Ленивый гений: «Первый раз — когда Вы с Йоруичи уже прошли Сенкаймон. Женщина применила куклу. От Куросаки-сана пахло дымом не меньше 12 часов. Не знаю, что точно произошло, но мужчина схватил женщину. Не похоже, чтобы они работали в одной команде. Час назад мужчина появился один и снова напал. После прибыла и женщина»

Я: «Тебе так нравятся эти два слова: «мужчина» и «женщина»? Ближе к делу, балабол»

Бьякуя негромко хмыкнул за моей спиной — на смех он видимо был не способен. Вот же ж ледышка.

Ленивый гений: «Ночью от рук мужчины погибла гражданская. Сегодня днём женщина украла Исида-куна»

Я впала в ступор. Что? Он серьёзно? Не похоже, чтобы Киске шутил.

Бьякуя выхватил из моих рук телефон, ближе придвигая к себе экран — видимо, чтобы лишний раз убедиться в том, что всё правильно прочитал. Беззаботно болтающие до этого капитаны замолкли и серьёзно посмотрели на него — видимо, разобрали в его ледяных глазах, что время для веселья подошло к концу.

Придя в себя, я снова схватила бедный гаджет, строча по клавиатуре со скоростью Йоруичи в сюмпо. Чуть ноготь не сломала, а он мне дорог — я так их всех рощу, ухаживаю, подпиливаю не для того, чтобы какой-то презренный телефон мне их испортил.

Я: «Что значит украла???!!!»

Ленивый гений: «Как Йоруичи тебя сегодня ночью»

— Что-то случилось? — спросил Кьёраку. Я пребывала во втором ступоре, отчего за меня ответил Бьякуя:

— Объявился второй зависимый — мужчина. Он убил человека. А женщина похитила квинси.

— Эх, пойду я в двенадцатый отряд, — придерживая свою шляпу, звучно вздохнул Сюнсуй. Укитаке и Кьёраку попрощались с нами и вышли из кабинета.

Что-то мне подсказывает, что зависимых куда больше, чем просто парочка. И зачем же им понадобился квинси?

Эх, надо было прочитать про ту войну.

====== Глава XXIII. Совершенный деспот и плебейка я ======

Мы всегда должны выбирать, кого впускать в наш маленький мир. Ты тоже несовершенен. Эта девушка, которую ты встретил, — она тоже несовершенна. Главное в том, совершенны ли вы друг для друга.

Умница Уилл Хантинг

Мы остались с Бьякуей наедине. Он как обычно не замечал меня, погрузившись в свои мысли и работу. Так что, пока он не обращал на меня своего аристократичного внимания, я просто стояла у стеллажей (я и не отходила от них) и рассматривала его.

Он заметно изменился. Сто лет ведь прошло как-никак. Черты его лица стали взрослее, мужественнее. А его глаза утеряли интерес ко всяким мелочам, и теперь взгляды, которыми они одаривали предметы и людей вокруг себя, сквозили холодным расчётом, а чаще надменностью, высокомерием и непомерной гордостью. И как он вмещает своё эго в форму синигами?

Иногда и я могла увидеть в его серо-лавандовых глазах ту незыблемую мораль, о которой так много говорили. Но всё же чаще наталкивалась на надменность.

Бьякуя никогда не забывал, кто он. Кажется, даже наедине с собой он не позволяет себе маленькие вольности, присущие любому человеку, как мы, просите меня за выражение, плебеи. Наверное, он просто не человек.

Его речь отличается от речи остальных. Даже такие зарекомендовавшие себя в лучшем свете синигами, как Укитаке, Кьёраку, Сой-Фон, Комамура, Ичимару (ну о нём отдельный разговор) и некоторые другие известные мне, не так дотошно следят за своей речью. Бьякуя, даже не то, что следит, кажется, что он в принципе знает только те слова, которые можно отнести к разряду нейтральной, книжной, а иногда — и научной лексики. Никаких слов паразитов, никаких ругательств, жаргонизмов или эрративов (если не считать эрративом* искажение моего имени с Нацуми на Нацу).

Он всегда держит осанку, он всегда двигается и делает всё до одури идеально, он молчит, если считает нужным молчать, и пользует человеческой речью только тогда, когда видит в этом надобности. Он не говорит с собой или с предметами, как это часто делают «обычные». Его мысли только его достояние. И, опять же, делится он ими в случае необходимости (рассказывать черепу о своих внутренних метаниях явно несильная необходимость).

Вредные привычки? У него их нет! Он не пьёт и не курит, и в принципе ни чем не злоупотребляет. Он во всём знает меру. Даже если говорить о книгах — а Бьякуя читал много, — его нельзя назвать книжным червём. Он всегда знает, сколько, когда и для чего прочитал. А грызть ногти или ковырять в носу — Король душ вас упаси, если вы хотя бы подумаете, что он способен таким заниматься!!!

Не то, что я… Нет, конечно, я не алкоголик и не наркоман, да и мои ногти-домики у меня всегда целые (говорила же, что я обожаю свои белые коготки!). Но у меня были свои… как сейчас говорят? Закидоны? У меня были свои «закидоны». Точнее малипусенькие привычки, от которых я не могла избавиться, так как в принципе не замечала, когда они дают о себе знать.

Например, я часто напеваю какие-нибудь мелодии. Это конечно не курение, но тоже привычка, и некоторых раздражает (наверное). Или вот — я жуткая забывашка. В плане памяти на факты, истории, обидки и тому подобное — это у меня из головы не выкинешь. Особенно обидки. Но «рутинные» вещи я частенько забываю. Ту же самую Бенизакуру я оставляла в танцклассе в 9 из 10 случаев.

Или мой вечный недосып — тоже привычка. Из-за постоянных кошмаров, которые я принимаю уже как данность, я не могу спокойно спать. Мой организм уже поднатаскался, и теперь ему не составляет труда избавить меня от подскакивания на кровати посреди ночи, так как он вполне может обходиться без сна около 40 часов, или «насыщаться» всего пятичасовыми объятиями Морфея.

А ещё я жуткий перфекционист, вечно о чём-нибудь задумываюсь и выпадаю из реальности, задеваю лбом или пальцами углы, полки, стены (всё, что угодно), беспокоюсь по пустякам. Плюс ко всему я нервная, непоследовательная, иногда нерешительная и много чего ещё.

Эх… никто не совершенен. Кроме Бьякуи, конечно.

Бьякуя действительно был слишком идеальным (не устану это повторять, ведь это так). Слишком правильным (до скрипа зубов). Слишком совершенным. Слишком прямая спина, слишком чёрные и слишком идеально уложенные волосы, с которыми контрастировал слишком белый кенсейкан и шарф. Слишком совершенная кожа, слишком правильные черты лица. Слишком серые глаза со слишком восхитительными лавандовыми крапинками в их радужках смотрели слишком пронзительно, слишком холодно, слишком изучающе, но всё равно были слишком притягивающие. Он подобно хищнику словно гипнотизировал меня (да и не только меня — в этом я уверена, по нему же большая часть женщин-синигами ночами тоскует). Губы слишком идеально пропорциональные, слишком красивые, что порой мне приходится сдерживать себя всеми силами от желания прикоснуться к ним своими, неровными (нижняя губа у меня, как и у Киске, была полнее верхней). Слишком идеальные пальцы будто бы были предназначены для фортепиано или любого другого музыкального инструмента. Слишком изящные кисти слишком изящно взмахивали, будто порхая над очередным листом отчёта, когда эти же слишком идеальные пальцы выводили на нём ну слишком идеальные кандзи. Слишком сильные руки, слишком мужественные плечи…

— Хочешь прогуляться?

Слишком низкий, бархатный и сексуальный голос… Это что, дрожь?

Ммм… он что-то сказал?

— А? — спустя, наверное, минуту отозвалась я, прекратив позорное рассматривание Кучики. Не пристало леди так себя вести, но, к счастью, Бьякуя ничего не сказал. Надеюсь, он не заметил, что я бесстыдно пялилась на него минут десять.

И когда он успел подойти так близко?

— Ты всё так же периодически выпадаешь из реальности, — выражение его лица не сменилось, но вот его взгляд смотрел почти что насмешливого — я смогла это заметить. — Ты хочешь уйти? — повторил он вопрос, смотря прямо мне в глаза.

— Я не совсем понимаю, — смутившись, пробормотала я.

— Ты так смотрела… — о чёрт, он заметил?! — Мне казалось, ты дыру во мне прожжёшь. Всё ещё обижаешься на мои слова?

— Какие слова? — о чём он? Почему он заставляет меня чувствовать себя дурочкой?