Последующие пять часа мы провели с Рангику за работой. Точнее провела я — Мацумото лишь изредка подсказывала мне, что именно я должна была написать. Мы болтали о всяком. Итиро парой слов перекинулся с Тоширо — рассказал ему последние новости о зависимых (ну, последние для него, так как от Киске мы уже получили больше данных). Хицугая тоже сказал, что они с Укитаке и Кьёраку ничего не отыскали в архивах центральной библиотеки и высказался обо всём происходящем как о начинающей тревожить его проблеме.

Тема быстро исчерпала себя. Хицугая ещё раз поучаствовал в нашей «пустой болтовне», как он выразился, когда я рассказывала про семью Ичиго. И он, и Рангику не сильно удивились тому, что Куросаки — сын их бывшего капитана. По их словам он очень сильно похож был на него, правда, на Кайена — сильнее. Ну, что, правда, то правда. К тому же они там сплошь и рядом все друг другу родственники.

Мацумото, наконец, затронула самую важную, по её мнению, тему — тему наших с Кучики отношений. Я, она и Бьякуя были примерно одинакового возраста. В тот год, когда Гин окончил академию синигами (а он окончил её всего за год), я только-только поступила в неё, правда меня тут же перевели на второй курс к Мацумото. По многим причинам. Раскол души не позволял мне нормально концентрировать реацу в нужной для меня точке тела, от чего кидо и сюмпо у меня выходили плоховастенько — вся моя духовная сила уходила на поддержание её (души) целостности. Но меня быстро научили рациональному расходу реацу, в частности в этом мне помог брат, Йоруичи, Ичи-тян*, а также немного Гинрей-сама, и я быстренько нагнала Мацумото, а потом и перегнала. Закончила я на год раньше, чем она, т.е. проучилась четыре года, вместо положенных шести, из-за чего она долго дулась на меня и заодно — на Гина. Вроде как друзья, а бросили одну.

Сейчас, казалось, она забыла обо всём, что было. Об этой временной пропасти между нами. Говорила от души, так, как умеет. Беззаботно щебетала о всяких мелочах, изредка вклинивая в свою песню (речью это не назовёшь) советы по оформлению отчёта (стандарты вроде как не поменялись, но я никогда не заполняла их от лица лейтенанта десятого отряда). Рядом с ней моя скованность помахала мне белым платочком из последнего вагона поезда, отходившего от станции «Навязчивые мысли». Спустя каких-то минут 15 я уже откровенно рассказывала обо всём, что произошло в поместье этим утром. Благо Хицугая ушёл, а Итиро было абсолютно до лампочки наша болтовня — он задремал прямо на диване в сидящей позе, но что-то мне подсказывало, что стоит мне только подумать о побеге, как его широкая грудь тут же загородит дверной проём. Рангику внимательно меня слушала, изредка вставляя свои комментарии или вопросы по поводу отдельных деталей — ей нужны были все подробности, чтобы составить полную картинку. Вместе мы пришли в выводу о том, что Кучики — последний засранец, и тогда я рассказала ей о том, что случилось уже в кабинете. Вы бы видели её глаза! Точнее маниакальный блеск в них! Что-что, а дела любовные Рангику обожала. Особенно ей понравилась сказанная мной наиглупейшая фраза с предложением отведать моей губы капитану и то, как он сперва обследовал, а потом выдёргивал эту настрадавшуюся часть лица из моих зубов.

— Он явно по уши в тебя влюблён, как и сто лет назад.

— Т-ш-ш. Рангику! — крикнула шёпотом на неё я, покосившись в сторону Ли. Он вроде признаков жизни не подавал. — Не говори так. Мне достаточно смущения на сегодня.

— А, что, ты разве так не думаешь? — удивлённо спросила Мацумото, инстинктивно переходя на шёпот.

— Я не знаю, что думать, — вздохнула я. — Столько лет прошло. Хранить подростковую влюблённость столько практически невозможно.

— Но ты же хранишь.

— Я же сказала — практически, — я вновь вернула своё внимания отчётам и принялась выводить кандзи на белых листах. Только мой далеко не изящный почерк вновь напомнил мне об лавандовоглазом обладателе кубка по каллиграфии всех времён.

— Это была явно не влюблённость, — продолжала рассуждать как бы для себя Рангику, помахивая ногами — она лежала на животе, опёршись подбородком о ладони и локтями об пол. — Видела бы ты его, когда он осознал, что ты действительно ушла в Мир живых. Уже хотел из дома бежать за тобой, даже вещи собрал. Я кстати с ним собиралась.

Я заинтересованно подняла брови, продолжая писать, зная, что Рангику это увидит и примет за приглашение продолжать.

— Нас тогда Хаякава поймала. То есть, как поймала… Мы почти выбежали из поместья — я тогда вроде как в гости к нему приходила погоревать о нашей потеряшеке вместе — и столкнулись с ней. Она сидела такая печальная, такая разбитая у озера и тихо плакала. Слёзы ручьями стекали по её щекам и падали в воду, но она не дала себе и звука издать. Настоящая леди. Сильная женщина. Я всегда ей восхищалась, — Мацумото призадумалась, видимо, что-то вспоминая, но потом продолжила:

— Она так посмотрела на нас. Словно бы у неё отняли всё: солнце, луну, звёзды. Отняли смысл её жизни. Её жизнь. Посмотрела и сказала… Прошептала точнее: «Я не верю. Она вернётся. Обязательно вернётся. Надо только подождать», — боковым зрением я увидела, как Рангику слегка улыбнулась и вновь осмотрела меня. — Она не пыталась нас остановить, нет… Но мы больше и шага не ступили с Бьякуей. Он бросил свою сумку и подлетел к матери на скорости большей, чем у Йоруичи. Они так долго обнимались. Она плакала, он шмыгал носом. Ты только никому не говори, а то он всю репутацию свою растеряет.

Я хихикнула, переворачивая страницу на обратную сторону, проверяя там все записи.

— С тех пор Бьякуя почти не расставался с матерью, отцом и дедом. Словно боялся потерять ещё и их. За столько лет нашего общения, пусть и мимолётного, я не видела, чтобы он столько времени разговаривал с матерью о всяких пустяках, о которых не говорят обычно мужчины. Поэзия, музыка, искусство. Все темы, на которые говорили вы… Хаякаве становилось лучше, он старался заменить тебя ей как мог, хотя сам очень страдал. Стал замкнутым. И сдержанным. Количество вспышек гнева стремительно достигало нуля. Он стал тренироваться в три раза усиленнее, повторяя, как мантру, что станет достаточно сильным, чтобы одолеть весь Совет 46, восстановить справедливость и вернуть тебя и твоего брата в Сейрейтей. Никто не верил, что капитанов и лейтенантов убили Тессай и твой брат, даже главнокомандующий, но перечить Совету никто не мог.

— Что за любовный роман, Рангику? Не неси чепухи, — усмехаясь, прошептала я.

— Это правда, — она действительно говорила серьёзнее.

— Да? Отчего же не победил? Не добился справедливости и не пришёл за мной?

— Просто… он встретил Хисану.

Перо чуть ли не выпало у меня из рук. Вот это действительно было занимательно, я живо подняла свой заинтересованный взгляд на Рангику. Однако девушка выглядела так, словно спорит сама с собой, рассказывать мне или нет. Да и взгляд у неё был какой-то извиняющийся.

— Я точно не знаю подробностей… — наконец заговорила она, не увидев на моём лице враждебности. — Знаю только, что Хисане-тян угрожала голодная смерть в одном из самых опасных районов Рукона. Капитана Кучики отправил туда вместе с группой синигами из шестого отряда Гинрея-доно, чтобы устранить какого-то преступника. И он встретил её, — она вновь помолчала. — Вообще, сперва он её спас, как в память о тебе. Помнишь же нашу вылазку в Рукон?

Я кивнула. В тот день Рангику решила вытащить меня посмотреть большой мир, так сказать. Об этом узнал Бьякуя и категорически запретил мне туда идти. Да, деспотом он был уже тогда, я говорила. В итоге Мацумото уломала его, он пошёл за нами.

Богатеньких детишек не миролюбиво встретили в Руконе, но никто не решался к нам подойти, видя угрюмый взгляд Бьякую, его занпакто на поясе и отличительный знак клана Кучики на одежде. Да и у нас с Мацумото были катаны, но что-то мне подсказывает, что даже будь у нас ядерная пушка, нас бы не испугались так, как Кучики. Мы прогуливались по Рукону в самых таких хороших районах, пока я не решила узнать настоящий мир, настоящий Руконгай с его грязью и смертью, дышащей в затылок на каждом углу. Как вы понимаете, Бякуя был не в восторге, но поделать ничего не мог — наши ангельские взгляды с Рангику не дали ему и трёх слов возмущения произнести.