В саду Бербанка на ряду с новыми ценными сортами овощей, удивлявших обилием урожая и формами растений, выведенных со специальной целью улучшения плодов, устойчивости стеблей, величины и формы листвы и т. п., на грядах и клумбах море цветов. Огромные луковичные растения с гигантскими цветами до 30 см в поперечнике — амариллисы, кринумы и гибриды между ними — удивительные произведения Бербанка, равных которым по красоте и аромату нет в дикой флоре всего мира. Коллекция лилий Бербанка — не только шедевр творчества замечательного художника, это — огромный вклад в мировую культурную флору, ее основной фонд лилий, культивируемых тысячелетия и лишь Бербанком воссозданных в разнообразнейших и дивных формах.

Но не только видные, ярко цветущие растения нашли себе место в садах Бербанка. Многие травы, дикие, не замечавшиеся человеком, использованы гениальным садоводом и приобрели под его руководством новые и неожиданные особенности. Так, не только трава пампасов получила яркую и привлекательную для человеческого глаза окраску, для культуры стали пригодными и такие дикие растения, как наш зверобой, выписанный Бербанком из России и превращенный в ряд культурных газонных форм, очень ценных из-за невзыскательности и быстрого отрастания.

«Карликовый каштан» Бербанка

Трудно перечислить даже самые важные и наиболее замечательные новые растения Бербанка, наполнявшие его сады в Санта-Розе и в Севастополе (в 11 километрах от Санта-Розы, при впадении речки Русской в Великий океан — участок площадью 8 га). Начиная с гигантских деревьев, разнообразных фруктов, древесных и кустарниковых форм, ягодных, полевых злаков, овощей и корнеплодов до газонных трав, бесчисленное множество растений обитало в садах Бербанка.

Белая ежевика

Феноменальная ягода «примус» — ежевика и малина одновременно, «солнечная ягода» — помесь двух несъедобных пасленовых, сливовый абрикос «плумкот» — совершенно новые растения Бероанка — сочетались со своими не менее удивительными соседями: вишней, у которой плоды свисали крупными гроздями, как виноград, белой ежевикой и др. Посетителей часто изумляло предложение Бербанка «нагнуться и сорвать созревшие плоды каштана». Люди, привыкшие видеть каштан крупным деревом, и не подозревали, что у Бербанка в Севастополе действительно произрастают деревья каштана, здоровые и хорошо плодоносящие, ростом взрослому человеку по колено. Вкусные плоды этого карликового каштана ничего не потеряли в величине и урожайности, а сбор их и уход за деревом крайне упростились. И так на каждом шагу посетителей садов Бербанка изумляли неистощимая выдумка, обширные знания, огромная власть над растениями этого маленького, живого и увлекающегося человека. И редко кому приходило в голову при виде обилия и богатства форм, Неистощимости фантазии в вопросах запахов, причудливости и изящества цветов, листвы, стеблей, плодов всевозможных растений, что их создание требовало не только исключительных способностей от их творца, не только энтузиазма и вдохновения, но и сверхчеловеческого многолетнего труда изо дня в день. Немногие из тысяч посетителей чудесного сада отдавали себе отчет в том, как тяжел и труден был для Бербанка не только его путь творчества, но и переход на него. Ведь перейти с доходного садового хозяйства на совершенно новую дорогу профессионального оригинатора — создателя новых растений, еще никем не испытанную и ничего материально не обещающую, можно было, только чувствуя непреодолимую потребности творчества и уверенность в своих силах. Бербанк не предавался иллюзиям; было бы совершенно неправильным считать, что он не отдавал себе отчета в необычайных трудностях, которые его ожидали на каждом шагу пути к признанию. Ему предстояло не только выводить новые сорта растений, он должен был еще и обеспечивать им выход на рынок, так как понятие «лучший сорт» не было и не могло быть общепризнанным: что оригинатор считает лучшим, еще не обязательно встречало сочувствующую оценку у промышленников. Кроме того, купить новое растение мог только садовод-профессионал, признавший безусловно выгодным для себя его приобретение за сравнительно высокую цену, так как оригинатор продать дешево новое растение не может из-за больших затрат по его выведению. Следовательно, только исключительным, бросающимся в глаза своей новизной, ценностью и оригинальностью новым сортам растений была обеспечена продажа. Это хорошо понимал Бербанк, и, тем не менее, он никогда не гнался за сенсацией, он не выводил сортов только ради их оригинальности и выгоды сбыта. Все растения сада Бербанка, все, что им описано в необыкновенном каталоге 1893 г., носило на себе печать не только замечательного уменья, но и глубокой мысли чрезвычайно требовательного к себе оригинатора, не знавшего иной цели, как создание более нужных человеку, лучших, урожайных фруктов, овощей и цветов.

Сам Бербанк много раз с грустью отмечал, что многие лучшие, по его оценке, выведенные им формы не находили покупателя, не получали доступа на рынок, но он никогда не подчинял свое творчество требованиям заказчиков, если это не совпадало с его идеалом искомого сорта. На профессиональных садоводов каталог Бербанка произвел впечатление совершенно несерьезной рекламы, оригинальной выдумки для неопытных любителей, ищущих чудес, но не умеющих разбираться в деловых вопросах садоводства. Только немногие промышленники-садоводы, знавшие Бербанка, отнеслись серьезно к его предложениям, хотя и предполагали, что описания каталога преувеличены. Некоторые из них посетили Бербанка, чтобы удостовериться лично в подлинности бербанковских чудес. Вспоминая эти посещения садоводов, Бербанк в «Жатве жизни» приводит один характерный для его тогдашнего окружения случай, переданный ему посетителем-садоводом, приехавшим за три тысячи миль, чтобы проверить на месте описанные в каталоге новые растения.

Когда этот посетитель сошел утром с поезда на пустынной маленькой станции, он случайно встретил старика, много лет работавшего у Бербанка. Узнав цель поездки незнакомого садовода, старик оживился: «Лютер Бербанк? О, я его знаю очень хорошо, очень давно знаю. У него раньше было большое, коммерчески поставленное садоводство, и у него были хорошие дела, но он его продал и теперь засаживает обширные пространства разной разностью. Весной любовно ухаживает за своими посадками, а когда наступает лето, он большую часть растений вырывает и сжигает. Именно сжигает! Слышали ли вы когда-нибудь о подобном сумасшествии? У него остается куча сорной травы, которую он готов продать, но я не дал бы ему за все и пятидесяти долларов. Теперь вы имеете представление о Бербанке!»

Рассказывая эту историю Бербанку, садовод с востока весело смеялся. Обойдя бербанковские сады, он выбрал из новинок семь растений и тут же положил за них на стол шесть тысяч долларов. Очень довольный этой сделкой, он после рассказывал Бербанку, что заработал на этом деле большие деньги. С тех пор этот садовод, а потом и его сыновья были постоянными покупателями бербанковских новинок.

Все растения, описанные в необыкновенном каталоге Бербанка, были им распроданы в течение одного года. И за ним упрочилась слава создателя новых растений, не меркнувшая, а все выраставшая с годами.

IV. ГЕНИАЛЬНЫЙ САДОВНИК

1. Как Бербанк выращивал растения

Знаменитый голландский ботаник Де-Фриз назвал Бербанка «гениальным садовником». Он высоко ценил Бербанка и, очевидно, не имел намерения обидеть его таким наименованием. Де-Фриз хотел подчеркнуть две бербанковские особенности: совершенно исключительный самобытный, проникновенный ум, идущий своим путем, и его почти полную теоретическую беспомощность, мастерство «от практики и таланта», но не вооруженное научными знаниями. Ведь садовник — это только практик, не понимающий и не умеющий объяснить, что и как происходит у воспитываемых им растений. Садовнику противопоставляют обычно садовода, ведущего работу с растениями на научных основах. В жизни, как во времена Бербанка, так и в наши дни, очень часто садовник-практик, владеющий в совершенстве всеми приемами ухода за растениями, их выращивания, не знает самых элементарных законов жизни и развития растительного организма, и, с другой стороны, очень не редок садовод, разбирающийся в важнейших жизненных проявлениях и запросах растения, но не умеющий правильно взять в руки садовый нож. Еще реже ученый ботаник бывает одновременно и натуралистом, широко охватывающим явления природы, и садоводом, имеющим все прикладные садоводственные знания, и хорошим садовником одновременно. Если б к тому же такой ученый ботаник, садовод и садовник обладал живым умом и талантом, то, наверное, смог бы выполнять сложные опыты перестройки растений, так как от него не ускользнула бы связь жизненных явлений растительного организма и способы направить их в желательную сторону.