– Привет. А ты чего так рано? И чего ко мне? Раньше ж не заходил.

– Да я все дома обхожу. У нас кошка пропала. Раньше все весной исчезала, потом возвращалась, а тут летом. Уж сколько я ее ждал, сколько звал – а ее нету. Вот, хожу, ищу. Может, видела? Желтая такая?

– К нам точно не забегала. Это все понятно, ну а так рано-то чего? Все люди спят, а ты их будишь.

– А мы ее отдать решили. Мамка в город через час уезжает, и кошку подруге увезет. Нужно успеть срочно найти, пока не уехала.

Я переплетаю свои пальцы. Думаю. Несмело протягиваю:

– Может, я тебе помогу искать?

– О, будет здорово! – казалось, он только этого и ждет. – Вместе мы быстро управимся! Ты, кстати, почему на танцы не ходишь?

– На какие танцы?

– Так это… Каждую субботу в клубе проводят. Все наши там всегда, только тебя одной нет. А на той неделе вообще, говорят, певица из Пскова приезжает! Выступать у нас будет!

– Известная?

– Да черт ее знает, вроде известная. Я же в певицах не особо… Вер, а ты что, босиком пойдешь?

Я опускаю взгляд на свои босые ступни. Машу рукой:

– Ай, да зачем лишний раз в избу бежать? Дверь скрипнет, мамку с папкой разбужу, а если Никитка встанет, никому покою не даст.

– Там камни острые, ноги изрежешь. Лучше обуйся, я подожду.

Я вздыхаю и разворачиваюсь.

Шлепаю босыми пятками по гальке. Легко поднимаюсь на крыльцо, вытираю ноги о полосатый половик и осторожно открываю дверь. Просовываю руку, нащупываю танкетки, вытягиваю, обуваю их и легкой походкой бегу к Сереже.

А он все улыбается. Я не могу смотреть на его улыбку, потому что всегда начинаю краснеть, глупо хихикать и сгорать от стыда. Поэтому тоже опускаю глаза, открываю скрипящую калитку и выхожу к нему.

– В последний раз когда виделись? – бормочу я и тереблю подол сарафана. – В школе?

– Ну, ты уже выдумала! Каждый раз к ручью за водой мимо твоего дома иду, а ты в огороде колупаешься.

– Так я же тебя не вижу!

– А разве я виноват?

Я замолкаю. Нет, он не обижается, он просто растерян. Вот и замолкаю, чтобы точно не обиделся.

Идем с ним по сухим камням, которые хрустят и шаркают под ногами. Травой мокрой пахнет да листвой с леса прет. Мой дом – последний на улице, а дальше лишь ручей, холм и плотный лес. Сергей сообщает, что все избы уже обошел, и теперь ему остается только искать кошку в лесу.

– Где ж ты ее в лесу найдешь? – я всплескиваю руками. – Одну маленькую кошку – да в огромном лесу?

Сергей вдруг останавливается. Так резко, что я чуть-чуть в него не врезаюсь. Оборачивается и тихо так, не поднимая глаз, бормочет:

– Да… Как бы тебе сказать… Не сбегала у меня никакая кошка.

Я сначала думаю, что он шутит. Потом смотрю на его серьезные глаза. На лицо, которое уже не украшено робкой улыбкой.

– Ты что, поднял меня в такую рань, чтобы просто найти предлог вывести на прогулку? – едва слышно шепчу я.

Сердце замирает. Я вздыхаю – и понимаю, что не могу выдохнуть. Ничего не могу поделать и с губами, которые растягиваются в улыбке, поэтому дрожащими ладонями прикрываю рот.

Сколько раз в школе я смотрела на его светлые кудри и боролась с желанием подлететь к нему и запустить руку в мягкие вьющиеся волосы? Сколько раз я, проходя мимо его избы, мельком заглядывала в окна, надеясь увидеть Сережу? Сколько раз мы с Машей думали, как завоевать его внимание? Сколько раз я чувствовала дрожь в животе, когда встречалась с его серыми глазами и нежной полуулыбкой?

И, оказывается, я тоже ему симпатична?!

– Ну, да. Рано, – он вздыхает, обнимает себя и идет дальше. Только вот куда – мне уже непонятно, поэтому я просто поспеваю за ним. – Я думал, ты с Павлом лошадей уйдешь забирать, а потом тебе некогда будет, ты ж все в своем огороде торчишь. Я каждую субботу тебя в клубе ищу, а найти не могу. Да, надо было догадаться… Ты ж не такая, как все. Все девчонки вон, компаниями, шушукаются все, а у тебя одна Машка. Другие на речку бегают, а ты дома сидишь, с лошадьми возишься.

– А что такого? Я люблю лошадей.

– Так я ж не в укор. Девочки все друг перед другом прическами хвалятся, а ты бумажки складываешь. Заговорить с тобой хочу, а ты нелюдимая, развернешься – и скорее в телегу. Да и видимся мы с тобой только в Пскове, ну, в школе, ясное дело. И здесь, в деревне. Я к ручью, а ты в огороде… И не заговоришь же с тобой, людей шугаешься, как заяц.

А я разве шугаюсь? Я не шугаюсь. Чего он там себе понавыдумывал? Заговорить стеснялся, вот и выдумал всякую ерунду.

– Так куда мы с тобой пойдем? – я пытаюсь его догнать, а у него шаги гигантские. Видать, привык один ходить…

– Можно на речку. Там сейчас как раз еще никого нет.

– Так вода холодная.

– Ну, или в лес.

– Клещей собирать?

– А вы с Машкой вообще хоть куда-нибудь ходите?

– С Машкой? Много где ходим. На поле ходим, коней смотреть… О! А давай братку догоним и с ним за конями пойдем? Я тебе своих покажу! У нас целых трое!

Как-то странно.

В школе я глядела на Сергея, как на солнце, которое невозможно достать. Разговаривала с ним только в мечтах, а дотрагиваться даже и в них не смела. Но сейчас мы просто бежим с ним за браткой, шутим, смеемся. Я беру его за руку – почему-то холодную, наверное, от волнения. Беру – и не ощущаю той дрожи и замирания в груди. А он ведь другой, совсем другой, не как недосягаемая крепость и предмет любований, а как обычный веселый парень.

Братку догоняем уже у самого поля. Я облокачиваюсь на березовую изгородь и затаив дыхание наблюдаю за конным стадом.

– Вот этот, – взволнованно шепчу я, указывая на коня, – коричневый, это наш. Донской. Любок его зовут, он меня в школу-то и возит, да и просто в город по делам папка с браткой на нем ездят. Его чуть-чуть в колхоз не отобрали, папка еле-еле с нужными дядьками договорился. Он телегу хорошо тянет, да и землю вспахивает хорошо, картошку окучивает. А недавно мы ему кобылу взяли, вот в аккурат недели три назад. Тоже донская, но мы ее на поле ко всем не пускаем, чтобы породы не смешивать.

Сережа взбирается на изгородь и усаживается на верхнюю жердь.

Я продолжаю:

– А тот, в самом конце, который о забор шею чешет – это калмыцкий. Мы его в отдельном загоне держим. Помнишь деду Гришу, ну, который около магазина жил? Это он нам калмыцкого отдал, еще жеребенком. В прошлом году деда Гриша помер, а конь нам исправно служит. Папка на них зарабатывает даже. Ну, кому вспахать, кому окучить… Лошади – это ж самые полезные из животных, ну куда в деревне без них? Это в городе все на машинах, все покупают… Ну и придумали эти машины. Зачем они? Всю жизнь на конях ездили, а сейчас машины какие-то! Не знаю, мне бы страшно было. Сидишь в железке замурованный, а железка эта сама еще и катится куда-то. И как люди вообще не боятся?

Мы долго коней смотрим. Уж братка ушел, а мы все стоим. Потом на речку бежим. Вода уже нагрелась, я по колени захожу, а Сергей смеется и брызгает. Ноги мои в иле тонут, поднимаю пятку, а на пятке – зеленый сгусток. Сережа в это время мои туфли спер – и давай убегать, а я за ним. Догоняю, отвешиваю ему подзатыльник, а он мне в извинение ромашки рвет. И так хорошо на душе, так легко, что хочется взобраться на крышу самого высокого дома и завизжать от счастья на весь мир.

Я уж и не заметила, как комары появились, а женщины коров назад стали гнать. Идем с ним – уставшие, но довольные. Волосы мои разлохматились, и торчат в них какие-то сучья с ветками, а сарафан в траве замарала. Уж не знаю, отстирается он теперь или нет. Мамка скажет, мол, опять уханькала, сил у меня уже нет тебе новые платья шить.

Ну и ладно! Поворчит да перестанет, а с Сережкой, кажется, мы еще долго будем вместе…

Тут вдруг со стороны громкоговорителя на столбе раздается хрип и шипение.

– Неужели сказать что-то хотят? – хмурится Сергей.

– Да ладно, на нем уже лет сто ничего не передавали. Не могло же случиться что-то настолько важное, чтобы…