— Ньюта спасли.

***

Все, что могло вспыхнуть и сжечь его самообладание, сгорело еще месяц назад. Но сейчас, спустя миллиарды наполненных болью секунд с того жуткого рассвета в пустыне, реальность вновь ощерилась перед ним своими острыми кольями, взрываясь в ушах просроченным фейерверком. Много шума из ничего, так говорили в древности, но именно так парень и описывал для себя это мгновение, — Бренда не сказала ничего, что могло бы значить хоть что-нибудь для остального мира, но в его Вселенной планеты с ржавым скрежетом сдвинулись со своих орбит и быстро разогнавшись, погнали по начертанному кругу, высекая искры. Рождались сверхновые, вспыхивали голубым свечением озоновые слои, зарождалась жизнь, шумели леса, гудели тайфуны, приходили и уходили зимы, века сменяли друг друга, вымирали целые виды, в блестящее небо поднимались железные птицы, корабли шли ко дну, огромные киты разрывали черную воду океанов, солнце топило ледники, люди любили друг друга и уничтожали одним лишь взглядом, а он все продолжал сидеть, и только и мог открывать и закрывать рот как рыба на берегу. Кислорода стало слишком много, он просто не успевал циркулировать и снабжать организм. Самого Томаса было слишком много для этого мгновения. Ошарашенный, сбитый с толку, но уже боязливо распахивающий крепко зажмуренные веки, он сжал кулаки, и коротко процедил сквозь зубы.

— Это очень херовая шутка, мисс.

Как она могла надавить на то, что причиняло самую большую боль? Как она могла позволить себе разрушить его некрепкие стены, которые он строил с таким трудом, стараясь все дальше гнать от себя его Имя, все дальше гнать себя на темную сторону Луны. Как она могла вот так запросто произнести его Имя, когда Томасу это буквально выкручивало кости и заставляло боязливо сжиматься, словно последнего психопата. Как она могла так прямо смотреть ему в глаза, если в этих глазах не осталось ничего, кроме ярости и пустоты?

— Я не шучу, Томас. Они спасли его. Вернее, вы спасли друг друга. Наша последняя переменная. — Бренда тяжело вздохнула, предчувствуя следующую вспышку гнева. Реакция Томаса обнадежила ее лишь отчасти. — Есть одна деталь. Когда я вернулась сюда, Тереза рассказала, что они хотели поставить тебе чип, но передумали. Это ты знаешь…

— Но?.. — Том застыл, стянув губы в проволочную нить.

— Но с Ньютом все было иначе. Он перенес слишком сильное влияние Вспышки, его мозг просто не выдержал бы наплыва всех тех эмоций. Том, он бы сошел с ума, если бы сразу все это вспомнил. Они сделали это, как только доставили вас сюда.

Она видела, как с каждым сказанным словом парень перед ней ломается все больше, громко дышит почти на грани срыва, жмурит глаза, в которых плещется невыносимая для обычного человека боль. И все же он слушал ее, с остервенением кусая и без того израненные губы, жестко цепляясь пальцами за край стула и болезненно держа спину прямо, в бессмысленном желании казаться хоть немного сильнее, чем он есть. Бессмысленном перед ней, ведь она видела его боль, что кислотой разъедала его изнутри, остывая шипением в окончании каждой фразы.

— Бренда, я тебе не верю.

Томас не хотел верить ей. Он просто не мог ей поверить! Не мог поверить, что в гнилом мире еще есть место надежде. Не могло черное внезапно стать белым, даже если весь мир возносил об этом громкие молитвы. Не могла птица со сломанными крыльями взлететь. Высохшая река не наполнялась водой от одних криков безумного шамана. Люди не воскресали только от того, что кто-то не мог без них жить.

— Том, зачем мне врать тебе? Я целиком на вашей стороне, я клянусь!

— Если ты лжешь, я лично вырву твой позвоночник и предоставлю Терезе на опыты. Ей не привыкать видеть друзей по частям.- Он все продолжал уязвленно шипеть, как будто его рот был заполнен жужжащими пчелами. Глаза его сузились под грузом недоверия и он стал похож на опасную змею, готовую в любой момент кинуться в атаку. Опасную, но покалеченную.

Бренда устало заправила светлые волосы за уши. Последний месяц она почти не отдыхала. Через несколько дней после прибытия на остров, в их компании оказался врач, который раньше работал на ПОРОК. Он рассказал о слухах о переменной, которая, наконец, оказалась в руках ПОРОКа и Бренда сразу же подумала о парнях. В первом же разговоре с девушкой он упомянул о чипе, блокирующем память, который использовали на глэйдерах и некоторых «полевых» сотрудниках. Неофициально они называли этот процесс Стеркой, но по сути, все заключалось в несложной операции. Узнав об этом, Бренда упросила его сделать ей операцию, а придя в себя после, сразу же рванула сюда, не обращая внимания на уговоры остальных. Она вспомнила все: как они с Хорхе работали на ПОРОК, как отправились в жаровню, чтобы подготовить этот участок пути для выживших глэйдеров, как каждый день она уверяла себя в том, что делает важное дело, и как отмахивалась от чувства омерзения к себе же. Минхо поддержал ее и они с Хорхе приехали сюда, блестяще сыграв свою прошлую роль: они работают на них, доверяют им, помогают им. На деле они лишь молились, чтобы Томас и Ньют все еще были живы и тайком связывались с Минхо и Винсом, засевшими с небольшим отрядом в городе неподалеку, чтобы вытащить парней отсюда.

Тереза, единственная, кто не поверил в их спектакль, отнеслась к ним довольно холодно, но узнав, ради чего ребята здесь, она неожиданно обрадовалась и взялась активно помогать. Внутренний голос шептал Бренде не доверять этой девке, но одни они не смогли бы провернуть все, что задумали. И вот, спустя несколько дней обсуждения действий брюнетка рассказала им о спасенном Ньюте и даже познакомила их заново. С тех пор Бренда каждый день встречалась с ним, но с горечью понимала, что она не в состоянии вытащить его из мрака забвения. Тереза сказала, что патруль нашел его тяжело раненным, на самой грани превращения в шиза. А всего в паре километров от него, служаки обнаружили бредущего Томаса, которого тут же забрали в лабораторию. Бренда даже не хотела думать о том, через что прошли парни, раз оказались в таком положении.

Тем не менее, ПОРОК получил свою желаемую переменную, и кровь Томаса смогла вернуть Ньюта из мертвых. Его тело, но не его разум. Весь этот месяц она готовилась к разговору с Томасом. Врать ему было невыносимо и каждый раз при встрече слова буквально рвались с ее языка, но состояние Ньюта вносило беспокойство. Вспышка ушла, об этом говорили все анализы. Но его психическое здоровье пребывало в болоте забвения. Если Томас не поймет, как важно сейчас соблюдать спокойствие, все будет напрасно. Спасение их не принесет никакого избавления.

— Том, я не лгу. Да, все это время я скрывала от тебя правду. Как и Тереза. Но мы не лгали, клянусь. Ты сам поймешь, почему я говорю тебе об этом только сейчас. Если у нас все получится, мы вернемся на остров и врач вытащит чип. Он сможет…

— Бренда, ты хоть понимаешь, что говоришь? — Томас перебил ее, взрываясь. Он просто не мог больше контролировать себя. Не мог больше держать все эмоции, что плескались на самом дне его раскаленной души, кипя и булькая там, как паровой котел. — Я думал, что потерял его! В последний раз, без надежды на изменение! Я думал, что это конец! И для него, и для меня! Я думал, что больше никогда не смогу услышать его, увидеть, никогда не смогу избавиться от жуткого холода внутри! Ты все это время знала, что я оплакиваю человека, который все еще жив! Черт, это ведь Ньют! Мой Ньют! — Он тряхнул ее за плечи, чем вызвал только притворное возмущение. Бренде было приятно видеть Томаса таким, полным настоящих эмоций. Она видела, как в его глазах загорается новый огонь, который больше не сжигал его, а наоборот, разогревал для борьбы.

— Я не закончила, Томас, заткнись, пожалуйста… — прошипела она, останавливая его радость. — Теперь самое важное, почему мы не говорили тебе об этом — он не помнит ничего из того, что было с ним до того момента, как он очнулся после операции. Он не помнит тебя, Том.

***

Ньют заскулил, с тяжелым вздохом переваливаясь на другой бок и дрожа от прохладного воздуха. Кондиционер в комнате работал на полную мощность, но так и не смог ни разу отогреть его вечно ледяные пальцы, которыми сейчас он цеплялся за грубую ткань покрывала. Разбитые костяшки напряглись на судорожно сжавшихся кулаках и не успевшая зажить кожа треснула, выпуская тонкую струйку крови, проложившую себе дорогу между тонких бледных пальцев. Парень снова застонал и метнулся на другой край кровати, почти полностью свесившись с нее. Задравшаяся футболка оголила нервно подрагивающий впалый живот, который трепетно втягивался и напрягался в такт тяжелому дыханию.