— Мои мечты — это все, что у меня есть, — серьезно сказала я.
Покачав головой, он поднялся со стула и вышел, посчитав наш разговор законченным. А я продолжила писать. Как я и сказала, я ни разу не солгала. В этом городе, который я сочла серым, невзрачным и маленьким сразу после переезда, все заиграло новыми красками только после того, как я встретила Лесса. Без него город снова становится недружелюбным ко мне.
И когда я думаю об этом, я не знаю, как мне дальше жить.
========== Глава 28 ==========
Ухватившись за идею создания дневника моей памяти, я закончила его слишком быстро. Пару дней я потратила на перечитывание и пометки на полях, а затем он был полностью закончен. Теперь моя история навечно останется со мной, и я буду беречь ее, как зеницу ока. Теперь мне было все равно, будет ли доктор Браун читать мой дневник в его завершенном виде или не будет. Уже нельзя было ничего изменить. Слова, написанные на бумаге, обрели свою силу и стали реальными.
Дело было сделано, и меня охватила апатия. Целыми днями я лежала на кровати, послушно глотая все предложенные мне лекарства, и лишь изредка нащупывала под подушкой успокаивающий корешок тетради. Посещая ванную, я не узнавала саму себя. Эта бледная девушка, с осунувшимся лицом и пустыми глазами, не была той прекрасной влюбленной Алисой, которую я знала. Я отказывалась принимать себя такой. Я ощущала свою душу как бы отдельно от своего тела — вечно усталого, сонного, терзаемого различной болью. Терапия медикаментами не прошла бесследно, и теперь у меня попеременно болели голова, желудок или почки. Но я не жаловалась. У меня просто не было на это сил.
Заметив ухудшение моего состояния, доктор Браун перестал пускать ко мне посетителей. Я перестала видеть маму. Я больше не могла болтать с Лизи и Алексом, которые были моей ниточкой, ведущей во внешний мир.
Однажды после обеда, к которому я не притронулась из-за сильной тошноты, мне на глаза попался пластиковый нож, лежащий на подносе. Осторожно взяв его, я на мгновение задумалась о том, что с меня, в принципе, уже достаточно страданий и поисков. Конечно же, я понимала, что пластиковым ножом нельзя причинить себе никакого вреда, но сама идея манила меня своей новизной. Я прижала нож к запястью, и в этот момент в палату заглянула сестра Мэй, решившая забрать поднос. Она ахнула, и в два прыжка оказавшись рядом со мной, выхватила нож и сунула его себе в карман.
Впервые в ее глазах я увидела не только недовольство, но еще и страх. Она поспешно забрала мой нетронутый обед и ушла. А вскоре, что было ожидаемо, пришел доктор Браун.
— Арису, ты не хочешь поговорить со мной? — настойчиво спросил он.
— Не хочу, — натягивая на себя одеяло до подбородка, пробормотала я.
Очень хотелось спать. Но перед этим я хотела бы пролистать свою тетрадь. Это все, что у меня было — перечитывание моего дневника перед тем, как отправиться спать. С каждым днем эта история становилась мне все более чужой, и я уже сомневалась, что она когда-нибудь происходила со мной на самом деле. Но читать ее было неизменно приятно.
— Ты думала о суициде?
— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — попросила я, доставая тетрадь.
— А ты подумала о маме и своих друзьях?
— Заткнитесь! — с неожиданной для самой себя злобой рявкнула я. — Я хочу почитать!
Доктор Браун печально склонил голову. Мои глаза уже впились в страницы тетради, но я все же услышала его последние слова.
— Боюсь, что с тобой я потерпел поражение. Я попрошу назначить тебе другого доктора, Арису.
— Мне все равно, — буркнула я, наконец погружаясь в свой маленький приятный мир.
Я и раньше грубила доктору Брауну, и не особенно переживала по этому поводу. Но повышать на него голос было явной ошибкой. Когда вечером сестра Мэй за руку отвела меня в душ, а потом обратно, я с ужасом обнаружила, что моя тетрадь исчезла.
— Где мой дневник? — спросила я у нее сразу же после того, как заглянула под подушку.
— Я не знаю, — сказала она.
Я сбросила на пол подушку. Следом отправилось одеяло, простыня и матрас. Я перевернула свою постель вверх дном, а затем бросилась к шкафчику. В нем не было ничего, даже остатков шариковых ручек. Но я продолжала свои поиски, как будто тетрадь могла вдруг появиться перед моим носом. Все это время, не отдавая себе отчета, я повторяла себе под нос «где, где, где же она», а потом перешла на крик.
Я повернула к сестре Мэй свое искаженное болью и гневом лицо, а затем бросилась на нее с кулаками.
— Ты лжешь, это ты забрала ее! — закричала я.
Сестра Мэй ловко выхватила из кармана шприц и вонзила его мне в предплечье, пока я осыпала ее вялыми ударами. Вскоре я бессильно свалилась на пол и дергалась там до тех пор, пока лекарство окончательно не подействовало.
Больше у меня ничего не было. Мой драгоценный дневник, мои воспоминания были украдены. А своему разуму, отравленному таблетками, я уже давно перестала доверять. Я позволила им делать со мной все, что им захочется — связывать мои руки, колоть мне уколы, звонить моей матери. Причитать надо мной и сокрушаться о том, как такая юная девушка смогла оказаться в таком положении.
Они пытались сделать со мной какое-то чудо, что-то, что могло бы вернуть меня к нормальной жизни. Но вместо этого окончательно убивали во мне желание жить.
Когда я пришла в себя, я была смирной и покорной, послушно принимала пищу, разговаривала, улыбалась. Я выжидала удобного момента. И помогла мне в этом старая добрая сестра Мэй.
Я окликнула ее в тот самый день, когда мои руки прекратили привязывать к кровати.
— Сестра, помогите мне дойти до туалета, пожалуйста, — попросила я слабым голосом. — Не могу больше ходить под себя, так стыдно.
Она послушно позволила мне опереться на нее. Я навалилась на бедную женщину чуть ли не всем весом, тяжело отдуваясь при ходьбе.
— На самом деле я хотела бы кое-что сказать вам, — добавила я после того, как она усадила меня на унитаз.
— Что именно? — насторожилась она.
— Я не поблагодарила вас за вашу заботу и бесконечное терпение, — поднимаясь, сказала я. — Вы были очень добры ко мне.
— Не стоит благодарности, — хмыкнула она, смягчаясь.
— И пожалуйста, простите меня, — сказала я.
А затем я молча рванула вперед и выскочила из туалета, за несколько секунд оставив сестру Мэй далеко позади. Я вовсе не была настолько слабой, какой хотела казаться. А сейчас у меня и вовсе открылось второе дыхание. Я бежала вверх по лестнице, не обращая внимание на крики позади себя.
Когда-то давно, уговаривая меня остаться в больнице на некоторое время, доктор Браун водил меня по всему зданию и показывал, что где находится. Я и не предполагала, что это место станет моей тюрьмой, поэтому не особо вслушивалась в то, что он мне говорил. Но когда доктор показал мне крышу, то у меня невольно захватило дух. Я видела этот город с высоты только один раз, когда мы с Лессом нашли гнезда птиц на чердаке дома. И вид с крыши пятиэтажной больницы невольно пробудил во мне эти трепетные воспоминания. Поэтому я запомнила это место. Поэтому даже сейчас, обессилев и теряясь в закоулках своего собственного разума, я помнила это место.
Я знала, что там меня ждет свобода.
Дверь на крышу практически всегда была открыта, ведь это было место для курения, и кто-то из докторов всегда был там. Поэтому я была уверена, что меня ничто не остановит. Даже высокий железный забор, которым была огорожена опасная высота.
Пользуясь своим правом на неожиданное появление, я прыгнула на нее с разбегу и принялась карабкаться наверх как обезьянка. А дальше все было в моей власти. Я замерла на краю крыши, с замиранием взглянув на город с высоты.
Был уже самый конец декабря, и город был укрыт мягким снежным покрывалом. Во многих домах вспыхивали нарядные гирлянды, а вдалеке виднелась большая городская елка, которая тоже ярко светилась. Воздух пах холодом и совсем немного — мандаринами и хвоей. Где-то внизу, на улице, по своим делам спешили закутанные в одежду люди. Я была уверена, что многие из них всерьез озабочены поиском новогодних подарков, ведь я отлично знала, что в этом городе нелегко найти что-то маленькое и необычное. Осенняя ярмарка давно закончилась, и теперь все эти милые безделушки придется как следует поискать.
