– Я подумала, раз я уже замешана, пусть хоть что-то я от этого получу, не зря же неслась столько. Когда мы направились к выходу, я схватила их с полочки, они показались мне вполне симпатичными.

– Дак это из-за тебя за нами погнался тот охранник! Ведь он не видел, как я тырю парфюм. Если бы он всё-таки, каким-либо не ведомым для меня образом узрел это, тогда бы подошёл гораздо раньше, – это не было упрёком, я не могла упрекать её за то, что только что сделала сама. – Зато было весело, правда только ровно до того момента, пока моё сердце не пыталось разорвать грудь, а обед не старался выползти с моего желудка.

– Мне было страшно. Страшно, что нас поймают.

– Однако ты добровольно всё для этого сделала. Дай хоть оценить аромат, может я зря прикупила свой.

– Прикупила? Мы были в разных пространствах или мне показалось?

Вынув из коробочки, она прыскает себе на руку. Лицо Марины искажается недовольной миной, и кажись, я сделала правильный выбор.

– Всё настолько плохо?

Я наклоняюсь к её руке и меня обдаёт отвратительным запахом, мне даже сложно понять, аромат чего это.

– Ко мне лет пять назад приезжала бабушка, кстати это была наша единственная встреча. Впрочем, это неважно, от неё воняло именно этим, – я ткнула пальцем в коробку с духами. – Ещё она жила со мной в комнате, поэтому после неё вонял буквально каждый сантиметр моей территории. Я до сих пор помню, как неделю, если не больше, я пыталась избавиться от него.

У Марины вырвался смешок, должно быть излишней моей эмоциональность, с которой я всё рассказываю. Такую отвратительную ситуацию невозможно описать по-другому, я хочу, чтобы Марина поняла, «что мне тогда пришлось пережить». Хотя воспоминания с того бабушкиного визита остались по большей мере положительными, не считая конечно этой вони. Мне нравилось, что пока она с нами жила, мама никого не приводила домой, а потому я могла не переживать, что однажды, встав ночью в туалет, обнаружу незакрытой дверь в мамину комнату и разгляжу нелицеприятные сцены, как это случалось пару раз. После такого я почему-то испытывала отвращение к маме. Когда утром мы пересекались с ней на кухне, я старалась не смотреть на неё и как можно меньше взаимодействовать, потому что любое общение тогда вызывало приступ тошноты. Понятно, что она взрослая женщина и сама может решить с кем ей разделять постель, но я бы предпочла, чтобы она занималась сексом в моё отсутствие дома или хотя бы запирала при этом дверь, думаю, это не такие уж и грандиозные пожелания.

– Видимо, воровать не моё.

– Дело в опыте. Я, конечно, не спец, далеко не спец, но всё-таки полагаю, что так.

– Так, нет. Никакого опыта не будет, это был исключительный случай.

– Ты сейчас серьёзно? Ладно, сделаем вид, что поверили, – усмешка вырвалась из меня.

Я направилась неспеша в сторону дома.

– Ты мне не веришь? – Марина нагнала меня и уже шла рядом. Она всерьёз восприняла мои слова, но я даже не пыталась задеть её чувства, я лишь попыталась намекнуть. Слова слишком часто интерпретируются неверно.

– Конечно верю. Только вот, такое я где-то уже слышала, – я подмигнула ей, что ужасно взбесило её. А вот сейчас я уже прекрасно знала, что делаю. Меня начала подбешивать Марина, иногда она невыносима. И в такие моменты я намерено играю на её нервах, как на струнах гитары. Не, ну, а что она?

– Что?

– Ничего, не раздражайся. Я всего лишь хочу сказать, что ты не всегда отвечаешь за свои слова, – я ускорила шаг. Фразу о том, что это был исключительный случай, я слышу, как минимум в третий раз. Да, я всегда являюсь зачинщицей таких ситуаций, но у каждого есть голова на плечах. Тем более, меня раздражает совсем не это, а то, что она строит из себя правильную девочку, но я знаю её настоящую. Подруга безумней меня, но Марина не признаёт это в себе, а это значит, что безумие находится вне её контроля и может проявляться в самых страшных формах.

Наконец-то мы дошли до места, где нам предстоит разойтись.

– Созвонимся.

Вроде всё так, но в то же время всё далеко не так – Марина добавила капельку этой тошноты в такой чудесный день.

Когда я уже подходила к подъезду, то увидела машину прилизыша. Да что такое, кто портит мой день-то, а главное за что.

Каждый раз при нашей с прилизышем встречи на его лице натягивается фальшивая улыбка. Сейчас же я стараюсь с ним не пересекаться: если он приходит, то я либо сижу у себя в комнате с закрытой дверью, либо стараюсь по-тихому свалить из дома, потому что разговоры с ним самое отвратительное, что может случится. Этот мужчина всегда такой аккуратный, такой чистый, такой порядочный. При его виде меня немного передёргивает. Боже, меня раздражает чистота в человеке, что будет дальше?

Кажется, я «нереальный везунчик» – прилизыш прямо сейчас выходит из подъезда, а я подхожу, прятаться уже слишком поздно. Надеюсь, он не заметит лёгкого смятения моего тела или резкого порыва, когда я его заметила и решила, что может успею куда-нибудь заныкаться.

– Здрасте, – слышно ли моё отвращение в голосе, которое я, между тем, не так уж и скрываю.

Он придерживает рукой дверь подъезда и с заинтересованностью смотрит на меня:

– Добрый день. Мама сказала, что ты не хочешь с нами лететь. Почему? – он смотрел мне в глаза с надеждой получить искренний ответ, даже жаль было его разочаровывать:

– Просто не хочу, – пожав плечами, ответила я.

Он заглядывает мне в глаза. Не верит, впрочем, кому есть до этого дела.

– Я пойду, много дел, думаю, вы понимаете, – выдумываю я.

– До встречи.

Я махнула рукой, растянула улыбку на своём лице и сразу захлопнула дверь. Почему снова и снова я с ним сталкиваюсь? Мне претит, что прилизыш никак наконец не может понять, что наше общение высасывает всю мою энергию, так как приходится притворяться, а я ненавижу это дело. Хотя… Кто сказал, что он не понимает? Ведь он не глупый, по крайней мере, я так считаю. Тогда, почему же он всё это делает? Специально? Мне назло?

Должно быть, мама не слышала, как я отворила входную дверь, так как она громко пела, собирая при этом чемодан. Меня всегда зачаровывает её пение, создаётся впечатление, что внизу вместо ног она прячет птичьи лапки, подобно сиренам, потому что у простой женщины не может быть такого прекрасного, ангельского голоса, не убьёт ли мама меня после? Сейчас я застыла, прислонившись к стене.

– Stop callin', stop callin', I don't wanna think anymore, – мама, объятая моментом, изящно откинула тёмно-каштановые волосы и, раскачивая бёдра, развернулась в мою сторону. Её веки были опущены и лишь сейчас она их поднимает, голубые глаза с ужасом на меня смотрят.

– Лина, дорогая, – она переводит дыхание, с волнением оглядывает комнату, будто я застала её за чем-то неприличным.

Я подошла к маме и крепко к ней прижалась. У меня всегда происходят такие тактильные приступы, когда я переполнена эмоциями. А ещё мама такая счастливая, я давно её не видела такой. Я рада, а то смотреть на её кислую мину, которая появляется каждый раз, когда она завершает очередные отношения, уже надоело.

– Леди Гага?

Мама кивает головой и говорит:

– Ты не передумала насчёт поездки?

Я отрицательно мотаю головой. Год назад я была бы счастлива, узнав о предстоящей поездки, но сейчас мне не хочется оставлять близких мне людей. Иногда мне кажется, что если я уеду, если пробуду дома больше должного, не пойду гулять, то всё здесь рухнет и у меня больше ничего не будет, я останусь одна.

– Там всё-таки отдых, море и всё такое. Тем более, твоему бледному личику отлично бы подошёл загар, – мама провела рукой по моей щеке. – Ладно, это твоё решение.

Мама вернулась к сбору чемодана. Я смотрю на неё и вижу, что она вся светится, каждое её движение такое лёгкое, такое непринуждённое, такое женственное, моё сердце наполняется какой-то светлой тоской. Кое-что я поняла – я хочу её видеть такой всегда, плевать, насколько отвратителен мне прилизыш, я буду его терпеть, уважительно с ним общаться, ради маминой улыбки, ради её смеха и ради её песен. Она счастлива, пусть это счастье и вызвано всегда одним и тем же – новыми отношениями, но внутри меня все равно разливается радость.