Деревня осталась позади, когда я в темноте с трудом различила небольшую развилку. Грунтовая дорожка, узкая и изгибистая шла через засохшее поле, уходя куда-то во тьму. Сколько бы я ни приглядывалась, так и не смогла понять, что же там такое.
Карканье доносилось именно оттуда.
И я решила посмотреть, что же там. Вдруг кому-то нужна моя помощь.
Теперь стук каблуков не был слышен. Пыльная тропинка с жадностью заглушала всё. Редкие, но резкие порывы ночного ветра зловеще шумели высохшей пшеницей. Её острые колосья были совсем пустыми и бесполезно трещали, когда я случайно задевала их рукой или плечом.
Поле кончилось небольшим рвом, через который был перекинуты две доски. Там, дальше начиналось кладбище. Каменные кресты, статуи с обломанными крыльями и просевшие крыши каких-то странных маленьких домов.
Доски тихо скрипнули, когда я перешла через пересохший ручей. Остановившись у гнутых кованных ворот, осторожно коснулась заржавевшего металла.
Там, среди могил кто-то был. Я разглядела чью-то фигуру.
– Ау!
Тень обернулась ко мне, и я увидела два горящих жёлтых глаза.
– Кто… ты… – голос был похож на шелест осенней листвы.
– Я? – растерянно переспросив, задумалась. – Девочка.
– Что… ты… тут… делаешь… – голос стремительно приближался ко мне, как и злобный свет глаз.
– Я не знаю… – честно ответила, крепче сжимая насквозь проржавевшие прутья калитки.
Из мрака ко мне вышла сгорбленная, ковыляющая фигура. Свет глаз смешивался с сиянием туфелек, разгоняя плотные покровы ночи.
Это было что-то похожее на человека. Худое высокое тело, продырявленный кафтан щерился острыми пучьями соломы. Ноги терялись в слишком широких штанинах. Голова была покрыта широкополой шляпой, на которой сверху сидела почти лысая ворона, изредка глухо каркающая.
Лицо незнакомца казалось ненастоящим. Слишком гладкое и ровное. Вместо глаз были тёмные впадины с рваными краями, в которых горели огарки свечей.
Странное создание вплотную подошло к воротам и также схватилось за калитку. Мягкие, большие руки с трудом держались за верхние, ломаные крючья. С пальцев стекала мерзкая красная жижа. Она разливалась по металлу, шипя и разъедая его.
Испуганно убрав свои руки, я с ужасом заметила, что часть этого яда попала и на мои ладони. Вскрикнув, попыталась стереть его подолом платья.
Ожидая боли, с силой закусила губу, но… Ничего не произошло. Красные капли странной жидкости будто впитались в мою кожу, полностью растворившись и став со мной единым целым.
Страшилище вышло через ограду и вплотную приблизилось ко мне. Багровые потоки устремились ко мне, испугавшись, зажмурила глаза. Зловонное горячие дыхание коснулось моего лица.
– Я… пойду… с… тобой…
Приоткрыв один глаз, увидела лицо, слепленное из черепичных осколков. Пустая дырка вместо рта еле шевелилась. Огарки почти догорели, и взгляд теперь был тусклым и спокойным.
– Пугало?
Стало совсем темно. Поднялся сильный ветер, но пламя огарков спокойно разгоралось, успокаивая меня своим мерным теплом.
Бардовая жижа уже собралась большой лужей у моих ног. Словно оживая, она лизала мои ноги, моментально впитываясь в мою кожу. Поднималась вверх странными, едва блестящими пятнами, не оставляя и следа на туфельках и одежде.
Ветер усиливался, и я, не дыша, всё ещё смотрела в это уродливое, но почему-то теперь совсем не страшное лицо. Резкие порывы трепали подол платья и туго заплетённые косы.
– Как… ты… сказала?..
– Пугало, – осмелившись, коснулась рукой гладких черепков и с удивлением заметила, что рваная рана рта изобразила что-то похожее на улыбку. – Ты – Пугало. Зачем тебе идти со мной?
– Одна… не… справишься… – не замечая смрада и откровенной вони, равнодушно смотрела прямо в те впадины, что заменяли этому чучелу глаза. – Не… дойдёшь…
– Не дойду? Куда?
Пугало не ответил на мой вопрос, только выпрямился и направился к ручью. Стряхивая с себя оставшиеся капли, я торопливо побежала за ним.
– Куда мы идём? И зачем?
Чучело, хрустя соломой и чавкая стекающей жижей, упрямо шло к Жёлтой дороге.
– Куда я не дойду?
– К… замку…
– Замку?
Протянутая ладонь, набитая соломой, к удивлению оказалась очень тёплой и мягкой, совсем не мерзкой на ощупь, как могло показаться на первый взгляд.
С такой поддержкой мне стало не так страшно.
Ветер с корнем вырывал засохшую пшеницу и поднимал в воздух комья земли, пыль, ветки и жухлые листья. Но нас он не трогал. Словно мы были под невидимой защитой.
Когда мои туфельки звонко цокнули о знакомые жёлтые кирпичи, Пугало повернул ко мне свою большую голову и тихо прошелестел:
– Не… отпускай… меня…
В ответ я крепче сжала его ладонь, и мы уверенно двинулись вперёд. Туда, где бушевал ураган, в самое его сердце.
Я упрямо сжала губы и нахмурилась. Мне было не страшно.
***
2002
Тяжёлые шаги гулко отдавались в полупустом доме. Потолок нещадно скрипел, покрывая меня толстым слоем пыли.
Сонно потерев глаза, осмотрела комнату и не заметила ничего нового: старое эмалированное ведро в углу вместо туалета, миска с засохшими остатками еды у самой двери и привычная темнота. На улице всё ещё ночь. Иначе светлые полоски уже расчертили бы пол знакомым узором.
Мне было так хорошо и тепло, что я лежала не шелохнувшись. Даже голод отступил. И пить совсем не хотелось.
Какой странный сон…
В последнее время он снится мне всё чаще и чаще. И я совсем не понимаю его. Сейчас так даже просыпаться не хотелось.
Потерев руку и оттянув цепь в сторону, перевернулась на другой бок и попыталась снова заснуть. Глаза горели, мягкое тепло разливалось по телу, но сон всё никак не приходил.
В какой замок он собирался меня вести?
Что в этом замке?
И этот Пугало, который чучело, тот самый Пугало? Или я просто так назвала его. Первое слово, пришедшее в голову.
Что если мне остаться во сне? Возможно ли это? Что было бы дальше? Куда он отведёт меня? Интересно, как бы всё сложилось, не сверни я с Жёлтой дороги… Или Пугало сам бы меня нашёл?
Шаги наверху стихли. Испуганно подняв голову, прислушалась ко всему, что происходило в доме. Ничего.
Странное чувство тревоги и страх завладели мной. Обхватив себя руками, уткнулась носом в матрас и замерла.
Мама, как же мне страшно! Почему ты меня не ищешь? Почему не заберёшь отсюда? Ты же знаешь, кто забрал меня… Мама!
Глотая жгучие слёзы, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала, торопливо шмыгая носом. Я позволила себе непозволительную роскошь, как любит говорить Пугало. Сейчас никого нет рядом, никто не услышит и не увидит моих беззвучных всхлипываний.
Можно поплакать ещё чуть-чуть, а потом нужно будет торопливо утереть лицо и постараться выглядеть как обычно. Иначе…
Иногда я мысленно говорила с мамой. Мне казалось, что она должна слышать меня, должна чувствовать, что происходит со мной, что я ощущаю. Что таким образом я дам ей подсказку, где меня искать.
Я ей рассказывала, какие книги читаю. Что мне принесли поесть. Чем здесь пахнет. Если к полумраку комнаты я уже давно привыкла, то запахи стали моим единственным окошком в большой мир, ставший для меня недоступным.
Когда снег сошёл, и началась явная капель, я слышала ароматы свежей травы, мокрой земли и талого снега. Стоило только закрыть глаза, как я видела всё то, что творилось снаружи дома. Пусть окна были закрыты, пусть стены скрывали меня от окружающего мира, но они не могли сдерживать эти тонкие ароматы. Подползая поближе к окну, я пыталась разглядеть хоть что-то, прижималась носом к малейшей щёлочке и вдыхала свежий, чуть холодноватый ночной воздух.