Сердце Томаса продолжало гулко стучать в пустой груди, заставляя его лишь тоскливо прислушиваться к своему ритму. Он пытался найти компромисс со своим телом, чтобы разум, наконец, слился с остальным организмом, подтолкнув его либо в одну, либо в другую сторону.
Обрывками неповерженного сознания он понимал, что своим поведением лишь доказывает миру, что смерть Ньюта была напрасной, но на самом деле, его мало волновало мнение остального мира. Он бы сейчас выпил за свое внезапное взросление.
Что со мной стало, думал он, разглядывая лицо, смотрящее на него из зеркала. Осунувшееся, заостренное по углам, оно разглядывало его в ответ, лениво моргая синими опухшими веками. Некогда яркие глаза раскрасились в алый, передав власть сетке лопнувших капилляров. Эти глаза были такими же потерянными и мрачными, как все его существо.
Как будто кто-то поставил на паузу его мысли и всю его жизнь. Он больше ничего не чувствовал, сам вжимая эту чертову кнопку остановки глубже. Только уговаривал сердце притормозить. Пытался обуздать этого взбесившегося дикого коня, который вытаптывал его изнутри. Он все еще терзался мыслью, что стал недостаточно хорош даже для того, чтобы просто дышать.
***
Я надеюсь, что ты теперь там, где они больше не достанут тебя. Ты знаешь, эти чертовы ублюдки, кажется, снова что-то придумали. Я слышу обрывки разговоров и уже даже не могу сильнее ужасаться их безостановочной коварности, их сучности. Я не понимаю, как можно жить, если вся душа давно сгнила…
Хотя о чем это я? Прекрасно понимаю. Я же живу.
Ну как, живу… Существую, потому-что они этого хотят. И, кажется, ты тоже этого бы хотел.
Никогда не думал, что простые мысли могут приносить столько реальной боли, от которой внутри все крошится в щепки. Не могу думать о тебе. Прости, честно говоря, я гоню от себя эти мысли. Но других у меня нет. Я тут застрял, знаешь? Ты ушел, а я остался.
Это не просто одиночество. В одиночестве хотя бы чувствуешь себя целым. Но я чувствую только контуры, какие-то размытые очертания себя. Как будто кто-то обвел будущего покойника белым мелом, тонкой линией, которая не пускает внутрь ни глотка кислорода. Да и к чему он мне теперь?
Это мерзко, вот так жалеть себя, но я не могу и не хочу жалеть тебя. Я знаю, что сейчас лучше, чем было там, в пустыне.
Кажется, за последние дни в моем организме не осталось ни капли слез, они все убежали в вечно мокрую подушку, расцвели там этой жуткой плесенью, плавно переместившись в мои мозги. Да, именно так я и чувствую себя, словно в голове шипит плесень, разрастаясь чернотой и обволакивая меня изнутри. Я медленно пожираю сам себя.
Не могу признаться тебе… Все еще не могу признаться, как много ошибок натворил с тобой. Ты — моя самая большая ошибка. Ошибка, которая нам обоим стоила жизни. Ошибка не потому, что это было, а потому что это было так поздно. Если бы я не был таким слабаком…
Ньют… твое имя горит на языке сорванным цветком. Прекрасно и горько одновременно, как всегда. С тобой всегда было так. Тонны любви и миллиарды сожалений. Я так и не понял, что в итоге перевесило. Я так и не понял, что в итоге нас сломало.
Я знаю, что не стоит продолжать. Чувствую, что конец уже близок, по крайней мере, мое тело точно отпускает разум в космос. Я без тебя всегда как в открытом космосе. Слишком холодно. Слишком страшно.
Мы всегда с тобой как на лезвии бритвы. И хоть держали друг друга, притворялись, что все в порядке, рано или поздно, кто-то бы сорвался. Кто же знал, что мои руки настолько слабые. Я не смог удержать тебя, Ньют.
Прости меня… За все глупые фразы, за твои взгляды, которых я даже не был достоин. Я не стою ни одного твоего вздоха, поверь. Я даже не знаю, как давно занимал твои мысли, но ты, кажется, был в моих всегда.
Я не сказал тебе так много и сейчас не скажу. Ты же все видел по моим глазам, да? Все слышал. Слышал все мои мысли. И сейчас слушаешь, да?
Наши разговоры про ангелов. Я надеюсь, ты шутил, когда обещал вернуться. Где бы ты ни был, я умоляю тебя, не возвращайся. Глупо, да, потому что ты для меня весь мир. Нет тебя и мира нет.
Я надеюсь, ты так далеко отсюда, как только можешь. А если нет, лети еще дальше. Никогда не возвращайся. Никогда не оборачивайся.
Не жалей, Ньют, это ведь всего лишь глупая память. Мы ведь уже проходили через это раньше, помнишь? Без нее можно жить.
Я прошу, только не смотри назад. Не думай о прошлом, не думай обо мне, только вперед, только туда, где солнце все еще настоящее.
Я тебя так люблю…
Он свернулся клубком под кроватью, пытаясь спрятаться от немилосердного света. Зажатые мышцы выли от боли, но он лишь сильнее скручивал себя в узел, желая заткнуть их и свои чертовы мысли, которые неожиданно прорвали его ежедневное лекарственное отупение. Это была новая стадия проверки от Авы, новый уровень боли, который он еще никогда не испытывал и он даже не знал, справится ли его мозг с этой волной. Стройными рядами эти враги вторгались в его голову, захватывая и безжалостно уничтожая каждый дюйм. Они все накатывали на него, как огромные волны великого цунами, вымывая искусственный покой из его легких. И он даже был рад. Он устал безмолвно задыхаться, а теперь они дали ему возможность чувствовать и кричать, и даже если тело сопротивлялось, мозг продолжал гореть в огне, так что он разметал, разорвал все, что было в комнате, разбил кулаки и лоб о гладкие стеклянные стены, зубами порвал то чертово пластиковое зеркало, не в силах больше видеть свое лицо в его отражении. Он больше не мог видеть в нем убийцу, но только его он и видел теперь. Когда тело окончательно сдалось и силы позорно сбежали с поля боя, он только закатился под кровать, размазывая свою кровь по белоснежной кафельной плитке. Под плотно сжатыми веками мигали разноцветные огоньки, постепенно затухая вдали, где-то над уровнем его сознания. Он только жалел, что нельзя было себя разбить, как тонкую сухую кожу на кулаках.
Я снова лгу. Я не могу без тебя. Ведь я все продолжаю держать тебя, ты чувствуешь? Все продолжаю цепляться за твой свет, за твои воспоминания, за твое имя. Я знаю, это неправильно, я завис между своими желаниями, между своими эмоциями. Я тяну тебя ближе, надеясь, что ты воспользуешься этим и оттолкнешься как можно дальше. Господи, лети, Ньют и никогда не смотри назад.
Я так бешено тебя люблю…
Парень думал, что слез не осталось, но они вновь полились из глаз своим прозрачным, обжигающим водопадом, затапливая и гася горящие мысли.
***
— Томас! Открой глаза.
Его веки дрожали под грузом успокоительного, будто были сшиты прочными нитками. Царящий в голове сонный хаос сменился штилем бодрствования, но он отчаянно не желал открывать глаза. Во сне было что-то прекрасное, печальное, как симфония и удивительное, как полет птицы. Ему снова снился Ньют. Но голос продолжал звать, а на щеку легли пальцы, против воли вызывая в душе мощную отдачу тепла. И тут второй голос прорвал его оборону, врываясь в него, как торнадо и сметая на своем пути любые зачатки самообладания.
— Здравствуй, Том.
Он распахнул глаза, силясь сосредоточиться на людях перед ним и лишь краем сознания отмечая, что его вновь развязали. Но ему повиновались только тяжелые веки и гулко стучащее сердце, которое никак не хотело прекращать свой зубодробительный кутеж.
— Тереза. — После той истерики и последующих двух недель полного молчания, голос подвел и захрипел, будто собираясь сломаться.
— Привет. — Она была все такой же красивой. Даже еще более красивой, чем он ее помнил. Шоколадные блестящие волосы спадали чуть ниже плеч гладкими волнами. Он бы мог поклясться, что они остались на ощупь такими же мягкими и ласковыми, словно шелк. Из-под черных длинных ресниц его обволакивали теплом ее голубые глаза, сияя и напоминая о безоблачном безмятежном небе. Светлая, фарфоровая кожа будто подсвечивалась изнутри, показывая ее принадлежность к какой-то высшей касте.
— Я даже не знаю, что должен сказать тебе. — В носу у него защипало от набегающих слез. Лицо Терезы расплывалось перед глазами. Он все еще помнил ее предательство и, хотя оно больше не было самой большой его болью, он все же не мог отмахнуться от чувств к ней. Когда-то он и, правда, любил ее. Ньют видел его насквозь. При имени Ньюта слезы все же закапали на футболку, а Тереза печально потупила взгляд. Она думала это из-за нее, глупая.
