землю, взметая своим падением тонны грязного песка в прозрачный воздух. Ожидая боли от удара, жмурится, содрогаясь всем телом, ждет, ждет, ждет… Страх отпускает, появляется ощущение тревоги, непонимания, предчувствия подвоха. Он ждет, ждет, ждет… Открывает глаза и видит, что пролетает землю насквозь, не причиняя ей ни малейшего вреда. Он вновь набирает скорость, огни все ярче, голова кружится от всполохов далеких звезд, он успевает еще раз рвано вздохнуть перед тем, как воздух навсегда покидает его легкие, оставляя разрываться от нехватки чего-то особенного, почти осязаемого. Он вылетает в космос, навечно оставляя родной образ на другой стороне планеты. За его спиной смыкается голубой мерцающий экран, отрезая его от возможности вернуться, удерживая от желания докричаться. Томас, Томас…
Жалость, эта ядовитая змея, сдавила горло до больной хрипоты, когда в реальности Ньют проснулся от жуткого сна, слизывая соленые слезы с мокрых искусанных губ. Он пытался ухватиться за знания, полученные в забытьи, но они проскальзывали в глубину сознания как по маслу, не оставляя ни малейшего шанса на успех. Он лежал на полу, задыхаясь от рыданий, не в силах остановить поток истерики. Он не хотел успокаиваться, он чувствовал, как навсегда теряет связь с чем-то важным в себе. Ньют не хотел понимать, он только хотел, чтобы эта пустота перестала вытягивать из него силы, которые он копил в себе с таким трудом. Он хотел, чтобы крик перестал резать по ушам, сжигая драгоценный кислород в легких, сжигая его желание вернуть хоть на секунду то чувство покоя рядом с… с кем? Он не помнил, больше не мог вспомнить, почему скулит и бьется затылком об пол, чтобы заменить боль душевную на физическую. Он просто хотел навсегда оставить прошлое в прошлом, потому что ему не нужно было такое время, приносящее с собой столько яркости в его новую монохромную жизнь. Он хотел, чтобы пришла былая ярость, которую он успел обуздать за этот месяц и разметала остатки ощущения потери. Он хотел снова все забыть. Он больше не хотел, чтобы было больно.
***
Томас увидел его через стекло, как только Бренда подвела его к дверям общей столовой. Сразу же зацепился взглядом за знакомый силуэт, а вглядевшись, уже не смог отвести глаз. Странно незнакомый, смеющийся, расслабленный, но определенно все еще его Ньют, стоял к нему спиной, ведя активный разговор с незнакомым парнем. Он жестикулировал, громко смеялся, а когда оборачивался, шутливо закрывал глаза и забавно кривил лицо. Он уверенно смотрел в глаза другим приятелям, видимо, абсолютно довольный ситуацией. Светлые волосы вспыхивали в свете комнатных ламп и все так же зачесывались пальцами на бок. Такой знакомый для Томаса жест.
Брюнет боялся, что самообладание изменит ему. Весь вчерашний день он провел как в тумане, как только девушки объявили ему о переводе в общую секцию. Ночью метался по новой комнате как раненый зверь, норовя пойти искать Ньюта самостоятельно, но в последний момент замирая перед дверью. Что-то каждый раз останавливало его. И этим чем-то был банальный страх. Страх, что он не справится и оплошает, собственными руками погубит единственный шанс все исправить.
В прошлый раз они знакомились, когда ни Ньют, ни Томас не помнили друг друга. Но сейчас Томас помнил. Помнил все до мельчайших деталей, хотя два прошедших месяца отчаянно пытался забыть. Его улыбку, цвет глаз, одуряющую усмешку, теплый акцент. Пытался забыть все слова, что Ньют сказал ему. Весь смех, который они разделили пополам. Всю боль, которая сшила их вместе. Он пытался забыть всю свою прошлую жизнь, потому что сейчас она казалась лишь бледным призраком, желающим уйти на вечный покой. Он хотел отпустить его. Он пытался отпустить. И он даже начал думать, что сможет. И вот он. Стоит спиной к нему, шутит, говорит громче, чем обычно, с улыбкой озирается, почесывает затылок, поворачивается и смотрит прямо ему в глаза.
— Идем? — Бренда тихо тронула Томаса за рукав, заглядывая в глаза, устремленные на высокого парнишку за стеклом. Она боялась давить на него. Парню слишком сложно было держать себя в руках, и, хотя он прекрасно справлялся со своим лицом, тело с лихвой выдавало его. Томас мелко дрожал, щурясь и сжимая кулаки, нервничая перед первой встречей с Ньютом. Нелегко было принять информацию, что он жив, а встретить его, взглянуть, поговорить… Бренда понимала, как много они с Терезой взвалили на Томаса. Но новый Ньют не шел на контакт. Он был дружелюбным, вежливым, иногда даже до бешенства, но не подпускал никого близко. Он стал самым милым парнем в корпусе, но при этом, оставался скуп на искренность и доверие, словно оставался заморожен внутри. Будто оставался на самом деле мертв. Она бы подумала, что он слишком легко воспринял свою амнезию, если бы не видела на видеозаписях, как в первые дни после прихода в себя он бросался на стены, с криком разбивая кулаки о грубые панели. Если бы она могла забыть, как лично до сих пор слышит его вой по ночам, когда он спрашивает новую окружающую реальность о том, кто он.
