И начал местный народишка этот клад искать. Сначала несколько мужиков, а потом, когда выкопали кувшин с десятком серебряных и золотых монет, вся деревня копать стала.

Пшеницу сеять перестали, скотину порезали и роют, роют, роют. Обносились. Новую одежду купить нету денег, а сшить не из чего. Живут впроголодь. Едят только то, что бабы на огородах сажают – капусту да картошку. Одичали. Все время молчат да землю копают. Клад ищут. Говорить почти разучились.

Усадьбу барскую по дощечкам разобрали. Фундамент вырыли. На последнем камне пятак нашли, и все. Другие бы плюнули на это дело, по городам разъехались. Новую жизнь начали, а у этих одна цель – клад. Не мог, говорят, барин все с собой увезти. Закопал. Еле ходят, а копают.

В середине тридцатых всех мужиков и половину баб, как саботажников колхозного строительства, попересажали. В пятидесятых те, которые уцелели, вернулись в родную деревню и сперва тайком, а затем в открытую принялись за старое.

В других деревнях детей рожают, люди учиться стали, дома новые построили. Хотя и тяжело, но все-таки слегка получше жить стали. А эти молчат и копают. Зачем? Для чего?

Люди вокруг жили, влюблялись, детей рожали, внуков нянчили, а эти…

Петр разлил остатки водки по рюмкам, друзья чокнулись, выпили, запили пивом. Помолчали. Потом Петр достал из сумки свернутые пополам листы и начал чтение очередных полезных советов.

Как отличить поддельный камень

Иногда невозможно точно определить природное или искусственное происхождение камня. Для непрофессионалов в этой области есть несколько простых визуальных способов диагностики.

Бриллиантовая огранка алмаза устроена таким образом, что весь свет, входящий в камень, полностью от него отражается, поэтому если вы посмотрите бриллиант на свет, то увидите лишь блестящую точку.

Рубин. Если вы видите крупный, красивый, густо окрашенный камень, можете быть уверены – это синтетический рубин (в природе такие встречаются довольно редко). Настоящий рубин никогда не бывает абсолютно «чистым» – включения, увиденные через лупу, смотрятся как микроскопические белые пятнышки. Также характерно неравномерное распределение цвета в камне, маленькие изогнутые полоски видны только при хорошем увеличении.

Стекло довольно легко отличить от драгоценного камня по твердости (оно без усилий царапается иголкой), а если прикоснуться к нему кончиком языка, то камень будет холодным, а стекло окажется теплым.

– Да, – протянул Костя, – много фальши и подделок нынче вываливают на нас. Попробуй, разберись, где алмаз, а где стекляшка. Где правда, а где наоборот. Это ты верно подмечаешь.

Коротов не сразу почувствовал перемены в городской ситуации. Однако когда стали из недели в неделю снижаться доходы от кооперативов, когда зачастили проверки инспекций и знакомый Звягина следователь прокуратуры сказал, что помочь ничем не может, что дела в отношении, как он выразился, «зарвавшихся и жиреющих на теле трудового народа» кооператоров находятся под контролем областного прокурора, понял, что надо перехватывать инициативу.

Коротов сообразил, кто стоит за всеми этими проверками. Он пробовал беседовать по душам с горисполкомовскими чиновниками. Выяснить, как можно надавить на Лизова, прижать его, не получалось.

Оказалось, что все, кто хоть как-то был связан с его заводом, либо сокращены, либо отправлены с почетом на пенсию, либо переведены в службы, не связанные напрямую с аппаратом района и города.

– Ну, сучара Лизов, – злился Коротов, – все концы обрубил. Да как быстро докумекал. Хорошо кадровую службу поставил. Ну да мы на тебя найдем управу. Укоротим, комсомолец хренов.

Работу против Лизова он поручил тому же Звягину. Идея была проста и традиционна. Собрать информацию, подтасовать некоторые моменты и представить в обком. Сразу всего не выкладывать, самый жареный и сомнительный компромат приберечь на финал, когда проверять будет некогда и в ход пойдут эмоции, а не факты.

Звягину идея не понравилась, но высказывать свое мнение он не привык. Сказал традиционное «Есть» и вышел из кабинета Коротова. В своем же маленьком кабинетике стал размышлять.

Уже не впервые Коротов поручал ему такие мерзопакостные дела. Однако раньше он это обосновывал заботами о процветании завода, его сотрудников:

– Коллективу в нынешних тяжелых условиях традиционными методами не выжить. Ты это сам отлично понимаешь, Николай, – говорил он тихим голосом, как бы приобщая Звягина к высшей государственной мудрости, делая его соратником, посвященным в таинства процессов перестройки во всесоюзном масштабе. – Ситуация в стране изменилась, а законодательство отстает. Я в Москве обсуждал это. В Совмине, там так и сказали: «Законодательство постепенно подтянем, а пока проявляйте инициативу».

Звягину вначале такое отношение льстило, но постепенно, сравнивая слова и конкретные дела Коротова, он всё более скептически настраивался к своему начальнику. Хотя был благодарен за помощь в лечении, устройстве на работу. Да и деньги в последнее время перепадали ему немалые. Но деньги и появлявшаяся власть не перевешивали старую выучку и убеждения. Он знал, что такое хорошо и что такое плохо.

Одно дело, когда со своими ребятами-афганцами он ломал уголовников или бывших спортсменов, обиравших кооператоров и организовывал охрану кооперативов. Но на этот раз! Собирать компромат на первого секретаря райкома. Да его самого из партии выкинут, если узнают.

«Это дело по моему бывшему ведомству, – рассуждал Звягин. – Если бы я, когда там работал, узнал, что какая-то сволочь копает под первого секретаря без санкции прокурора, а только потому, что тот прижал хвост дельцам, я бы этого энергичного молодого человека раскрутил лет на десять».

В голову Звягина лезли разные мысли, он пытался анализировать их, но все рассуждения заканчивались одной фразой: «А на хрена это мне надо!».

С другой стороны, деньги, которые получал как председатель охранного кооператива, лишними не были. Стоит ему отказаться от приказа Коротова, как вылетит он и с завода, и с председателей в пять минут. А на одну пенсию жить неохота. Так и ушел в этот вечер Звягин с работы, не решив, как ему действовать.

Лизов про козни Коротова узнал быстро.

– Компромат собирает. Ну ладно, бог в помощь. Мы тебе, дорогой товарищ Коротов, тоже сделаем козью морду.

Лизов уже давно собирался подготовить экологическую акцию против коротовского завода.

Рассуждения его были по-своему справедливы.

– Завод городу практически не помогает, а экологию отравляет. Особенно непонятна давняя история с вывозом урановой стружки и вообще с захоронением ядовитых заводских отходов неизвестно где. Да и теперь этот Коротов людей продолжает гробить, а денег на строительство медицинского центра не дает, – проговаривал Лизов свое будущее выступление перед активистами местного экологического клуба «ЭКОМИР».

Выступление состоялось. Прошло весьма бурно. Экологические спасители мира, почувствовав, что Лизов на их стороне, взвинтили общественность города. Именно тогда и появился на привокзальной площади тот знаменитый транспарант против Преображенского инструментального завода:

«ПИЗ – НЕТ»

Коротов в это время был в очередной командировке в Москве, Витов тоже уезжал и, увидев возле вокзала надпись, приказал провожавшему его председателю профкома организовать ответную акцию:

– Собери митинг трудящихся. Пусть народ выступит. Сам расскажи про заботу завода о городе. О бесплатных путевках в заводской санаторий, пионерлагерях. И ответный плакат организуй, хлесткий, лаконичный. Короче, действуй.

Витов уехал, профкомовский босс провел митинг и уже поздно вечером, вспомнив приказ, впопыхах написал и повесил ответный плакат.