Литмир - Электронная Библиотека

Щурюсь от слепящего глаза солнца. Вижу Тамару, которая мчится ко мне со всех ног, спотыкаясь.

Смеюсь:

– Ты чего, фюрера увидала? Прикатил к тебе на блестящей машине?

И она оказывается около меня. Сгибается, хватается за сердце, пытается отдышаться. Я даже вижу, как часто-часто пульсирует ее горло, а с волос струями бежит пот.

– Верка! – сипло орет и закашливается. – Вера! Ой, Вера… Там… Там…

– Иди ты, Том! Мне стол докрасить надо да к скамейкам приступить, а то от Вернера влетит.

– Вера! Там… такое! Там… Ой, Вер, ты просто не поверишь! Ой, Вер…

– Да чего случилось-то? Отдышись сначала, а после рассказывай.

Тамара заглатывает воздух, стряхивает со лба мокрющие волосы. Шарахается ко мне и свистящим шепотом выдает:

– Верка, иди со мной! Ты рухнешь, как увидишь! Вера! Только скорее… и тихо!

– Да некогда мне! Вон, Вернер вечно на меня зыркает да плеткой трясет, попробуй отлучись… Ты словами скажи. Ну, чего случилось-то?

Тамара вдруг прижимает руки к горлу и пучит глаза.

Оборачиваюсь, но ничего не вижу.

Злюсь:

– Том! Ты специально, да? Я же тебе гов…

– Иди со мной! Сейчас же!

Поджимаю губы. В который раз кидаю кисть в банку, оглядываясь на Вернера. Так, тот бутылкой какой-то увлекся… Ну, если быстренько…

Поспеваю за Тамарой. Она впихивает меня в гараж, больно поцарапав запястье.

Кричу:

– Что ты творишь вообще? Дура, что ли?! Что я здесь забыла?!

Здесь еще больше пахнет пылью. А еще свежим деревом и кислым металлом. Только темень такая, что разбить лоб проще простого.

– Тихо, – шипит Тамара. – Меня здесь машину мыть заставили.

– И ты хочешь, чтобы я тебе помогла? Том, я же тебе говорю: мне некогд…

– Молчи!

Я ее не вижу. Слышу только, как ударяются друг о друга под ее ногами доски. Что-то звякает – видимо, она опрокинула какую-нибудь железяку.

И вдруг раздается скрип – и открывается дверь, а солнечный свет падает на черный силуэт Тамары.

Другая дверь. Дверь, ведущая из гаража не в штаб, а на улицу. Та самая, в которую заезжают машины.

Та самая труба, ведущая из аквариума в океан.

– Они обычно ее снаружи запирают, – взволнованно шепчет Тамара. – А сейчас не заперли почему-то…

А я молчу.

Мы молчим.

Смотрим на мир, не ограниченный колючей проволокой. Смотрим на огромное-огромное поле, минуя которое, можно сбежать наконец домой. Смотрим, как высокая трава прогибается под горячим ветром.

Смотрим.

Но ничего не говорим. Тяжело дышим.

И смотрим.

– Ну?.. – шепчет Тамара, а моя рука оказывается в ее горячей и потной ладони.

Молчу.

– Вер? Ты со мной?

Сглатываю и отшатываюсь от дверей.

– А вдруг…

Сбиваюсь и хватаюсь за свою пульсирующую шею.

– Что «вдруг»?!

– Ну… Вдруг… Вдруг нас поймают… и тогда уже все…

– Ты думаешь, у нас еще такой шанс будет?!

Вжимаюсь в стену.

А что, если труба ведет не в океан, а прямиком в кастрюлю рыбаку?..

Хоть так сверкает и манит свободой…

Жмурюсь и вжимаю кулаки в глаза.

– Вера! Быстрей! Ну же! Сейчас кто-нибудь увидит!

– Но… Вдруг мы по дороге повстречаем немцев, и они нас схватят…

– Вера! Живей!

– Я… Я не смогу, наверное… Я… Я боюсь…

Тамара подлетает ко мне и хватает за запястье, но рука выскальзывает из ее мокрой ладони.

В полном отчаянии кричу:

– Но это же рискованно, Тома! Они убьют нас! Комендант нас убьет!

– Жить здесь лучше, да? Так. Ты, однако, выбирай. Либо идешь со мной прямо сейчас, либо я пойду одна.

Я с шумом вздыхаю.

Сжимаю губы и уверенно выхожу из гаража. Тамара улыбается и догоняет меня, а потом и вовсе перегоняет. Кричит из-за плеча, мол, быстрее, а то заметят…

А то заметят…

А мир вокруг кружится. Сухая трава немного колет босые пятки. Они не смогут нас догнать… Даже если увидят – догнать не смогут.

Если только не достанут пистолет…

Резко останавливаюсь.

Тамара уже перегнала меня метров на десять. С каждой секундой ее фигура уменьшается, сливается с желтым горизонтом…

– Я не смогу, Том, – одними губами шепчу я и сжимаю подол юбки. – Я не хочу умирать… Том, постой!

Но она меня, конечно, не слышит.

Она уже далеко.

А я пячусь назад. Снова оказываюсь в гараже. Закрываю двери и выползаю. В штаб.

Опираюсь затылком в стену. Даже в голове раздается сумасшедший пульс. Даже в глазах темнеет из-за него. И щиплет. Из-за пота и, наверное, слез…

Я ведь все еще вижу ее убегающую фигуру…

Но что-то упрямо тянуло меня назад. Словно какая-то невидимая стена воздвиглась вдруг передо мной и не давала сделать и шага.

Но это так глупо и трусливо! Так, насколько глупо и трусливо вообще может поступить человек в такой ситуации!

Сползаю по стене на землю. Вонзаю отросшие ногти под кожу коленей и взвываю. Вою, вою от собственной трусости и разочарования. Я могла бы бежать сейчас по полю с Тамарой, но…

– Эй, ты! Ты почему сидейт, когда тебя ждайт фажный дело?

Вдавливаю лицо в руки. Трясусь от гнева, в мясо раскусываю губы и впиваюсь пальцами на ногах в землю.

– Русиш! Ты быйт глухой?!

Медленно поднимаю на Вернера глаза. Сглатываю слезы.

Он хмурится.

Подходит к гаражу и толкает дверь.

Вскакиваю, хватаю его за край кителя и визжу:

– Стойте! Не надо, Вернер, остановитесь! Верн…

Он резко разворачивается. Стегает меня по руке концом плети.

Ладонь мгновенно немеет. Кожа покрывается водянистыми волдырями. Я падаю на колени и в отчаянии дергаю себя за волосы. Хоть бы Тамара успела сбежать… Хоть бы ее не поймали… Ведь если ее поймают – ее поймают из-за меня, а я себе этого никогда не прощу… Она должна быть уже далеко, ведь прошло…

А на земле лежит оса.

Свернутая в кольцо. С первого взгляда мертвая. И со второго – мертвая. С третьего пошевелит ниточками-лапками, с четвертого – дернет жалом…

Она лежит прямо около двери в гараж. Тонет в мусоре. Наверное, пыталась когда-то вскарабкаться на прилипший к земле леденец, а сейчас сдалась. Не потому, что у нее нет сил, и не потому, что она больна или ранена.

А потому что она нашла смысл своего существования.

Она нашла леденец. И сейчас, вдоволь насытившись, она просто умирала. И большего ей и не нужно…

– А ты знайт, что бывайт за побег?!

Как красиво горячий ветер вздымает обрывки опавших листьев. Они кружатся, словно приглашают меня к себе в танец, зовут, манят… Они тоже хотят сбежать отсюда – и тоже не могут. Слишком слабы. Наверное, в этом и выход. Наверное, нам всем помогает умение видеть красоту в природе. Я должна была улететь с ними. Но у меня слиплись крылья от сахарной конфеты.

Обжигающий ветер забирается под юбку. Босые ноги тонут в холодной земле, а мы стоим перед Вернером, который одной рукой держит за волосы Тамару, а другой размахивает перед нами хлыстом.

Вернер никогда никого не убивает. Никогда и никого. Нет, он не убьет, а лишь изувечит кнутом, который кажется уже продолжением его руки. Он просто боится, но не лишить человека жизни, а сделать это вопреки комендантскому слову.

Я твердо знаю, что Тамара выживет.

Правда, на остальное смотреть не хочу.

Оса не виновата, что не вернулась в гнездо. У осы просто слиплись в сахаре крылья, и она не смогла взлететь. Она умерла, но кому какое до этого дело?

Я не слушаю Вернера.

Я лишь смотрю, как красиво он вписывается в пейзаж.

Как обволакивают его ослепительные зеркала листьев. Желтые бабочки… они ведь его любят. Кружатся вокруг него и хотят одарить коротким поцелуем, а после – поднять и завлечь за собой в танец… Каждый мечтает с ним вальсировать, в эстетичном соперничестве они жаждут завладеть его вниманием, в плавном вальсе играются, смывая пыль с очерствевшего сердца штаба. Их преимущество – золотое чрево, и они рассыпают солнечное сияние на тысячи крохотных капелек света…

Вот только для Вернера это просто сентябрьские листья.

31
{"b":"766444","o":1}