Как только выбрались на площадь трёх вокзалов, девушка что-то шепнула своему ворону, он опять сказал «кра!» и полетел в сторону гостиницы «Ленинградская», быстро скрывшись в московском небе.

– Теперь номер вашего телефона, – бесцеремонно потребовал я. – Пока до места не довезу, отвечаю за вас.

– Отвечаете? – как-то нехорошо улыбнулась Олёна, снова прячась за круглыми чёрными очками. – Ну что ж, отвечайте. Только никогда не спорьте со мной, а то у меня эниссофобия – боязнь критики. Набирайте номер…

Мой приятель ждал в условленном месте. Мы поздоровались, и я представил свою спутницу.

– Очень приятно, Эндрю, – уважительно сообщил Андрюха, оглядывая девушку с ног до головы. – Как-то неэкспедиционно вы одеты. Нам дальняя дорога через дикие места предстоит. Через быстрые полноводные реки, топкие болота и тёмные леса. Я тут посмотрел, сначала-то ехать просто. Сейчас мы на Садовое, потом прямо по Ленинградке и до поворота на Волково, потом до самого Волкова и на пристань. Паромом на другой берег, а затем конкретно у людей дорогу выспрашивать придётся. Там дальше густой лес начинается. Мой навигатор что-то странное показывает и никакой деревни Дубовье близко от тех координат не нашёл. С какой стороны сквозь эту чащобу пробираться, ума не приложу.

– Ничего, я привычная, – усмехнулась Олёна, загружая свой чемодан в открытый Андрюхой багажник. – Костюмчик для экстрима у меня с собой имеется. А что? Переоденусь потом, когда надобность наступит. Со мной не пропадёте!

«Вот уж не знаю», – подумал я, а вслух спросил:

– Никому ничего купить не надо? Морожнава, пирожнава? Орешков в дорогу? Еды, воды, чипсов? Нет?

Девушка хихикнула, ничего не сказала и молча уселась на переднее сидение. Получалось так, что от перечисленного все дружно отказались. Ну и ладно, была бы честь предложена. Я тоже залез в машину, и мы поехали.

Улицы были почти свободны. Если в середине буднего дня на Садовом кольце движение местами бывает иногда затруднено, то вылетные магистрали оказались мало загружены. Москва мне всегда представлялась довольно хаотичным городом. На Ленинградском проспекте стало заметно легче, поэтому из Москвы мы выехали сравнительно быстро, если не считать традиционной пробки перед МКАД. Здесь ненадолго застряли. Зато перед поворотом на шоссе А107 попали в настоящую пробку и встали плотно. Мимо нас по обочине пролетел чей-то автомобиль, едва не сбивший моему другу зеркало.

Андрюха разразился длинной матерной тирадой в адрес этого «обочечника». В заключение мой друг помянул подряд самку собаки, сленговое обозначение лица нетрадиционной ориентации и падшую женщину, зарабатывающую сексуальными услугами. Правда, надо отдать ему должное, Андрюха всё же извинился перед девушкой. Та захихикала, тоже что-то ответила, и они вдруг сцепились во внезапном споре. Будто с цепи сорвались.

Их неожиданное столкновение продолжалось долго, до самого поворота на Белозёрки. Бо́льшую часть диалога я пропустил мимо ушей, ибо не вслушивался. Думал о своём, и чужая полемика не слишком-то меня беспокоила. Но с определённого момента, когда страсти накалились, их разговор привлёк моё внимание. Олёна спорила, Андрюха настаивал, и их перепалка постепенно начинала надоедать. Оказывается, они не сошлись во мнениях относительно возможных и допустимых действий против нарушителей движения. Андрюха призывал на всех стучать в дорожную полицию, девушка возражала.

– …Вообще, я вас поняла, – резюмировала Олёна. – Вы всегда выше обстоятельств. Идеалист. Святее папы римского. Давно хотела с таким человеком пообщаться. Всего хорошего и удачи.

– Поворот на Белозёрки! – громко объявил я, стараясь перекричать спорщиков. – Полдороги, считайте, уже позади.

– Ура-а-а! – вскричала девушка.

– Зато самое интересное впереди, – мрачно пробурчал Андрюха.

Олёна снова хихикнула, но развивать мысль не стала. Девушка отвернулась и принялась увлечённо рассматривать местность за окном. Больше ни Олёна, ни Андрюха не разговаривали, и дальше мы ехали практически молча. Воцарилось затишье, что меня вполне устраивало. Музыку мой друг не включал, а всякие аудиокниги не заводил из-за презрения к самому факту их существования. Иногда, правда, он надевал гарнитуру, но что там слушал, оставалось неведомым. До меня не доносилось ни звука из его наушников.

С Андрюхой мы познакомились давно, ещё в детстве. Лет десяти от роду провалился я во время дождя в яму: коммунальщики ремонтировали трубу, а зарыть не успели. Помню: глина осыпается, внизу жижа липкая, всё осклизлое, не могу выбраться. Помог проходивший мимо парень, который услышал мои крики. Андрюха меня вытащил. Дружили с тех пор. И всякий раз, когда я во что-нибудь вляпывался, он неизменно говорил: «Опять из дерьма тебя вытаскивать?» Каждый раз после очередного такого «вытаскивания» чувствовал я себя очень неудобно, причём чем дальше, тем больше. В результате лет двадцать Андрюха ниоткуда меня не спасал. А последние лет пятнадцать мы не общались вовсе. Сначала я ушёл с «Одноклассников. ру», где прежде со всеми переписывался, а потом вообще стал появляться в интернете лишь под псевдонимом. В соцсетях тоже ничего настоящего старался не показывать, вот связи и оборвались.

После парома мой друг поехал к новенькому, только что построенному магазинчику: захотелось ему чего-нибудь пожевать и попить. Я вылез из машины и обратился к местному мужичку, который смачно жевал хот-дог. Вдруг подумалось, что хорошо бы мне тоже перекусить, но что-то остановило, и от мысли я отмахнулся. Вежливо поздоровавшись и пожелав незнакомцу приятного аппетита, я извинился за беспокойство и спросил, как добраться до деревни Дубовье.

– О, это вам к Игорéвичу надо, – уверенно пояснил мужик. – Сам сказать не берусь, а он поможет. Если захочет, конечно.

– И где искать его, Игорéвича?

– А чего искать-то? Вот же он. – Мой собеседник показал на какую-то удалённую, расположенную у самой лесной опушки скамейку, где сидел немного ссутулившийся дедок в армейском камуфляже.

– Полностью его звать как? По имени-отчеству?

– Да кто ж его знает? Игорéвич, он Игорéвич и есть.

Вблизи старичок Игорéвич выглядел очень колоритно. Крепкий, сильный, невысокий, но широкоплечий, в превосходно сидящем, несколько поношенном полевом военном обмундировании без опознавательных знаков, всепогодных армейских сапогах и без головного убора. Коротко стриженная шевелюра казалась совершенно белой, но густой, без намёков на лысину. Лицо у Игорéвича было сморщенное, загорелое, руки ухватистые, жилистые, с сильно выступающими венами. На тыльной стороне левой руки просматривалось схематичное изображение выглядывающего из-за горизонта солнца и надпись: «ДАЛЬСТРОЙ». Разговор с Игорéвичем получился кратким, но плодотворным. Я безлично поздоровался, на что дедок молча кивнул и ни с того ни с сего вдруг задал вопрос:

– С того берега?

– Да, с парома съехали, – подтвердил я.

Старик в ответ снова кивнул и опять спросил:

– Из Москвы, значит? Номер-то московский. Знаешь, что у этой пристани давеча было?

– Что? – попался я.

Разговор сразу уходил куда-то не туда, что мне очень не понравилось.

– Транспортная авария. Катер тут с внедорожником столкнулся. У самого берега на мелководье джип помыться заехал. Тоже вот московский. А на катере пьяный до изумления мужик на него налетел. Катеру ничего не сделалось, а у джипа бампер поцарапало, капот помяло и вроде как крыло зацепило. Владелец джипа вызвал гаишников, те полчаса ржали, а когда отошли немного, то заявили: так, мол, и так, мы тут вообще не в теме и не при делах. Не дорожная это авария. Не на дороге. Водную охрану вызывай. Ну что делать, мужик вызвал. Водник причалил, три тыщи рублей штрафу катеристу выписал – за то, что пьяный по реке гонял, и пять кусков водиле джипа вломил – за то, что машину мыл, где нельзя. Запрещено здесь машины мыть: охранная зона. Ты своему приятелю так и скажи, а то мало ли что…

Небо было чистым, августовское солнце ещё припекало. Сверху пару раз каркнул ворон. В кронах деревьев громко и попеременно стрекотали певчие кузнечики. У дороги, с обеих её сторон, как и полагается для этой поры года, торчали высокие цветы борщевика. Не слишком часто, но достаточно, чтобы обозначить своё устойчивое присутствие на обочине. А дальше по обеим сторонам тянулся густой, хотя и немного запылённый лес.