В годы после Второй мировой войны перемещенные фермеры часто находили работу в отраслях промышленности, возникших вблизи больших городов. Некоторые люди, по сути, предполагают, что депопуляция сельской Америки в 1900-х годах была вызвана желанием промышленности обеспечить себе огромную отчаянную рабочую силу.
Мой дед ушел с семейной фермы в сельском Вермонте в 1947 году. Ему просто не платили. Если мой прадед смог вырастить семью из десяти человек на 40 акрах(16 га) земли, то теперь мой дед не мог позволить себе выращивать и кормить семью на 60 акрах(24 га) земли. Он перевез семью из полудиких сельских районов Вермонта в промышленный Массачусетс, где он мог найти работу на фабриках. Мне так и не удалось встретиться с дедушкой.
Фактически, оба они умерли от болезней, связанных с химическим воздействием. Один дедушка работал на кожевенном заводе. Вдыхание химикатов кожевенного завода по восемь часов в день за годы до того, как были приняты законы о безопасности на рабочем месте, превратило его легкие в кожу для обуви. Он умер в возрасте 55 лет. Другой умер от рака простаты в том же возрасте. Статистика безликая, но кризис, с которым сталкивается человечество, - нет. У продовольственного кризиса есть имена и лица. Это семейный кризис. Он пишет семейные истории и создает причины для наших действий. Аграрный кризис - это действительно экологический кризис. Этот кризис зримо и незримо проникает в саму ткань нашей жизни. Сельскохозяйственный кризис - это то, что неизгладимо вписано в мою личную историю. Место, где я родился и вырос, является прямым результатом сельскохозяйственной политики США. Истории, которые я слышал от своих родителей, бабушек и дедушек, были историями о выживании в трудные времена. Мечты, которые они внушали мне, родились из кризиса однолетнего сельского хозяйства. Когда я был подростком и рос в центральном Массачусетсе в 1970-х годах, мы с братьями играли в игру, когда садились в машину. Это была игра: «Угадай, какого цвета река сегодня!»
Я вырос на территории, которую сегодня можно назвать «хобби-фермой». Мы жили на вершине холма, который с трех сторон был окружен широкой извилистой петлей реки Нашуа. В долине реки к северу от дома моего детства был дом, где родился Джон Чепмен, широко известный как Джонни Эпплсид. К югу было место рождения Лютера Бербанка, Экстраординарного селекционера, который разработал картофель для запекания «Рюссет», ромашку Шаста и плодовый кактус опунцию без шипов.
Бербанк и Чепмен оказали огромное влияние на мою жизнь, как вы увидите далее в этой книге. В годы моего детства та же река, в которой Джон Чепмен ловил лосося, превратилась в систему удаления отходов для промышленных заводов, расположенных выше по течению на юге Нью-Гэмпшира и на севере Массачусетса. Цвет реки бывает красным, зеленым, кобальтово-синим, оранжевым (цвет мороженого «кремовый»), но никогда не бывает чистым.
Слово «Нашавай» на языке первых людей, которые здесь жили, означало «ручей с галечным дном». У реки Нашуа в моей юности не было галечного дна. Во-первых, дно реки было видно только у берега, где вода была наиболее мелкой. Когда вы действительно могли видеть дно, это была густая серовато-зеленая слизь. Подлинность этой густой серой слизи была обнаружена весной после наводнения. Когда весеннее половодье отступило, река оставила на берегах слой папье-маше, чтобы обозначить степень паводка. В нескольких милях вверх по течению находились крупные фабрики по отделке бумаги, которые получали рулоны бумаги с целлюлозных заводов штата Мэн, где лес измельчали , химически растворяли, а затем превращали в бумагу. Затем эту первичную бумагу свернули в рулон туалетной бумаги высотой восемь футов(2,4 м).
Действительно, большая часть произведенной продукции была туалетной бумагой. Эти вышестоящие фабрики будут повторно обрабатывать эту объемную бумагу и превращать ее в «продукты», которые всем нам нравятся - писчую бумагу, оберточную бумагу, газетная бумага, салфетки и др. В 1960-х и 1970-х годах было обычной практикой, что остатки красителя и сточные воды бумажных фабрик просто сбрасывались в реку. Кожевенные заводы, поставляющие кожу для обуви многим производителям обуви в регионе, также сбрасывали в реку свои красители и использовали дубильные химикаты.
«Станция очистки сточных вод», хотите верьте, хотите нет, но тогда была новым изобретением, и компании, которые извлекали выгоду из бесплатного удаления отходов, доступного для них в виде реки, не хотели опробовать эту «непроверенную» и «дорогую» новую технологию - которая, по их мнению, несомненно, приведет к краху экономики и вызовет социалистический захват политической системы или из-за какой-либо другого аргумента, который тупые богатые бизнесмены использовали в то время.
Потребовались десятки лет, общественное давление, политическое давление и даже некоторый экологический саботаж, чтобы, наконец, заставить загрязняющие отрасли промышленности установить очистные сооружения для очистки своих отходов или, скорее, в большинстве случаев сделать их менее токсичными до «статистически значительной степени».
Синий, зеленый и вонючий поток токсичных отходов научил меня кое-чему - чему-то более важному, чем все, чему меня учили в школе. Я мог бы сказать, что это научило меня тому, что организация «людей» вокруг проблемы для повышения осведомленности и финансирования, а также для оказания политического и рыночного давления, чтобы повлиять на изменения, - это «американский путь», и что это было доказательством того, что наша политическая система действительно работает, но на самом деле это не так.
Урок, которому меня научила река
Настоящий урок, который мне преподала река и который я принял близко к сердцу, заключался в том, что природа лечит! В естественном мире существуют силы, столь же надежные, как гравитация, силы, ведущие к здоровью, исцелению, разнообразию и стабильности в экосистеме. Река Нашуа была почти мертва, когда я был подростком в 1960-х, но к тому времени, когда я учился в старшей школе в 1980-х, река стала чистой! Аромат сточных вод реки сменился не таким уж ужасным запахом (хотя все равно воняло!). Затем, после нескольких лет наводнения и чистки, большая часть папье-маше, покрывающего дно, была смыта «прочь» (и теперь, без сомнения, лежит на дне Атлантического океана у побережья Мерримака, штат Нью-Гэмпшир), и описанная триста лет назад галька снова стала видна!
Природа действительно лечит сама себя! Все, что было сделано в случае реки Нашуа, - это устранение основных источников загрязнения. В реку ничего не добавляли и не оказывали дополнительной помощи по очистке. На берегах рек, которые раньше были похожи на промышленные пустоши, вскоре заросла растительность.
В реке начали расти растения, и к тому времени, когда я окончил среднюю школу, люди снова плыли на каноэ по реке. В середине 80-х я увидел в нем свою первую рыбу. За жабрами у него был гротескный злокачественный рост, но это была настоящая рыба, и она жила в реке Нашуа! Ту же стойкость, которую я наблюдал в реке Нашуа в юности, с тех пор я видел много раз: от четко обозначенных горных склонов в штате Мэн до парковок в Чикаго, свалок токсичных отходов в Детройте и бесплодных пыльных гряд сельскохозяйственных угодий, на которых я стоял на юго-западе Висконсина.
Комбайны закончили срезать последнюю бригаду кукурузы с плотно засеянных полей и сливали золотой урожай в припаркованные на краю поля тракторные прицепы. Я отвернулся от этого сухого, бесплодного ландшафта и увидел совершенно другой пример силы возрождения. Обернувшись, я обнаружил, что иду по насыпи, образовавшейся в результате раскопок ряда водосборных валов. Теперь я гулял в месте под названием «Ферма Нью-Форест», где были выкопаны десятки миль водосборных, распределительных и удерживающих канав (валоканав).
По дороге домой я прошел через молодой лес из кедровых орехов и каштанов и прошел «карманный пруд», где я заметил три разных типа лягушек и услышал звуки, по крайней мере, пяти разных видов лягушек и жаб, когда они пели во вновь образовавшемся источнике. В ветвях деревьев и вокруг них летали птицы: синие птицы, фебы, луговые жаворонки, сорокопуты, ласточки, королевские птицы и обыкновенные «LBBs» (сокращение от маленьких коричневых птичек!).
