После института на два года отправили служить лейтенантом. Командиром танкового взвода. Одни наряды сменялись другими. Было в них скучно, и я от нечего делать вспомнил детство и стал кидать штык-нож. В наряды ходил часто и быстро натренировался кидать как прежде.

Служить мне нравилось, и через полгода службы я стал подумывать, не остаться ли в армии. Не перейти ли из двухгодичников, в кадровые.

Зимой на больших учениях так приключилось, что мой танк свалился в ущелье. Перевернулся два раза с боку на бок и встал на башню. Танк – машина железная, синяков все, кто в ней был, получили много, но обошлось без переломов. Пришли в себя. Я открыл десантный люк, вылез наружу, быстро все сообразил. Вызвал по рации ремонтников со спецтехникой, подцепили мои танкисты вместе с ними танк и, через систему полиспастов вытащили. Вытащили, быстро проверили все, что положено, я сел за рычаги и помчался догонять батальон.

Командующий округом оказался свидетелем наших кувырканий и всего остального. Действия мои ему понравились. На марше он долго пытался догнать мой танк, а когда все-таки остановил, потребовал доложить обстановку. Я доложил. Четко показал на карте, где должен быть мой батальон и как я пытаюсь срезать расстояние и догнать его до развертывания.

Генерал выслушал, потребовал объяснить причину аварии, я рассказал. Объяснил, что танк шел в конце колонны, что горную дорогу разбило гусеницами тридцати машин, что прямо под нашим танком начался оползень, мы почувствовали его, попробовали ускорить движение, но машина, которая была перед нашим танком, заглохла, остановилась, и сделать мы ничего не смогли. Танк пополз. Я отдал команду экипажу уцепиться за все, что возможно, чтобы не болтало при переворачивании.

Командующий посмеялся над корявым рассказом. Спросил о травмах. Когда узнал, что ничего серьезного, пожал мне руку и сказал:

– Молодец, старший лейтенант.

Командир полка, стоявший рядом, поправил:

– Он лейтенант. Двухгодичник.

– С сегодняшнего дня старший, – отрезал генерал и, уже обращаясь к адъютанту, приказал: – Запишешь фамилию и подготовь сегодня же приказ. А не хотите ли после двух лет продолжить службу, товарищ старший лейтенант? – снова обратился он ко мне.

– Так точно. Я давно об этом размышлял, товарищ генерал. А раз уж так случилось, то значит, это судьба.

– Судьба, – усмехнулся он, – а если бы я не видел, как все было, или если бы увидел просто перевернутый танк и не понял бы, что деваться тебе было некуда от этого оползня, или если бы погибли люди?

– Если бы экипаж вел машину «по-походному», могли погибнуть, но мы вели «по-боевому», конечно, так сложней, зато все живы, – ответил я.

– Товарищ командир полка, он дело говорит, а у тебя половина экипажей вели «по-походному», – генерал вновь повернулся к командиру.

Командир зло зыркнул на меня: мол, меньше трепись, командующий уедет, а я останусь.

Но фортуна мне в тот день улыбалась. Командующий перехватил взгляд полковника.

– А что ты еще умеешь делать, сынок? – снова спросил он.

– Немного занимался борьбой, есть разряд по стрельбе… – И неожиданно из меня выскочило: – Кидаю ножи.

– Чего?

– Кидаю в цель нож. – Я был уже и сам не рад длинному языку.

– Покажи!

Я крикнул своим танкистам, чтобы дали мне штык-нож.

– Куда кинуть?

– А вон в ту сосну, – генерал завелся, как пацан, а я, наоборот, совсем успокоился.

Штык-нож вонзился в сосну.

– Молодец! Где научился? На военных кафедрах этому не обучают.

– Это с детства, товарищ командующий, у нас в поселке все так кидают, еще и лучше.

– Как уж лучше?

– Показать?

– Ты мне сегодня все ученья сорвешь, ну показывай.

Я взял два штык-ножа, секунд пять сосредотачивался и, когда понял, что попаду, с двух рук бросил ножи в стоявшие рядом деревья. Попал.

– Правда, так у меня не всегда получается, – признался я.

– Сегодня, наверное, твой день. – Генерал, повернувшись к командиру полка, приказал: – Товарищ полковник, я у тебя его забираю. Сразу после учений. Не задерживать ни на день.

– Есть, – ответил комполка.

Так я оказался в штабе округа. Потом были курсы «Выстрел», потом служба в разведбате в Венгрии. Там опять повезло.

Во время учений мне с двумя воинами удалось захватить карту командующего условного противника. Был большой переполох, но мы залегли на хуторе у моей подружки и неделю не высовывали носа. Когда улеглось, переоделись в гражданку и вернулись с картой к себе. Мне за это дали орден Красной Звезды и направили поступать в одно очень интересное учебное заведение. После несложных экзаменов было собеседование. Каждый из двадцати пяти поступающих входил в кабинет и через минуту, мало чего понимая, выходил. Вошел и я. За столом сидел мужичок в гражданке. Я отрапортовал, как учили, он сказал: «Свободен», и я вышел.

Потом всех собрали и зачитали, кто поступил. Прошло трое. Меня в списке не было. Подполковник, зачитавший список, переговорил с каждым. Мне сказал, что я не прошел из-за запоминающейся внешности. А еще он сказал, что если есть желание, то могу без экзаменов поступить в Академию имени Фрунзе. Я согласился.

Три года в академии пролетели быстро. А перед выпуском я сорвался. Набил морду одному старлею за то, что издевался на полигоне над солдатиком, самым безобидным и слабым. Старлей оказался сынком большого чина в управлении кадров. Меня отчислили из академии, запихнули в Тмутаракань. Там устроили суд офицерской чести, сняли звезду с погон, и проторчал я почти пятнадцать лет начальником штаба батальона.

Там женился и пристрастился к чтению, охоте и прочим мелким провинциальным радостям. Времени было больше, чем надо. Дети росли. Мы с женой старели.

Со своими «академиками» я переписывался, иногда встречались. Только когда не стало злопамятного чинуши, друзьям удалось вытащить меня из безымянной дыры. Но годы ушли, и почти случайно я стал начальником штаба полка в моем родном волжском городе, с которым, кроме могил родителей, меня к тому времени ничего не связывало.

Наступили горбачевские, а потом ельцинские времена.

Однажды на совещании в областной администрации ко мне подошел завотделом и предложил помочь одному фермеру в уборке урожая. Я согласился. Полк направил ему воинов, а за работу он расплатился картошкой, капустой и другими овощами. Зимой с финансированием стало совсем туго, и эти овощи нас здорово выручили. После этого завотделом частенько стал обращаться ко мне, и у нас завязались серьезные деловые отношения. Полк помогал ему то техникой, то людьми, взамен получали продукты, бензин, да много что еще.

Когда его сыну пришла пора служить, я договорился с военкомом, чтобы младшего направили в мой полк. Два года парень был писарем у меня в штабе, а я окончательно сдружился с его отцом. К тому времени он ушел из администрации и занялся бизнесом. Отслужив, и сын подключился к его деятельности. Время от времени мы продолжали встречаться, а когда пришла пора моего увольнения, предложил мне работать у него. Так я стал замдиректора по кадрам.

Дети мои обзавелись семьями и уехали. Дочка в Москву, сын – в Питер. Жена, увы, умерла. Умерла по-глупому, хотя кто умирает по-умному? Попала под машину. Шла по переходу на зеленый свет, и какая-то иномарка на огромной скорости сбила ее. Сбила, не остановилась, умчалась. Пока приехала «скорая», пока везли, ее не стало. В общем, остался я один. Квартиру трехкомнатную разменял на две однокомнатные почти рядом в центре города. Одну стал сдавать и кроме пенсии с зарплатой получаю еще от этого добавок. И самому хватает, и детям помогаю.

Работа, работа, дурная забота.

Что же мне сегодня надо сделать? С утра созвониться с «трудоустройцами» из городского бюро, заказать трех сварщиков. Потом дать объявление в газету. Мои боссы решили, кроме прочего, типографским делом заняться. Печатать этикетки, буклеты, рекламы. Мужики соображение, говорят, что скоро выборы и будет много заказов, а большинство кандидатов с ними знакомы. Так что мое дело – набрать печатников и редактора на компьютерный набор, а их – получить лицензию.